Наследник чародея. Вот и кончилось лето. Книга вторая (СИ) - Рюмин Сергей. Страница 40
- Да, нет, это я так…
Глава 30
Сюрпризы разные и не всегда приятные.
Моя новая кожаная куртка привела в восторг maman и вызвала чувство жуткой зависти у друзей.
- Только вечером по поселку не ходи в ней! – хмуро посоветовал Андрюха. – Снимут враз! По голове сзади зарядят, пикнуть не успеешь.
При этом он прищурил левый глаз, словно прицеливаясь, как будто уже собрался «заряжать» сам.
Он только что вернулся из Москвы, радостный и довольный, как и его мать. Еще бы! Диагноз не подтвердился. Врачи только разводили руками – нету диабета…
- А где твои «Ли»? – спросил Мишка. – Которые мы пошили?
- В стирке, - хмуро ответил я и соврал. – Упал в них неудачно. И батник испачкал и порвал, и джинсы изгваздал. Обидно!
- Еще бы, - согласился Андрюха. – За батник-то сколько отдал?
- Четвертной и первый раз надел. Прикинь?
- А куртяк где срубил?
- Случайно сегодня в ЦУМе выбросили, - соврал я, - а я рядом оказался. Всего 80 рублей.
- Класс! – согласился Андрей.
Мишка молчал, загадочно хмыкая. Наверное, догадался, про какой «ЦУМ» я говорил. Мы дошли до клуба, посмотрели афишу. Сегодня вечером в клубе объявлен показ мелодрамы «Любовь моя. Печаль моя», производства СССР-Турция.
Мишка мрачно выдал:
- Пойдём, всплакнём?
- Пойдём, только домой, - отозвался Андрюха.
- То-то они на остановке афишу не выставили, - заметил я.
- Выставили, - возразил Андрюха. - Только наверняка народ сразу сорвал.
Сначала проводили Андрея, потом Мишку. С ним я посидел на лавке недалеко от его дома. Мишка закурил, традиционно спросив у меня:
- Будешь?
Я так же традиционно отмахнулся:
- Нет!
- Андрэ какой довольный ходит, - задумчиво выдал Мишаня после очередной затяжки. – Хорошо ты с ним…
Он ткнул рукой в куртку:
- Фарца?
- Фарца! – согласился я. – Двести.
- Нормально, недорого…
Домой я шел в гордом одиночестве. У самого подъезда меня рванули за рукав:
- Э, пацан, не спеши!
Мысленно в очередной раз обругал себя за отсутствие предусмотрительности и одновременно наложил «каменную кожу». Обернулся. Передо мной стоял давешний парнишка, которого шуганула тётя Маша. Какая-то крысиная мордочка – мелкие глазенки, острый длинный нос, узкие губы, над ними узенькая щеточка усиков.
По возрасту лет 20, ниже меня ростом и какой-то невзрачно дохлый. Про таких говорят, мол, «соплей перешибешь». Но вот вел он себя непонятно вызывающе. И вертлявый какой-то.
- Слышь, пацан, не торопись! – он цыкнул и демонстративно сплюнул мне под ноги. – С тобой уважаемые люди поговорить хотят.
Я сдернул его руку с плеча, завернул её ему за спину, рванул вверх. Парнишка взвыл, заорал:
- Ты что делаешь, гад? Отпусти, больно!
Я ударил его в сгиб колена сзади. Он рухнул на колени.
- Кто тебя послал? Говори!
- Задолбал ты! – парень чуть не плакал. – С тобой по-хорошему встретиться хотят, поговорить! Чё ты творишь-то, гад?
Я ослабил хватку, потом чуть поддернул руку вверх.
- Кто?
- Дядя Шалва! Шалва! А! – заорал он.
Дверь подъезда распахнулась. В домашнем халате, растрепанная выскочила тётя Маша с увесистой деревянной скалкой в руках. В умелых руках такая скалка, как дубинка… Увидев нас, она замерла, хмыкнула, хихикнула:
- Я думала, тебя поймали. А это ты поймал. В «02» позвонить?
- Не надо, - простонал парнишка. – Я ж ничё не сделал. Я только передать хотел!
Я отпустил его, шагнул назад, чтобы в случае чего можно было развернуться. Тётя Маша поглядела на ноющего парня, махнула рукой и ушла.
- Говори! – приказал я.
Парень выпрямился, посмотрел на меня, бросил:
- Ну, сука, ты еще пожалеешь!
