Рони, дочь разбойника - Линдгрен Астрид. Страница 21

– Прочь, мерзкие твари! – закричал Бирк. – Вылетайте, если не боитесь самого острого копья в этом лесу!

Но никто не вылетел. Зато послышалось злобное шипенье:

– Ч-человеки в лес-су с-серых гномов-в-в! Вс-с-се с-с-серые гном-м-мы, кус-с-сайте и бейте их! Кус-с-сайте и бейте их!…

Рони прямо зашлась от злости:

– Вон из нашей пещеры! Убирайтесь, серые гномы!… Проваливайте, не то я вырву все ваши космы!

И тут серые гномы в испуге толпой выбежали из пещеры. Они злобно глядели на Рони, щелкали языками и шипели, а она в ответ шипела на них. А когда Бирк пригрозил им копьем, они сломя голову ринулись вниз, цепляясь за выступы отвесной скалы, чтобы не сорваться.

Многим все же не удавалось удержаться, – они испуганно пищали и плюхались в пенистую воду реки. Бурное течение уносило серых гномов целыми стайками. Но в конце концов они, хоть и с трудом, но все же выбирались на берег.

– Гляди, как они здорово плавают! – воскликнула Рони.

– И хлеб едят не хуже! – добавил Бирк, когда, зайдя в пещеру, обнаружил, что эта нечисть слопала весь большой каравай.

Правда, других пакостей они натворить не успели, но то, что они побывали в пещере, уже было большой неприятностью.

– Дело дрянь! – сказала Рони. – Теперь во всем лесу только и будет разговоров, что про нас с тобой, про то, что мы живем в этой пещере, и каждая злобная друда будет знать, где нас найти.

Но в лесу нельзя бояться, это Рони твердили с детства. И оба они – и Бирк, и она – считали, что тревожиться заранее просто глупо. Поэтому они преспокойно убрали в пещеру все свои припасы, и оружие, и все прочее.

Потом они сходили за родниковой водой и закинули сеть в реку. На берегу они нашли плоские камни и сложили из них у входа в пещеру настоящий очаг. Только после этого они отправились далеко в лес за можжевельником, чтобы сделать Рони лук.

По дороге они увидели диких коней, которые паслись на поляне. Причмокивая и приманивая их ласковыми словами, попытались они подойти к Хитрюге и Дикарю, но ничего не вышло. Ни тот, ни другой жеребенок не собирались водить с ними дружбу. Легким скоком умчались они в гущу леса, где им никто не мешал спокойно щипать траву.

Остаток дня Рони просидела перед входом в пещеру, налаживая лук и выстругивая стрелы. На тетиву она пустила кусок своего кожаного ремешка. Потом долго и терпеливо училась стрелять из лука и в конце концов загубила обе стрелы. Она искала их в кустах до темноты, но безуспешно. Однако это ее не очень огорчило.

– Пустяки, завтра выстругаю новые.

– Смотри только не потеряй ножик, – снова предупредил ее Бирк.

– Ага, я знаю, это самое ценное, что у нас есть. Нож да еще топор.

И вдруг они заметили, что уже наступил вечер. И почувствовали, что сильно проголодались. День прошел в хлопотах, все время ушло на какие-то дела. Они куда-то ходили, что-то приносили, за чем-то бегали, все складывали, приводили в порядок, и у них не было даже минутки, чтобы почувствовать голод. Зато теперь они до отвала наелись хлеба с козьим сыром и копченым мясом. Потом запили еду холодной ключевой водой.

В это время года темнело поздно. Но усталость в теле говорила, что день окончился и что пришла пора спать.

В темноте пещеры Рони спела для Бирка Волчью песнь, и, представьте, на этот раз получилось лучше. Но ей снова стало грустно, и она спросила Бирка:

– Как ты думаешь, о нас вспоминают в замке? Наши родители? А?

– По-моему, было бы странно, если бы не вспоминали, – ответил Бирк.

У Рони перехватило горло, и она помолчала, прежде чем смогла продолжить разговор:

– Быть может, им грустно? Бирк подумал и сказал:

– Наверно, но только каждый грустит по-своему. Ундиса, конечно, грустит, но еще больше злится. А Борка места себе не находит от ярости, и все же печали в нем больше, чем злобы.

