Лихие. Смотрящий (СИ) - Вязовский Алексей. Страница 4

— Такого неприятного типа, — подсказал я ему.

— Рад, что вы меня понимаете, — качнул профессор седовласой головой. — Так что, если для вас моя просьба хоть что-то значит, то прошу вас, Сергей, просто забудьте об этой истории.

Я задумался, повертел ситуацию так и сяк. Прессануть Тихоновича нетрудно. Загоним под шконку — носа не покажет. Но тогда может нагадить, и еще как. Возможностей для этого у него предостаточно.

— Хорошо, — сказал я, вставая с дивана. Чая мне так и не предложили, кстати. — Если вы просите, то базара нет. Уважим. Пусть живет с целыми зубами. Но тогда и от меня просьба будет. Объясните этому… нехорошему человеку, что он кругом неправ. И если он еще раз такой… промах допустит, то мне придется его сильно огорчить. И ваша просьба его уже больше не спасет. Лимит добрых дел исчерпан.

— Я проведу с ним беседу, — свысока кивнул Геннадий Константинович.

Мы помолчали, наконец, я созрел спросить:

— Как вы решились сфабриковать мне алиби?

— Лена настояла, — нахмурился профессор — Ну и… не хотел быть должным за ту историю с бандитами.

Геннадий Константинович потрогал голову, там, где его приласкали кастетом.

Неужто и правда оклемался и почувствовал себя хозяином положения? Ну, мы это поправим вмиг. Подопечный всегда должен быть в тонусе, иначе он начинает думать, что крыша ему не нужна.

— Что же… благодарю. И кстати, профессор, — сказал я уже в дверях. — Вы что-нибудь про шадринских слышали?

— Краем уха, — признался тот. — В газетах в колонке с криминальной хроникой читал что-то… Вроде бы какая-то банда, отличающаяся невероятной жестокостью…

— Вот-вот, — кивнул я. — Именно, что невероятной. Те парнишки, что вас уработали, под ними ходили, заносили на общак. Так что у нас еще ничего не закончилось, а самое интересное только впереди. Оревуар!

Надо было видеть лицо профессора. Вся вальяжность мигом с него слетела.

— Лене передайте, пусть не дуется. Я не специально.

Я помахал ему рукой на прощание. Смотреть на перекошенное лицо Геннадия Константиновича было истинным удовольствием.

* * *

Родная коммуналка встретила меня детскими воплями и стуком сковородок. Зойка в бигуди возилась на кухне, Витька крутил болты в своей копейке и, наверное, уже нажрался с мужиками в гараже, а их спиногрызы разносили дом на дрова, искренне считая, что это они так играют. Я их разубеждать не стал.

— Привет, Сереж, кушать будешь? — Зойка, похоже, не удивилась ни моему появлению, ни моему отсутствию. Как будто вчера расстались.

— Картошечка? — мой рот наполнился тягучей слюной. Почку отдам за тарелку ее картошки с огурчиками. Чужую, конечно. Свою жалко.

— А что же еще? — невесело усмехнулась она. — Иди, я наложу.

Отказываться я не стал, и уже через пару минут наворачивал ее шедевр, закусывая хрустящими, в меру солеными огурчиками. Все-таки плохо, когда уксуса много. У Зойки было в самый раз. Этим рассолом поправляться хорошо. Сладковатый, с легким привкусом укропа и маринованного чесночка. Сказка просто!

— Шубу-то купила? — спросил я, давясь от жадности Зойкиной стряпней.

— Какое там! — она села напротив и подперла по-бабьи щеку кулаком. — На книжку положили, на черный день.

— Ты спятила? — я даже вилку уронил.- У тебя башка есть?

— А что не так? — похлопала она ресницами, став похожей на корову-рекордсменку.

— Да все не так! — выпалил я, дивясь ее непроходимой тупости. — Ты через год на них ведра картошки не купишь!

— Ой! — прикрыла она рот, признавая мою правоту. — А что делать-то?

— Доллары купи и спрячь, — сказал я ей. — Завтра же.

Черт… да ее кидалы рыночные разведут ксероксами. Как я генацвале.

— Боюсь я, — побледнела она. — Такие деньжищи!

— Гриша Кузнецов с тобой сходит, — сказал я, согласившись, что опасения ее не напрасны. — У него и рожа подходящая. Встретит и домой отведет. Завтра же! Поняла?

— Поняла! — кивнула она и метнулась в коридор. Там зазвенел телефон. — Тебя! Гриша!