И бросился бежать. Я пожал плечами – кто такой Шалва? Без понятия совершенно!
На следующий день с утра я побаловал maman настоящим кофе. Намолол, засыпал в турку две чайных ложки. По квартире поплыл такой запах, что maman выскочила из ванной, обёрнутая полотенцем, повела носом:
- Это что? Настоящий кофе?
Она взяла чашку, с минуту наслаждалась запахом, сделала глоток:
- Божественно! Антошка, ты не перестаёшь меня удивлять!
Допив кофе, обняла меня:
- Спасибо! Это было так вкусно!
И опять: она – на остановку, я – на стадион. Зарядка уже вошла в привычку. Опять круги по стадиону вдоль футбольного поля, турник, брусья. И, конечно же, Светка Быкова, без чьих шуток я уже стал скучать. На этот раз Светка долго молчала и только, когда я попрощался с ней, собираясь домой выдала:
- А у тебя горячая вода есть?
- У меня и кофе есть! – отозвался я.
- Я серьёзно, Тоха! – Светка нахмурилась. – У нас до сих пор никак воду включить не могут.
- Есть, - я перестал улыбаться. – У нас колонка.
- Я к тебе зайду чуть позже? – Светка испытывающе посмотрела на меня.
- Запросто. Заходи! – и я побежал домой.
Возле дома меня ждал еще один сюрприз. У подъезда стояли два мужика. С такими вечером встретишься, всю жизнь заикаться будешь. Один чем-то напоминал бульдога, то ли щеками-брылями, то ли выдающейся нижней челюстью. Второй был чисто питекантроп – низкий лоб, жидкие черные волосики и длинные волосатые руки чуть ли не до колен. И оба татуированные, словно картинная галерея!
Мужики кого-то ждали. Почему-то я сразу понял, что этот «кто-то» не кто иной, как я. А не соседка тётя Маша, и даже не дед Пахом.
От этой мысли я не выдержал, засмеялся – представил себе, как тётя Маша лупит этих «гавриков» скалкой или дед Пахом костылем…
Мужики стояли по обеим сторонам подъездной двери. Когда я попытался пройти мимо, в дверь, они вроде как неожиданно и ловко подхватили меня под руки и попытались куда-то отвести. Только «неожиданно и ловко» - это было по их мнению. Я нечто подобное ждал, успел наложить на себя «каменную кожу», а в опущенных руках уже ждали «старта» импульсы «некросилы». Не очень сильные, чтоб их шаловливые ручонки отсушить-парализовать не надолго.
И как только эти «ждуны» меня прихватили под руки, прижали, импульсы сразу ударили по ним. Руки, естественно, у них обвисли – паралич. Мужики заорали, больше, наверное, всё-таки от неожиданности, чем от боли.
Я, пользуясь моментом и состоянием противника, оттолкнул их в стороны. Один из них, наверное, самый упрямый, похожий на бульдога, всё-таки попытался меня ударить здоровой рукой. Драться я с ним не собирался. Еще один импульс и вторая рука у него обвисла.
- Ты что творишь, шакал? – заорал он. – С тобой по-хорошему хотели! Да я тебя на четыре кости поставлю! Тебя, твою маму…
Я не стал сдерживаться, выпустил еще один импульс «некросилы» ему в поясницу. Бульдог рухнул навзничь, от души приложившись затылком об бетонную опалубку, и отключился.
Второй времени зря не терял и сзади врезал мне чем-то по затылку. «Каменная кожа», разумеется, выдержала. Я повернулся и сделал то же самое – импульс «некросилы» ему в поясницу, и он уже лежит на спине и не может пошевелиться.
Я вернулся к бульдогу. Он очнулся, лежал и только бессильно крутил глазами. Пошевелиться в ближайшие пять минут ему, увы, не судьба.
- Свою маму ставь на четыре кости, падла! – внятно сообщил я ему, наклонившись к самому лицу. – Заживо гнить будешь, понял? Сдохнешь без покаяния.
Бульдог что-то хотел сказать, но не смог выговорить ни слова. Я отошел ко второму – питекантропу.
- Еще раз кого-нибудь из ваших увижу, - сообщил я ему. – Убью всех! Понятно?
Питекантропу хватило сил лежа кивнуть головой.
- Через пять минут пройдет, - сказал я. – В следующий раз на всю жизнь.
- Ковалев! – услышал я. – Я начинаю тобой восхищаться!
Я повернулся. Передо мной стояла Светка Быкова. Она изумленно посмотрела на меня, на двух мужиков, покачала головой.