Преданная. Невеста (СИ) - Акулова Мария. Страница 13
Мой самонакрут разрастается, Лиза все громче сопит за спиной, но все разом обрывается вместе с резкой вибрацией мобильного телефона. Я читаю «Вячеслав Тарнавский» и вижу фото бойцовской собаки на весь экран.
Со времен его обучения на этом же факультете длительность пар и перерывов не изменилась. Так чего же он звонит мне после начала?
Быстро жму на кнопку громкости, убирая звук.
— Да чего ты, бери, — не реагирую на Смолину, которой вообще должно быть всё равно.
Она берет в руки наш лист и делает вид, что изучает. А я думаю о звонке. Это по работе что-то? Или он понял, что я обиделась?
А я обиделась?
— Я, кстати, немного про твоего поузнавала…
Смолина специально растягивает слова, а меня как пощечинами бьет. Оглядываюсь на нее.
— Тебе заняться нечем? Почему ты просто не оставишь меня в покое, Лиза? Что за мания?
— Не мания, зай. Любопытство. — Лиза разводит руки, тут же забывая о задаче. Если мы не решим — на ровном месте потеряем по пять баллов. Стоило бы, но… — Он у меня подругу увел, испортил. Была нормальным человеком, а стала… Мне было интересно, что же с моей Юлей дальше…
Мне надо рявкнуть, что это не ее дело, но я сглатываю ком и задаю вопрос предельно тихо:
— Что?
По выражению вижу, что дарю Лизе маленький триумф. Подруга подается ближе.
— Ну то, что он взяточник, ты и без меня знаешь. Значит, может сесть.
Она произносит с наслаждением. А я молчу о том, что у ее отца возможностей сесть не меньше. Но он меня не портил, конечно же.
— Но ладно еще будь он просто преступник. Он же и как человек то еще дерьмо.
— Лиза… — мое предупреждение Лизу не тормозит. Я вижу, как ярко горят глаза. Она носила это в себе долго. Выплеснет, хочу я того или нет.
— Он очень корыстный, Юля. Идет по головам. Пользуется людьми. Пока контакты полезны — хранит их, как только перестают быть такими — избавляется. Держит полезных придурков как на поводке, а потом…
— Прекрати, — я прошу так же тихо, чувствуя, как на шее сжимается удавка. Я не хочу это слушать. Отторгаю «отраву», сужая поры.
— Из последнего — мутил с прокуроршей.
Пульс ускоряется. Я Лизе этого не говорила. Значит, она правда узнавала. Хочу зажать уши, но всего лишь тянусь за листом с задачей.
— Через нее получал доступ к интересующим его уголовкам. Иногда через нее же организовывал нужные аресты счетов и имущества. Юзнул и выкинул. Ты знала?
Жмурюсь.
Когда открываю глаза — экран моего телефона снова горит его именем и изображением с бойцовской собакой. Сейчас я куда отчетливей вижу на ее перчатках и вокруг рта кровь. Это потому, что он рвет безжалостно?
— Так что ты особо уши не развешивай, подруга. Лучше бы к Игорю присмотрелась. Я тебе с самого начала говорила…
— Я не просила мне говорить, Лиза. Спасибо. Я была бы благодарна, если ты просто от меня отстанешь…
Собрав все силы в кулак, прошу. Стараюсь не транслировать взглядом ничего, кроме спокойствия. Получается ли — не знаю.
Но Лиза снова обижается. Фыркает.
Хватает лист, я выдергиваю.
— Мы обе знаем, что мне лучше подумать, а тебе не мешать.
Моя грубость содержит высокую концентрацию правды. Мы правда обе это знаем.
Я сжимаю виски пальцами и вчитываюсь в текст. Сама с собой спорю. Отбрасываю. Снова возвращаюсь.
Когда на телефон приходит сообщение — не сдерживаюсь и тянусь за ним. Читаю: «Я заеду за тобой».
Это не похоже на просьбу, только и забота в приказной форме сегодня уже не заводит.
А что, если я не хочу?
Однокурсники потихоньку начинают зачитывать свои фабулы и предполагать решения. Я злюсь, потому что очередь все ближе, а уверенности нет.
Слава сбивает. Лиза торопит.
Всё… По одному месту.
Когда приходит время отвечать, ляпаю:
— Злоупотребление, — и вижу, как разочаровываю преподавателя.
