Никому о нас не говори (СИ) - Черничная Алёна. Страница 48

От мысли, что сейчас я прикасаюсь к Тимуру, спирает дух. Я вдруг понимаю, что в первый раз прикасаюсь к парню вот так, сидя с ним тет-а-тет. Впервые мой рот почему-то наполняется слюной, когда смотрю на мужское лицо перед собой — лицо Тимура. И у него очень правильный профиль. В нём нет резких и неотёсанных линий. У Тима крупные черты лица: широкий лоб, нос с едва видимой горбинкой, мягкие и пухлые губы, чуть выступающий вперёд подбородок, плавно переходящий в заметную линию челюсти, которая сейчас очень плотно сжата.

Снова пальцами я сдавливаю голову Тимура. Веду ими вниз, к шее… И неожиданно Горин сам подаётся к моей руке. Слегка запрокидывает голову и выгибает спину дугой. Протяжный стон летит из его груди, когда я касаюсь каменной шеи. Я чувствую под пальцами каждую напряжённую жилу и мышцу.

Медленно и очень аккуратно снова скольжу ладонью к макушке.

И за миг Тимур словно обмякает и его неровное дыхание становится тише. Он опускает плечи, а голову перестает держать такой напряжённой. Она теперь свободно качается, подстраиваясь под движение моей ладони.

— Мля-я-ть, — протяжно стонет Тимур, а я настороженно замираю: он ругается или так выражает одобрение? — Мне надо прилечь, — просит сипло.

— Да, конечно…

Я сразу же убираю руку от Тимура, а скорее даже отдёргиваю. Может, я что-то сделала не так? Я ведь не мастер массажа, просто повторяю по памяти мамины движения.

Собираюсь встать с дивана, освободить место для Тимура, но он вдруг просто ложится на левый бок, устраивая голову прямо мне на колени. А ещё обхватывает мою ладонь пальцами и прижимает к своему затылку. Короткие волоски тут же колют мне кожу.

— Можешь ещё? Или я сдохну, — так вымученно шепчет он, не открывая глаз.

От прикосновений Тимура у меня сразу кружится голова, а кислорода словно и не было в лёгких. Поэтому голос становится непривычно хриплым.

— Могу… — смотрю, не моргая, на свои пальцы, укрытые пальцами Тимура.

Моя ладонь с бледной кожей и заметными сине-зелёными венами на тыльной стороне и его ладонь, забитая тёмными узорами татуировок, сухая, смуглая кожа с засохшими ссадинами на выступающих костяшках — такой контраст даже ярче, чем чёрное и белое. Мы невероятно разные…

Оторвав взгляд от наших ладоней, я снова осторожно сдавливаю пальцами затылок Тимура. Его рука сразу же перестает накрывать мою и медленно сползает на диван. Я опять слышу шумный выдох, всё ещё больше похожий на стон. И с каждым движением моих пальцев ощущаю, как Тимур обмякает у меня на коленях. Его голова тяжелеет, сильнее придавливая меня к дивану, дыхание становится с каждой секундой всё тише. Его тёмные ресницы перестают дрожать. И в какой-то момент я понимаю: Тим уснул. Вот так вот просто, лёжа на моих коленях. Он не просыпается, даже когда я прекращаю массировать ему голову.

А я теперь и пошевелиться боюсь. Замерев, смотрю на спящее лицо Тимура. И всё внутри меня дрожит. Сердцу как будто места не хватает под рёбрами.

Сейчас я вижу Горина другим. Беззащитным. Слабым. Одиноким. То, что я сказала ему вчера, было лишь от обиды, от жуткого желания задеть его. Но я не думала, что окажусь настолько права. Как и не представляла, что кроется за грубостью и гадким характером. Парень с татуировками, который зверски бьёт морды каким-то отморозкам по подвалам, всего лишь глубоко несчастен и обижен на весь мир.

Я так и сижу на диване. Не двигаюсь, пока у меня на коленях спит Тимур. Да и двигаться-то я не хочу. Правда, кончики моих пальцев горят от мысли прикоснуться к той самой брови с выбритым на ней уголком. Провести от неё к почти зажившей ссадине на скуле, ощутить, насколько колючая щетина на подбородке, а потом дотронуться до крупных, шершавых губ Тимура… От этой мысли я неосознанно облизываю, а потом до боли кусаю свои губы и сжимаю пальцы в кулак.

Меня изнутри обжигает мысль: я же не могу вот так… влюбиться, да?

