Рони, дочь разбойника - Линдгрен Астрид. Страница 13

– Я тебя обыскался, – сказал он. – Всеми злобными друдами заклинаю тебя, скажи, что ты здесь делаешь? Она схватила старика за руку и повернула назад.

– Нельзя же день за днем только и делать, что разгребать снег, – ответила она. – Пошли, пошли, теперь мне уже хочется поскорее выйти на воздух.

Ей и в самом деле этого хотелось! Только теперь она по-настоящему поняла, что сделала. Она проложила путь к башне Борки! И рано или поздно Маттис это узнает.

Даже если он и не такой хитрый, как старая лиса, все же он сообразит, что теперь есть наконец возможность добраться до Борки и выкинуть его из Северной башни. «Он и сам мог бы это уже давным-давно сообразить», – думала Рони, но была рада-радешенька, что ему это не пришло в голову.

Странно, но теперь Рони уже не хотелось, чтобы шайку Борки выгнали из их замка. Пусть они все там живут. Нельзя же, чтобы из-за Борки выгнали Бирка! Она должна сделать все, чтобы разбойники во главе с Маттисом не прошли в Северную башню через проход, который она расчистила. Поэтому прежде всего ей надо было увести отсюда Лысого Пера, не то, чего доброго, ему придут в голову всякие ненужные мысли.

Старик семенил рядом с ней, и вид у него был очень хитрый. Правда, у него всегда был такой вид, словно он наперед знал все тайны, какие только есть на свете. Но на этот раз Рони все же обвела эту старую лисицу вокруг пальца.

– Твоя правда, – подхватил он, – скучно все дни напролет разгребать снег. А вот в кости играть все дни напролет можно. Ты согласна, Рони?

– Да, в кости играть можно все дни напролет. Вот сейчас и начнем, – воскликнула Рони и потащила Лысого Пера за собой вверх по крутой лестнице.

И она играла с ним в кости до тех пор, пока Ловиса не запела Волчью песню. Но все это время Рони думала о Бирке.

Завтра! Это было последнее слово, которое она произнесла про себя, прежде чем окончательно погрузиться в сон. Завтра!

7

И вот это завтра наступило. Она должна пойти к Бирку. Как можно скорее! Но ей пришлось подождать, пока все не разошлись. Утром у всех были дела. Однако в любую минуту в зал мог заглянуть Лысый Пер, а его вопросы были ей ни к чему.

«Позавтракать я могу с тем же успехом и в подземелье, – решила Рони. – Здесь все равно не будет покоя».

Она торопливо сунула кусок хлеба в свой кожаный мешок и налила козьего молока в деревянную флягу. Никто не видел, как она сбежала вниз по каменной лестнице. И несколько минут спустя она уже стояла у завала.

– Бирк! – крикнула она, боясь, что его там нет.

Никто ей не ответил, за завалом из камней не слышно было ни звука. Рони так огорчилась, что чуть не заплакала. А вдруг он вообще не придет! Может, забыл или, что еще хуже, передумал. Ведь что ни говори, она из шайки Маттиса, а он – сын Борки, атамана враждебной им шайки, и, все обдумав как следует, он решил не иметь с ней больше никакого дела.

Вдруг кто-то дернул ее за волосы. Она даже вскрикнула от испуга. Что ему здесь надо, этому Лысому Перу? Почему он опять рыщет по подземелью и все ей портит?

Но это оказался не Лысый Пер, а Бирк. Он стоял рядом с ней, улыбаясь, и его зубы белели в полутьме. А кроме зубов, она ничего не могла разглядеть, так тускло светил ее фонарик.

– Я уже давно жду, – сказал Бирк.

Рони почувствовала, как радость вспыхнула в ней. Подумать только, у нее есть брат, который ее давно ждет!

– А я как долго жду! – сказала она. – С того самого дня, как ты спас меня от тюхов.

Они замолчали, не зная, что сказать друг другу, и долго стояли молча, радуясь, что они вместе.

Потом Бирк поднял свою самодельную свечку и осветил лицо Рони.

– Глаза у тебя по-прежнему черные-черные, – сказал он. – Ты такая же, как была, только чуть бледнее.

Только теперь Рони увидела, что Бирк зато совсем не такой, каким он ей запомнился. Он очень сильно исхудал, лицо у него как-то вытянулось, а глаза стали огромными.

