Уездный врач (СИ) - Куковякин Сергей Анатольевич. Страница 21
Да, что такое!
Опять у меня слюнки потекли!
Пришлось ещё кусок курника съесть.
Уффф…
Может ещё один?
Нет, пожалуй, пока хватит… Или нет?
Вот так и я сейчас поставленные мне вопросы решаю. Не сразу всё генеральское задание-курник в свой рот заталкиваю, а на частицы его делю. По отдельному кусочку проглатываю. То, чем озадачил меня начальник кафедры, это — слон. Он — большой, а ротик у меня по сравнению с ним — маленький. Много в него за один раз запихаешь — подавишься.
Сначала я первый вопрос из генеральского списка со всех сторон проработал, закончил с ним, а только потом за следующий взялся — отрезал от слона новый кусочек.
Его разжевал и проглотил, а тут и третьему по счету очередь пришла.
Всё зараз правильно и хорошо не осилить, тут подход нужен…
Я и не заметил, как мой курник ещё на ломтик сократился.
Теперь, когда я свой организм всяким-разным полезным напитал, можно и за очередной вопросик из генеральского списка браться.
Так, что там?
«О значении обнаруженных на нижних частях брюшных покровов изменений, в связи с предположением об уколах, причиненных при жизни в живот с целью получить кровь для жертвоприношений».
Меня аж передернуло и по спине табун мурашек пробежал…
Мля!
Я представил, как подвешенного вниз головой Матюнина острыми предметами в низ живота колют, чтобы кровушку из него путем сцеживания добыть…
Не, не, не!
Изуверство чистой воды это получается!
Весь цивилизованный мир от такого глаза под лоб закатит и руками как мельница замашет на нашего императора. Довёл де державу Николай Александрович до человеческих жертвоприношений. Куда уж дальше⁈
Вот ведь, что получается.
Я съел ещё кусок пирога и взялся за акт судебно-медицинского исследования. Что там у Минкевича понаписано? Есть основания о подобном говорить? На пустом месте данное умозаключение сделано?
Сейчас мне предстояло ещё кусочек слона съесть и не подавиться.
Что же, приступим.
Глава 30
Глава 30 А не сходить ли мне в баню?
Моё объедание пирогами было отодвинуто в сторону.
Работать сейчас мне требуется, а не услаждать свои вкусовые рецепторы и желудок.
Кстати, на нашей кафедре пирогами не побалуешься — не принято это. По крайней мере — в рабочее время.
Что там у Минкевича про низ живота Матюнина?
Я в который уже раз зашелестел бумагами.
Так, так, так… А, вот…
Я перечитал каракули уездного врача.
Бу-бу-бу, бу-бу-бу, сидит ворон на дубу…
Ну, этот вопрос у меня не вызывает особых затруднений. На измененных процессом гниения покровах живота Минкевичем обнаружено несколько буроватых пятнышек, произведших на него впечатление как бы ожогов, величиною от горошины и до лесного ореха. После соскабливания кожицы эти пятна, так в акте судебно-медицинской экспертизы, имели дымчатый цвет и такая окраска распространялась внутрь на одну-две линии в толщу кожи.
Таким образом, пятна касались только поверхностных частей собственно кожи, никаких дальнейших изменений Минкевич не обнаружил ни в толще брюшной стенки, ни на брюшине.
Данные изменения на покровах живота не имеют ничего общего с прижизненными повреждениями в виде уколов в живот острым орудием! Это же очевидно!
От уколов, например, острием ножа получаются щелевидные ранки с кровоизлияниями в окружающие ткани, а не какие-то пятна, начиная от величины горошины и до размеров лесного ореха с пропитыванием лишь поверхностных слоев кожи на таком же пространстве.
Сопоставляя обнаруженные при вскрытии изменения на животе с тем, что при осмотре полицией и понятыми на таких же местах 10 мая 1892 года были усмотрены какие-то коросты, не больше горошины величиною, можно думать, что эти пятна являются обыкновенными трупными пузырями, возникшими из-за просачивания трупной жидкости под кожу.