И в голове всё кружится, как на карусели, и сердце стучит слишком отчаянно… Кажется, что его слышит весь мир. Мне больно и хорошо от его ударов одновременно.

Становится как-то всё равно, что вокруг полный бардак. Везде осколки, грязь и валяются деньги. Мои чувства сосредотачиваются лишь на одном… На том, кто сейчас спит на моих коленях.

Не знаю, сколько проходит времени, пока я не засыпаю с Тимуром тоже.

Глава 32

Глава 32

Тук. Тук. Тук-тук-тук…

Один за одним «тук» монотонно врывается в мой сон. И он был чересчур безмятежным, потому что я с трудом нахожу в себе силы открыть глаза.

Первые секунды я совсем не понимаю, где я и почему так болят ноги? Мой взгляд ныряет в темноту. Приходится протереть глаза и проморгаться. В тусклом жёлтом свете я различаю дощатый пол, деньги на нём, стол вверх тормашками, окна, в которые громко барабанит… дождь?..

И осознание бьёт меня по голове как обух. Прихожу в себя мгновенно. И тело моё тоже просыпается, а боль в ногах накатывает волной.

Бросаю взгляд вниз. Тимур спит, развалившись всем телом на диване, руки раскинуты, а его голова лежит у меня на коленях.

Я проспала! Чёрт возьми! Проспала так, что на улице уже темно.

— Тимур! Тимур, проснись! — испуганно тараторю я. Хватаю его за плечо и тормошу.

Он вздрагивает. Резко распахивает глаза, непонимающе уставившись на меня.

— Что?

— Встань с меня, пожалуйста, — прошу аккуратно.

Тимур, кажется, не сразу понимает меня. Несколько секунд лежит не двигаясь, лишь хлопает ресницами. Бросает заспанный взгляд то на меня, то в сторону окна и только потом резко подрывается, садясь на диване.

— А, да… — бормочет он.

И я сразу же подскакиваю с дивана сама. Онемевшие ноги так и норовят подкоситься, но удерживаю равновесие, схватившись за спинку стула. Падать мне совершенно некогда. Мне бы справиться с возрастающей внутри паникой. Я уже должна была быть дома. Я не планировала находиться здесь дотемна, а тем более спать. Какого чёрта я вообще позволила себе уснуть?

На плохо слушающихся ногах бросаюсь к подоконнику, на котором оставила свой рюкзак. Трясущимися руками лезу по карманам в поисках телефона.

— А сколько времени? — сипло спрашивает Тимур.

— Не знаю, — отвечаю нервно и поглядываю в окно. — Точно больше восьми вечера, потому что на улице темень.

И не только темень, там каким-то образом успела разбушеваться непогода. Резкие порывы ветра направляют дождь прямо в стёкла веранды. Мне страшно подумать, сколько я пробыла в отключке, если безветренный день успел смениться на ураган с ливнем.

— Удивительно, но твой массаж, кажется, помог. Я жив, — продолжает сипеть позади меня Тимур.

— Угу. — Боже, ну где этот дурацкий телефон? Я не выдерживаю: переворачиваю раскрытый рюкзак. Содержимое высыпается на подоконник: ручки, тетради, конспекты, резинки для волос и — ура! — мой телефон.

— Ань, слушай… По поводу того, что я тут рассказал тебе…

Но я пропускаю слова Тимура мимо ушей, сейчас мне не до его откровений. На экране моего мобильного половина одиннадцатого вечера, — и как я умудрилась проспать почти пять часов? — пятнадцать процентов зарядки и пятьдесят пропущенных звонков от мамы. И последний был буквально девять минут назад. Выйдя из академии, я настолько была поглощена мыслями о Тимуре и встрече с ним, что забыла снять телефон с беззвучного режима. Моя душа уходит в пятки.

— Мне конец. Она меня убьёт, — громко выдыхаю я, крепко сжимая мобильный в ладони и со страхом смотря на экран.

— Кто? — тут же строго интересуется Тимур.

Я оборачиваюсь. Поднимаю взгляд на Горина, он ещё сидит на диване. Жёлтый свет от фонаря с улицы падает именно на Тимура, который внимательно смотрит на меня, нахмурив брови.

— Мама. Пятьдесят пропущенных, пока мы… ну то есть я и ты спали… — растерянно мямлю я.

Серьёзное выражение лица Тимура смягчается.

— Так позвони ей сейчас, — жмёт он плечами. — Сообщи, что всё с тобой нормально.