– Что это с тобой? – воскликнула она.

– Ничего, – ответил Бирк. – Просто я мало ел, хотя мне и дают больше еды, чем всем остальным в башне Борки.

Рони не сразу поняла, что он сказал.

– У вас есть, что ли, нечего? Вы не едите досыта?

– У нас давно уже все ходят голодные. Еды почти не осталось. Если весна задержится, мы и вправду отправимся в тартарары, как ты нам не раз желала, помнишь? – спросил он и засмеялся.

– С тех пор много воды утекло, – сказала она, – тогда у меня еще не было брата. А теперь у меня есть брат.

Она развязала кожаный мешок и отдала ему весь хлеб, что принесла.

– Ешь, раз ты голодный.

Бирк издал какой-то странный звук, похожий на тихий крик, схватил хлеб обеими руками и принялся его есть так жадно, словно Рони здесь не было, словно он оказался здесь один на один с этим хлебом. И съел все до последней крошки. Тогда Рони протянула ему деревянную флягу.

Он тут же приник к ней губами и выпил залпом все молоко до последней капли.

Потом он смущенно посмотрел на Рони.

– Ты сама, наверно, есть хочешь?

– Я не голодаю. У нас дома полно еды, – ответила она.

И правда, кладовая Ловисы просто ломится от продуктов. Великолепный свежий хлеб, козий сыр, масло, яйца, бочонки с солониной, копченые бараньи окорока, висящие на стропилах, лари с мукой, крупами и горохом, кринки с медом, корзинки с лесными орехами и мешки с разными кореньями и пряными травами, которые Ловиса собирала и сушила впрок, чтобы зимой класть в куриный бульон.

Куриный бульон! При одной мысли о том, как он вкусен, особенно после всей этой солонины и копченого мяса, которые приходится есть зимой, Рони вдруг почувствовала, что проголодалась.

Но ведь Бирк не просто вдруг проголодался, он долгое время не ел досыта, это видно. Но она не понимала почему. И Бирк ей объяснил:

– Пойми, мы сейчас нищие разбойники. До того как мы перебрались к вам в замок, мы тоже держали овец и коз. А теперь у нас остались одни кони, да и тех мы отдали на зиму крестьянам в долине. И правильно сделали, не то мы бы их за эту зиму точно съели. Кроме муки, репы, гороха и селедки у нас вообще ничего не было. А теперь и эти запасы кончаются. Ну и зима!

Рони почему-то чувствовала себя виноватой в том, что Бирку так тяжко пришлось этой зимой, что он так изголодался и отощал. Но смеяться он все же еще мог!

– Нищие разбойники! Да, вот кто мы теперь!… Разве незаметно, что от меня за версту разит бедностью и грязью? – спросил он с усмешкой. – У нас даже воды не хватает. Приходится растапливать снег, ведь в сильные морозы просто невозможно спуститься в лес к роднику. Ты когда-нибудь пробовала лезть вверх по веревочной лестнице с бадьей воды в руке, да еще когда метет вьюга? Вот то-то! Иначе ты бы знала, почему я не умыт! Словно какой-нибудь вонючий разбойник.

– Если хочешь знать, наши разбойники такие же немытые, как ты, – заверила его Рони, чтобы утешить.

А сама она была очень чистая, потому что каждую субботу перед сном Ловиса, усадив дочку перед очагом в лохань с горячей водой, терла ее мочалкой. А каждое воскресенье утром расчесывала ей волосы густым гребешком и Маттису тоже, хоть Маттис всеми правдами и неправдами старался от этого уклониться и жаловался, что она хочет выдрать у него все волосы. Но Ловиса умела настоять на своем.

«С меня хватает двенадцати немытых разбойников, – говорила она. – А уж атамана я буду причесывать до тех пор, пока гребешок не вывалится у меня из рук».

Рони снова посмотрела на Бирка, осветив его лицо лучом фонарика. Может, Бирка дома и не причесывали, но его гладкие рыжие волосы были подобны шлему из красной меди. Горделивая посадка головы, длинная шея, прямые плечи…

«Какой у меня красивый брат», – подумала Рони.

– Будь каким угодно, пусть нищим, пусть грязным, но не голодным, – сказала она. – Я не хочу, чтобы ты голодал.