Наследник чародея. Школяр. Книга первая (СИ) - Рюмин Сергей. Страница 49
— Ты скажи, что надо-то? — спросил я.
— Тут такое дело, — отец смутился. — Катя моя беременная. 4-й месяц пошел. И у неё что-то непонятное: то голова кружится, то обморок. Врачи говорят, всё в пределах нормы. Может, посмотришь, а?
Я улыбнулся:
— Бать, конечно, посмотрю! Можно даже сегодня. Как приеду…
— Я тогда к тебе часа в три зайду?
— Договорились!
Отец хлопнул меня по плечу. Впервые вот так хлопнул. Как равного.
И ушел. А я стал собираться дальше.
Maman меня встретила в коридоре. Вид у неё был прямо-таки совсем не больной. Даже поправляться начала. Щечки надулись.
Мы обнялись. Она, чуть смущаясь, чмокнула меня в щеку. Я сел на кушетку, стоящую рядом с входом в палату, поставил на неё сумку. Maman села рядом.
— Представляешь, мои соседки считают, что ты мой брат! — смеясь, сообщила она. — А я возьми и скажи, что ты не брат, а ухажёр. И они поверили!
— Ну, а что? — улыбнулся я. — Ты у меня вон какая красотулечка! Совсем не скажешь, что ты дама бальзаковского возраста…
— Ах, ты поросёнок! — maman, шутя, отвесила мне затрещину.
— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался я.
— Да вроде нормально, — ответила maman. — Врачи говорят, что надо обследоваться, что непонятно всё… А у меня всё отлично, ничего не болит. Ох, я и выспалась сегодня!
Maman потянулась.
— Красота!
— Ты вещи отнеси, — я кивнул на сумку. — Что там не нужно, отдай.
— Ах, ты ж мой хозяйчик, — maman снова чмокнула меня в лоб, подхватила сумку и ушла в палату. Мне показалось, что она не только поправилась, в смысле, выздоровела, но и помолодела.
Из палаты она вернулась очень быстро, успев одеть халат, который я ей привёз, сунула мне в руки пустую сумку.
— Пойдем на улицу!
Maman показала мне еще один выход на улицу, прямо напротив её палаты. Мы отошли подальше, сели на лавочку.
— Ну, рассказывай, как ты без меня там живешь, скучаешь, страдаешь, плачешь в одиночестве в темноте?
Её шутливый тон прибавил мне настроения. Я, едва сохраняя серьезное выражение на лице, подтвердил:
— Очень скучаю, плачу, страдаю, голодаю, тётю Машу объедаю!
Мы засмеялись.
— Да всё нормально, — сообщил я. — Батя меня из деревни привёз. В магазин я сходил, продуктов набрал. Менты приходили. Мы с тётей Машей заявления им написали.
— Какие заявления? — maman напряглась. — Какие менты?
— А разве к тебе не приходили? — я осторожно «перевел стрелки». — Насчет нападения?
— Пока нет, — maman покачала головой.
— Ну, и фиг с ними! — я махнул рукой и шутливо сказал. — Ты это, давай, поправляйся! Нечего тут разлёживаться!
— Завтра скажут, — ответила maman. — Врачи консилиум собирать будут. Сегодня еще два рентгена после обеда сделают. Утром анализы взяли.
Она вдруг погрустнела, обняла меня, положила голову на плечо.
— А отец не захотел придти?
— Мам, — я тоже прижался к ней. — У него своя семья…
— Ладно!
Maman чуть отстранилась от меня, зачем-то погладила меня по плечу, вздохнула.
— Я тебе там пару книг привёз, — сообщил я. — Лежи, отдыхай! А выйдешь, может, в отпуск куда-нибудь рванём?
— Куда? — грустно усмехнулась maman. — У нас в этом году сплошные больничные. Кто меня в отпуск отпустит? Да и денег нет.
— Так, что только обратно к бабке в деревню! — подытожила maman, вставая с лавочки. — Пойдем, сыночек. Проводишь меня до палаты…
В коридоре перед дверью maman вдруг ухватила меня за рукав:
— Тут с детской травматологии, где ты лежал, твой бывший лечащий врач заходил. Помнишь? То ли Сергей Иванович, то ли Сергей Николаевич. Очень просил к нему подняться. Хочет на тебя посмотреть, как ты себя чувствуешь. Сходи, пожалуйста!
Я непроизвольно почесал затылок. Новость была несколько неожиданной. Если Сергея Николаевича интересовало моё здоровье, почему вдруг он спохватился именно сейчас?