Он улыбается, но на исход это не влияет:
— К сожалению, состава здесь нет, Юлия. Это была одна из самых сложных фабул. В ней описано несовершенство законодательство. Привлечь за некоторые действия не удастся при всей преступности их природы и этим активно пользуются.
Я даже не дослушиваю. Все валится на голову скопом.
Лиза шипит в затылок что-то недовольное. Обвиняет меня в том, что мы потеряли баллы.
В ведомости карандашом нам выводят не пятерки.
Я тянусь за телефоном, чтобы написать Славе, что вечер он тоже может провести в кругу близких, но взяв в руки, вижу сообщение: «В семь на точке».
Закрываю глаза.
Сообщению от Смолина я почти радуюсь. Сегодня оно значит для меня одно: не придется фантазировать и оправдываться. На вечер планы. Встретиться с судьей я не смогу.
Глава 11
Глава 11
Юля
«Точка» встречает меня пока что незримым присутствием ненавистного человека впервые за три недели.
Когда в стране не было Славы, не было и необходимости для встреч со Смолиным.
По приезду Тарнавского я под судейскую диктовку тем же вечером написала Лизиному отцу сообщение с «отчетом». Я вообще почти все теперь делаю под судейскую диктовку. Раньше не задумывалась об этом, а сегодня… Как-то сильно.
Я отчетливо помню, как Слава стоял за моим плечом, мы вдвоем внимательно смотрели в экран моего мобильного. Его губы складывались в слова, тон убаюкивал мою бдительность своей уверенностью. Я символ за символом перепечатывала каждое, нужное ему. Он каждое же сверял.
Тогда мне казалось это заботой, сейчас же в голове почему-то крутится слово «контроль».
Я спрашивала у Славы про отношения с Леной-прокуратурой. Он ответил, как тогда казалось, легко и искренне: они друг другу нравились, они попробовали, потом он влюбился в меня, не захотел лицемерить и прекратил отношения. Там не было ни слова о том, что отношения с ней были для судьи полезными.
Тогда его объяснение даже потешило мое самолюбие. А теперь новые неотвеченные вопросы летят зерном сомнения в благодатный грунт.
Лиза его ненавидит. Даже сама этого не скрывает и оглашает причину: потому что увел у нее меня. Но где заканчивается ее безосновательная злость и начинается объективность? Или я просто обижена, а объективности в словах Лизы в принципе нет?
Я же хорошо его знаю. Вроде бы. Он заботливый. Он внимательный. Он любящий. Он первым делом ко мне примчался с самолета. Целый день не отпускал.
Да, в идеальном, как казалось, полотне, я начинаю замечать зацепки и маленькие дырочки. Но откуда мне знать, что таких же нет в других парах? У мамы с папой. У его мамы с его папой?
Так, ладно… Неважно. Хух.
Я замыкаю входную дверь и прохожу вглубь не своей квартиры.
Притормаживаю прежде, чем завернуть в гостиную. Сжимаю-разжимаю кулак. Несколько раз смаргиваю, чтобы отбросить лишние сейчас мысли.
Я написала Тарнавскому, что забрать меня не получится. Не знаю, насколько он был недоволен таким развитием, но не спорил.
Возможно, потому что нет ничего важнее нашего дела. Даже маленькие ссоры и обиды притирающейся пары.
Что говорить Смолину сегодня я тоже знаю. Моя черепушка до отказа наполнена судейскими шпаргалками.
Поймав рабочий настрой, прокашлявшись и шагаю в комнату.
Руслан Викторович Смолин сидит на девственно чистом молочного цвета диване. Отрывается от телефона и проезжается взглядом по мне.
Хмурится и сканирует. Я не переживаю, потому что это обычная его манера. Мужчина откладывает мобильный. Я шагаю глубже в комнату.
Все стандартно. Все по плану. Но по рукам все равно бегут мурашки.
Я его не боюсь, но мне неприятно.
А еще я впервые за долгое-долгое время снова думаю о шаткости своего положения. Я же больше не марионетка, правда же? Я не просто сменила руки кукловода?
Мысли прочь. Веду с нажимом по плечам и направляюсь к высокому стулу возле каменной столешницы острова.
– Прохладно, нет? – Спрашиваю нейтральным тоном, играя в расслабленность.