Алхимаг: Черный ворон (СИ) - Глебов Виктор. Страница 21

— Быстро ты, — проговорил Левшин, подходя. — Чего Брюс от тебя хотел? Спрашивал про немоту?

Я кивнул. Смотрите-ка, какой догадливый. А на вид — болван болваном. Даже с придурью, если приглядеться. И не подумаешь, что в эту белобрысую башку способны заглядывать время от времени умные мысли.

Хотя я должен быть благодарен парню: если б не его отбитость, меня в этом мире не было бы.

— Ясно, — протянул Михаил. — И что сказал?

Боги, ладно! Проще с ним поговорить, честное слово. Но помяните моё слово: однажды то, что люди называют участием, либо сведёт меня с ума, либо прикончит!

Я достал блокнот и карандаш, которые всегда носил с собой. Написал: «Обещал помочь».

— Ну, здо́рово! — сказал Михаил, прочитав. — Может, вылечат тебя здесь. А теперь пойдём глянем расписание. Говорят, следующее занятие через двадцать минут. А ещё надо найти, где оно будет.

Да, прорва дел.

Оказалось, дальше нас ждал урок внутренней алхимии. Очевидно, там нас и должны были учить погружаться в собственную тьму и искать путь к свету. Затем предстояло занятие по фехтованию, потом — по боевым искусствам. Завершали день химия и алхимия. А значит, нам снова предстояло встретиться с профессором Брюсом.

Внутреннюю алхимию преподавала профессор Исаева. Молодая на вид женщина, одетая в строгий голубой костюм. Её золотистые волосы струились вдоль плеч. В них были вплетены тонкие блестящие ленты, отчего казалось, что вокруг головы то и дело вспыхивает сияние.

— Сколько ей лет, как думаешь? — шепнул Михаил, когда мы заняли места.

Профессор уже была на месте, дожидаясь студентов.

Я черкнул на листке «25». Михаил усмехнулся.

— Я слышал, все пятьдесят! — сказал он мне на ухо. — Думаю, дело в алхимии. Многие женщины стремятся выглядеть моложе своих лет. Хотя и мужчины, бывает, тоже. Но я считаю, для боевого мага это…

Михаилу пришлось оборвать себя, так как в аудитории воцарилась тишина.

Профессор Исаева мило улыбнулась и представилась. На самом деле, все менторы были легендами, и студенты отлично знали их, пусть и не лично. Не считая, разумеется, меня. Я тут был всего два месяца и вызубрить знаменитостей не успел. Имелись дела поважнее.

— Я буду преподавать вам внутреннюю алхимию, — проговорила профессор Исаева, выходя из-за кафедры. — Как видите, данная аудитория отличается от той, где у вас прошло вводное занятие. Здесь нет столов и стульев.

Это была истинная правда, ибо для каждого студента предназначалась лишь квадратная циновка. Они были расстелены в полуметре друг от друга, так что курсанты сидели довольно плотно. Записей здесь явно вести не предполагалось.

— Я научу вас медитировать и входить в особый транс, позволяющий погружаться в глубины своей души, — сказала профессор Исаева. — Духовные практики предназначены для совершенствования внутреннего космоса. Сейчас у вас внутри хаос, тьма. Но за этим мраком ждёт свет. Его символизирует Феникс, последний этап Великого Делания. К нему мы и должны прийти на пятом курсе. Так что путь, как вы понимаете, предстоит неблизкий. Но упорный студент со всем справится, — женщина ободряюще улыбнулась. — Сегодня мы начнём с самого простого. С концентрации. Это необходимо для погружения в транс. Не торопитесь. Помните: скорость далеко не всегда признак таланта. Вам захочется доказать себе и окружающим, что вы способней других. Это лишь повредит. Амбиции мешают сосредотачиваться и не имеют никакого отношения к внутренней алхимии. Чем скорей вы с ними расстанетесь, тем будет лучше. Итак, давайте начнём занятие. Сейчас вообразите точку в тридцати сантиметрах от вашего лица и постарайтесь полностью сосредоточиться на ней. Не думайте ни о чём, кроме этой точки. Пусть она станет для вас единственным, что существует в мире. Никаких мыслей, никаких чувств, никаких ощущений. Перестаньте видеть, что вокруг вас. Забудьте даже себя. Пусть будет только точка.

Курсанты замерли. Каждый старательно выполнял упражнение. Я тоже. Представил чёрную точку и принялся пялиться на неё, не моргая. Постепенно тело расслабилось, наступил полный покой. Я не знал, сколько прошло времени, но перестал замечать окружающих. Мир сжался сначала до размеров циновки, а затем — до размеров точки. В какой-то момент мне даже показалось, что я и есть эта точка. Ощущение было удивительным и крайне необычным. Всё вокруг стало белым фоном, я перестал ощущать собственное тело, не было никаких мыслей. В определённый момент стало казаться, что точка постепенно увеличивается сама собой. Она росла, хотя я ничего не делал, только смотрел на неё. Когда вместо точки возник круг размером сантиметров двадцать, я понял, что вижу в его глубине тьму, и та не была плоской. Это походило на открывшийся тоннель! Я хотел рассмотреть получше, но в этот момент меня тряхнули за плечо, и видение исчезло.