Пузыри эти на шестой день после смерти только начали ещё образовываться и имели тогда, 10 мая, вследствие сывороточно-кровянистого содержимого красноватый цвет…
Тут я поймал себя на мысли, что думаю я сейчас в терминологии конца девятнадцатого века, а не как раньше.
Хорошо это?
Плохо?
Нормально!
Это говорит только о том, что к реалиям здешней жизни я довольно прилично адаптировался. Думаю, даже уже по-местному.
По телевизору скучаю? Нет?
К скоростям передвижения привык, а как раньше они меня раздражали!
Принял сословность общества.
При императоре мне нормально живется…
Ну и так далее и тому подобное.
Но! Домой меня всё же тянет. Иногда так, что хоть на стенку лезь.
Тут я ещё кусок курника съел. Не отказал себе в маленькой радости.
Съел и лучше себя почувствовал.
Тут неожиданно ещё одна плотская мысль мне в голову пришла — а не сходить ли мне сегодня вечером в баню?
Почему и нет? Разберусь сейчас с животом Матюнина и рвану в царство Мойдодыра.
Куда?
В Воронинские?
В Мальцевские?
В Пушкарские?
В Казачьи?
В Санкт-Петербурге в конце девятнадцатого века фешенебельных бань хватает.
Воронинские или Фонарные бани — на углу набережной Мойки и Фонарного переулка. В моей прежней жизни сказали бы, что они «самые высокотехнологичные в городе». Тут тебе и специальная вентиляция, фонтаны и бассейны с регулируемыми уровнем и температурой воды…
Про Мальцевские бани в солидных путеводителях Европы пишут, как про «лучшие европейские бани». В них два отделения — за двадцать и за сорок копеек. Я хожу в последнее, могу себе такое позволить. В раздевалке для состоятельных посетителей здесь имеются отдельные кабинки, обитые бархатом. В самых роскошных помещениях Мальцевских бань, «семейных парных», стоят мраморные ванны и прочее роскошество.
В Пушкарские частенько Шаляпин заглядывает… Желаешь с Федором Ивановичем словом перекинуться — тебе в них. Народ сейчас эти бани «шаляпинскими» чаще всего и называет.
Казачьи бани… По-настоящему — Егоровские — по фамилии их владельца, купца Егорова. Внутри помещения — лечебные ванны с сернистым и солевым растворами, душ Шарко, полки из липы и изразцовые печи, сложенные из камня и чугунных ядер… Почему Казачьи? По названию переулка, на котором они находятся.
Перебрав в голове кучу бань, я всё же остановился на Пушкарских.
После принятия решения о вечерней банной радости, работа заскользила у меня как по маслу…
Глава 31
Глава 31 Не всё можно решить в кабинете
Таким образом…
Первое — уездный врач Минкевич, вскрывавший труп Матюнина, судя по имеющимся у меня документам, был до проведения судебно-медицинской экспертизы предупрежден следователем, что вотяки кололи нищего в живот острием ножа.
Второе — Минкевич же, судя по акту, ничего похожего на прижизненное повреждение — на уколы и кровоизлияния в каналы этих уколов — не обнаружил. По крайней мере таких сведений в акте не содержится.
Третье — если на трупе Матюнина на момент вскрытия сохранились кровоподтеки на голенях, то сохранились бы и следы кровоизлияний в прижизненный колотых ранках брюшной стенки…
Вроде, логично…
Так, так, так…
Четвертое, уже в довесок, — странно было бы представить себе, чтобы производивший десять уколов в живот, выполнил их так ровно, чтобы глубина каждого равнялась лишь одной-двум линиям.
Исходя из всего этого, я могу констатировать, что на останках исследованного трупа Матюнина никаких следов прижизненных повреждений, уколов и тому подобного не было. Точка.
Следующий вопрос из списка генерала, находясь в своем кабинете, я решить не мог.
Сформулирован он был так — «способ производства и возможное его значение в отношении операции — изъятии части позвоночника и грудных внутренностей».
Витиевато?
Да. Но, мне уже привычно. Так тут говорят. Это — ещё ничего…