На прощанье чмокнул maman в щечку и пошел по лестнице вверх, в детскую хирургию-травматологию. Вот такое у нас размещение отделений в больнице скорой медицинской помощи: травмпункт на первом, рентген на шестом. Лифт не работает.
Шутка. Лифт работал. Но я прошелся пешком. Точнее, бегом. На одном дыхании. Зашел в отделение, прошел к ординаторской, постучал, заглянул в кабинет:
— Здрасьте! А Сергея Николаевича можно увидеть?
В кабинете среди столов, заваленных бумагами, сидела одна худенькая врачиха в громадных в пол-лица очках. Она подняла на меня глаза, махнула рукой, причем так, что у неё выскочила ручка:
— Он у заведующего! Туда идите. Не мешайте работать!
— Спасибо!
Кабинет заведующего, как я помнил, был чуть подальше по коридору за углом первая дверь. Я подошел, стукнул раз и, не дожидаясь ответа, открыл дверь:
— Добрый день! А Сергей Николаевич здесь?
В кабинете за приставным столом друг напротив друга сидели Сергей Николаевич и заведующий Захар Петрович (его имя я прекрасно помнил — еще раз отдельное спасибо товарищу Герису!). Оба взглянули на меня, потом переглянулись между собой.
— Приземляйся! — весело предложил Захар Петрович, показывая рукой в сторону кресла. — Рассказывай, как ты себя чувствуешь? Есть ли какие головокружения? Голова болит? Тошнота? Ходишь как, нормально?
Вывалив на меня всю эту кучу вопросов, касающихся моего здоровья, завотделением, этот добрый старый дядька, замолчал в ожидании ответов.
У меня же сложилось впечатление, что все эти мои ответы насчет моего здоровья ему, в принципе, и не нужны, что всё это так, для затравки беседы, для отвода глаз. Ну, не ощущал я, чтобы его так сильно интересовало моё состояние.
— Всё хорошо, — нейтрально ответил я. — Жив, здоров.
— Это радует, — задумчиво заметил Захар Петрович. — Что всё хорошо…
— Я вас не задерживаю, — он взглянул в сторону Сергея Николаевича. Тот кивнул и вышел.
— Это хорошо, — повторил Захар Петрович. Старичок (а кем же он мне еще казался?) встал, обошел стол, сел в кресло рядом со мной.
Пару, может, дольше, минут мы молчали. Врач то ли не решался заговорить, то ли изучал меня, буквально сверля взглядом. А мне и сказать было нечего. Он меня пригласил к себе, не я его, в конце концов!
Я уж, честно говоря, хотел на него слегка надавить магией Разума, благо Гесер пару конструктов показал-смоделировал — подчинения и правды. Особо магией Разума он со мной не занимался, разве что с основами ознакомил да несколько конструктов продемонстрировал, парочку заставил заучить.
Я изобразил на лице честно-благородно-придурковатый вид, уставившись собеседнику в переносицу. Захар Петрович сдался первым, опустил взгляд и выдал:
— Понимаешь, я догадываюсь, что ты обладаешь определенными способностями. Причем, такими, которые не поддаются научному объяснению. Так, не перебивай, молчи!
Он нервно встал, вытащил из кармана белого халата пачку «Родопи», выбил одну сигарету, сунул в рот, прикурил от спичек. Выпустив клуб дыма в потолок, он повернулся ко мне и продолжил:
— Сначала твоё внезапное выздоровление, когда у тебя фактически не было шансов выжить. Далее: все дети вокруг тебя выздоравливают, причем от таких болезней, которые считаются неизлечимыми. И, наконец, неожиданно резко выздоравливает твоя мать.
Я молчал. Он затушил сигарету в пепельнице, сел напротив:
— Если первые два случая связать непосредственно с тобой было нереально, то вот третий всё расставил по своим местам.
Я пожал плечами, предпочитая отмолчаться. Молчание — оно, как говорится, золото… А тут еще реально запахло тем, о чём мне всё время твердил Гесер.
Не выдержав, Захар Петрович снова заговорил:
— Я не знаю, как ты это делаешь, но ты должен помочь…
Он резко замолчал. Я осторожно ответил, тщательно взвешивая каждое слово:
— Всё это интересно, Захар Петрович. Но я не понимаю, причём здесь я, и что я кому-то должен? Кому я что-то успел задолжать?
— Там в палатах лежат больные дети! — резко ответил Захар Петрович, повышая голос. — Мы тебя вылечили, ты должен нам помочь вылечить их! Дети… Там 7-летняя девочка с лейкемией лежит. Переломы голеней. Состояние вроде бы стабилизировалось, но…