— Эй, ты чего⁈ — раздался шепот Михаила. — Заснул, что ли⁈

Глава 8

Я непонимающе уставился на приятеля.

— Занятие закончено, — сообщил тот.

Оглядевшись, я понял, что курсанты поднимаются с циновок, разминают затёкшие ноги. Многие делали упражнения для спины. Профессор стояла за кафедрой, помечая что-то в большом журнале.

Михаил потянулся, скривился от боли.

— Это просто пытка какая-то! — сообщил он своё мнение. — Такое ощущение, будто мне в спину залили расплавленный свинец! И ноги не идут. Если так будет каждый день, я сдохну, наверное!

Судя по лицам других студентов, они разделяли его мысли и чувства. Некоторым помогали встать. Девушка справа жаловалась подружке, что не чувствует ног.

Я поднялся легко. Никаких болезненных ощущений не было. Тело гомункула выдерживало любые физические нагрузки.

— Ты как? — спросил Михаил.

Я сделал рукой жест, означавший «так себе». Незачем выпендриваться. Выскочек никто не любит. Приятель понимающе кивнул.

— Мрак! — сказал он. — Надеюсь, постепенно привыкнем. Иначе это просто пытка, а не занятие. Примерно с середины я не мог думать ни о каких точках — только о боли.

Я вспомнил открывшийся тоннель. Там тоже царил мрак. Наверное, это и была тьма моей души.

Почему-то вспомнились бездонные колодцы Нижнего мира, где томились души, которые нуждались в наказании прежде, чем очиститься священным огнём и переродиться.

Михаил ободряюще хлопнул меня по плечу. Надо будет всё-таки отучить его как-то от этого дурацкого жеста! Может, иголок напихать в погоны?

— Ладно, у нас двадцать минут, чтобы в себя прийти. Следующее занятие — фехтование. Не представляю, что мы будем на нём делать. Я едва могу идти.

— А потом — единоборства, — встрял брюнет с длинной чёлкой. — Это ещё хуже.

Как он оказался рядом с нами, было непонятно. Его место было далеко. Должно быть, нарочно подошёл.

— Григорий Грызлов, — представился он.

— Михаил Левшин. А это — Ярослав Мартынов.

Брюнет уставился на меня с нескрываемым любопытством.

— Ты сын придворного чародея? — спросил он.

Я кивнул. Ещё один! Надо валить, пока парень не завёл шарманку про…

— И ты немой?

Ну, я же говорил!

— Слушай, не приставай к нему, — сказал Михаил. — Это скоро пройдёт, понял?

— Да нет, я ничего, — смутился Грызлов. — Просто спросил. Слушайте, парни, давайте пойдём поедим. Я разузнал, где столовка.

Мы с Михаилом переглянулись. Идея была неплохая, так что я слегка кивнул. Поесть я не дурак. Брюнет был тут же временно прощён.

— Что ж, — великодушно протянул Михаил. — Показывай.

В столовой Григорий болтал без умолку. Его интересовало буквально всё: от происков Печатников до биографии преподавателей, которые он изучал тщательно, если не сказать фанатично.

— Профессор Терехов, — говорил брюнет, жуя бутерброд с лососем, — сначала воевал как простой солдат. Потом совершил пару подвигов — о них могу рассказать отдельно, если хотите, — и был повышен до офицера. Так началось его восхождение по карьерной лестнице. Вскоре он стал майором, а там и полковником. Правильно папа говорит: война — лучший способ подняться, если не родился с гербом на груди. Когда бои закончились, и все угомонились, он стал тренировать солдат, а потом его пригласили в Менториум преподавателем. Вся грудь в орденах, стена в грамотах и так далее. Так что повезло нам. Не скажу, что другие преподаватели по фехтованию хуже, — Грызлов поднял руку с раскрытой ладонью, словно предупреждая возможные возражения, — но профессор Терехов — гений своего дела! Он разработал множество новых приёмов и тактик, так что лучшие воины выходят именно из его залов. Правда, — парень быстро вытер руки салфеткой, скомкал её и аккуратно положил на край тарелки, — профессор Фогль тоже высоко ценится. Некоторые даже утверждают, что будущее фехтования именно за ним. Он считается новатором. Кстати, сам Фогль тоже так думает. Я читал его статью, так вот там он утверждает, будто Терехов консерватор, стоит на месте и всё в таком духе. В общем, они, вроде как, конкуренты. На ножах. Или, если угодно, на саблях, — Грызлов усмехнулся собственному каламбуру. — Их студенты часто устраивают показательные поединки, чтобы выяснить, чья школа лучше.