Легок на помине!

— Босс, ты как? — услышал я в трубку. Нет, издевки не было. Копченый меня и впрямь боссом назвал.

— Лучше всех, — коротко ответил я. — Бока побаливают, но терпимо. К подъезду подгребайте.

И повесил трубку.

Пацаны подъехали через час и принялись обниматься. Как же сотового телефона не хватает, кто бы знал! Можно в ста метрах с нужным человеком разойтись, и не заметить. Когда же связь появится? За любые деньги куплю!

— Молодцом, братан! — сказали они. — Мы так-то напряглись, да Ленка твоя не сплоховала. На даче укрыла нас. Мы там… гы-гы… огурцы «тещи» твоей подъедали.

— Да? — спросил я, удивляясь происшедшему. Получается, Ленка папаню своего в известность не поставила, иначе он бы не преминул такой козырь выложить. Вот ведь отчаянная девка! Я хотел сказать это вслух, потому как категорически не одобрял ее поступок, но вместо этого ляпнул:

— И как огурцы?

— Говно! — уверили меня пацаны и заржали, как кони.

— Ладно, давайте к делам! — поморщился я. — Телефоны могут слушать. Поэтому по телефону говорить только о погоде и без имен.

— А как это?

— А так! — пояснил я. — Если хочешь про Копченого сказать, говори — Красавчик. Про Димона… э-э-э… тот русский парень. Понятно?

— Понятно, — кивнули пацаны.

— Тут такое дело, Серый, — негромко сказал Штырь. — Вахидовские ко мне подвалили втихую, чтобы братья не знали. Предлагают стволы по неплохой цене.

— Откуда? — напрягся я.

— На Кавказе склады в расход пошли, — сказал Штырь. — В Грозном уже черти что творится. Там секретаря горкома с третьего этажа выбросили. Какие-то бородатые с оружием по городу ходят и не боятся никого.

— Да… — тяжело вздохнул я. Дурацкий вопрос задал. А откуда еще могло пойти оружие в первой половине 90-х. Самый простой путь — Северный Кавказ.

— Берем? — спросил Штырь. — Я бы взял. Они не сдадут. Сами же от своих крысят.

— А по деньгам что?

— Макарыч триста бакинских, граната РГД-5 — сотка.

— Бери пять пистолетов, — кивнул я, задумался. — И пару гранат. Только аккуратно. Без палева. Стволы и лимонки из рук в руки не передавать. Только через тайник. Ясно?

Парни покивали.

— И ночью положите одну эргэдэшку на седушку начальнику станции. Димон, машину вскроешь?

— Легко, — кивнул Китаец — Обозначить ему хочешь?

— Ага, — ответил я. — Можно быть борзым. Можно быть живым. Но не то и другое одновременно.

Братва посмеялась, меня похлопали по плечам. Опять заболели ребра.

— Тогда до завтра, пацаны! — поднял я руку. — Завтра в пять встречаемся у его машины. Надеюсь, он поймет наш намек правильно. Я домой пошел. Важного звонка жду. Жратвы привезите, ладно? А то Зойку объедаю.

— Сделаем, — кивнули парни.

— А! — вспомнил я. — Ты, Карась, Зойку завтра к валютчикам на вахидовском рынке подведи. Пусть капусту, что мы ей дали, в баксы переведет. А стволы, что у нас на руках, закопайте от греха. Но так, чтобы не погнили. Мы им дело найдем. Горячие они, просто сил нет. На каждом по жмуру точно висит. Нам такое палево ни к чему на себе таскать. Ты, Копченый, прячешь. Так, чтобы никто не знал, где место.

— Сделаю, — кивнул тот, а его лицо перекосила гримаса удивления. — Серый! Мы пойдем, пожалуй!

— Чего это ты? — удивился я и завертел головой по сторонам. — Блин! Лена! Ты что тут делаешь?

Девушка была хороша! Так хороша до того, что у меня даже сердце защемило. Да и пацанов проняло не на шутку, это было заметно. Лена сменила пальто на плащ из тонкой замши и перетянула узкую талию пояском. На голове ее каким-то немыслимым чудом держался маленький красный беретик. Весеннее солнышко пригревало не на шутку, и она осторожно обходила лужи на тротуаре, боясь замочить сапоги.

— Привет, Ленок! — вразнобой сказали парни, глядя на нее с искренней симпатией, без всякого подтекста… Все-таки они уже признали ее своей, а это значит многое.