– Ловисе очень грустно, это я знаю, – сказала Рони.

– А Маттису? – спросил Бирк.

Рони долго молчала, потом сказала:

– Думаю, он рад, что я ушла. Легче будет меня забыть.

Ей хотелось верить в то, что она сказала. Но сердцем чувствовала, что это не так.

Ночью ей приснился Маттис. Он сидит на пеньке в густом лесу и так горько плачет, что от слез его образовался бочажок, на самом дне которого она сама, но маленькая, как в раннем детстве, играет шишками и камешками, которые он ей принес.

12

На следующее утро ребята чуть свет отправились к реке, чтобы проверить улов.

– Сеть надо вытаскивать раньше, чем закукует кукушка, – сказала Рони.

Она весело скакала по тропинке перед Бирком. Это была узенькая тропинка, которая петляла по молодому березняку, дружно сбегающему вниз по крутому откосу. Рони жадно вдыхала аромат нежных березовых листочков – как замечательно пахнут они весной! Поэтому она скакала и радовалась.

Бирк не спеша шел за ней, он еще не вполне проснулся и не сразу ответил:

– Если вообще есть смысл ее вытаскивать. Ты думаешь, там много рыбы?

– Знаешь, тут полно лососей, – сказала Рони. – Вот было бы отлично, если бы хоть один попался в нашу сеть.

– Отлично было бы, моя милая сестра, если бы ты не плюхнулась в воду.

– И это будет мой первый весенний плюх!

– Ага, весенний плюх! – воскликнул он со смехом, – Эта тропинка прямо создана для весенних плюхов. Кто ее протоптал? А?

– Маттис. А кто же еще? – ответила Рони. – Давным-давно, когда он еще перебирался летом в Медвежью пещеру. Ой, как он любит лососину! С детства он считал ее лучшим лакомством.

И Рони замолчала. Сейчас ей не хотелось думать о том, что любит или чего не любит Маттис. Тут ей вспомнился ее сон – его она тоже хотела как можно скорее забыть. Но эти мысли, словно назойливые мухи, все возвращались и возвращались. Пока она не увидела бьющегося в сети, сверкающего чешуей лосося.

Вот так рыбина! Такой хватит на неделю, не меньше. Выпутывая здоровенного лосося из сети, Бирк радостно сказал:

– Теперь голодная смерть тебе не угрожает, сестра моя. Это точно.

– Точно, – сказала Рони. – Но только до тех пор, пока не наступит зима.

Однако до зимы было еще далеко, что сейчас о ней думать?… Пока хватает и других забот.

Они потащили лосося наверх, к пещере. Выпотрошенный, покачивался он на палке, пропущенной сквозь его жабры. Кроме того, они еще прихватили и поваленную порывом сильного ветра березку, подвязав ее комель ремешками к своим поясам. Они как бы впряглись в нее и, словно пара дружных коней, поволокли тяжелый ствол на гору. Ведь без толстого дерева им теперь не обойтись. Надо выдолбить миски и смастерить другие предметы домашнего обихода.

Перед тем как тащить березку наверх, Бирк обрубил у нее все ветви, но при этом топор выскочил у него из рук и оцарапал ногу. Из ранки брызнула кровь, и Бирк оставлял за собой по тропинке кровавый след, но он не обращал на это никакого внимания.

– Пустяки! – сказал он. – Потечет – перестанет.

– А ты не задавайся! – сказала Рони. – Может, сюда забредет медведь, учует запах крови и побежит по твоему следу, полакомиться.

Бирк рассмеялся:

– А моим копьем он не хочет полакомиться?

– Ловиса, – задумчиво проговорила Рони, – всегда прикладывала к кровоточащим ранам сухой белый мох. Пожалуй, мне тоже надо им запастись, кто знает, когда ты снова рубанешь себя топором.

И Рони в тот же день принесла из леса немного мха и разложила его на солнце, чтобы высушить. А Бирк за это время поджарил большую рыбину.

Лососины они наелись до отвала. Много дней кряду они только и делали, что жарили лососей да выдалбливали березовые миски. Заготовить для них чурбаки было делом нехитрым. Вот дети и рубили по очереди топором, и уже через несколько дней перед входом в пещеру лежали штук пять отличных чурбачков, которые, казалось, только и ждали того, чтобы стать мисками.