Последняя Империя - Сартинов Евгений Петрович. Страница 68

Это была странная связь. Два сильных характера объединились в один союз. Сизова неудержимо влекло к Ольге как к женщине, а та просто почувствовала огромное одиночество этого сильного человека. Первый раз вместе на людях они показались на новогоднем праздничном балу. Эта была сенсация, о которой только и говорил весь присутствующий бомонд. На встрече с премьером Госсовета Китая Ольга была уже официальной половиной Сизова. Фамилию она сохранила свою, хотя журнал оставила и перешла работать в личную концелярию главы Временного Военного Совета. Первым делом Ольга попыталась изменить имидж своего нового мужа.

— Ты слишком закрыт. Знаешь ли ты, что по популярности среди всех остальных членов ВВС ты всего лишь во второй пятерке?

— Я не кинозвезда, чтобы любоваться своим рейтингом, — попробовал отшутиться Сизов.

— Нет, ты не понимаешь. Знаешь, кто самый популярный в народе среди членов вашей банды?

— Сазонтьев?

— Нет, Соломин. Сазонтьев на втором месте.

— Почему?

— Потому что круглый, добродушный, с чувством юмора. Слово свое держит. Сказал не допущу голода — сделал.

— Ну, а кто там дальше в твоем рейтинге?

— Фокин. Его жутко не любят все телевизионщики, да и вообще, журналисты. Зато среди народа он популярен. Эти его еженедельные брифинги длятся не больше десяти минут, парень улыбчивый, с юмором, что еще нужно нашим баранам? Потом идут Володин и глава Центробанка Анохин.

— А этот-то как туда попал?! — искренне удивился Сизов.

— Ну, он сохранил все вклады, повысил ставки, симпатичный мужик, опять же с чувством юмора. А вот за ним уже идешь ты.

— Ладно, и кто же у тебя на последнем месте?

— Догадайся с трех раз.

— Ждан?

— Точно.

Сизов хмыкнул. Главу ФСБ было трудно обвинить в мужской красоте. Нет, он был рослым и атлетически сложенным мужчиной, но лицом откровенно смахивал на побрившегося бабуина. Глубоко посаженные глаза располагались чересчур близко друг к другу и прикрывались сверху выпирающими надбровными дугами. Сазонтьев как-то на отдыхе шепнул на ухо Сизову, показывая глазами на плещущегося в бассейне Ждана:

— Я как его увидел, так поверил Дарвину, что человек произошел от обезьяны.

Несмотря на всю свою «первобытную» внешность, Ждан был лишен каких-либо комплексов и со страшной силой приударял по женскому полу, отставая по этому показателю лишь от своего предшественника Лаврентия Палыча. Дурная, животная сила так и перла из мускулистого тела фээсбешника.

— Ну и что же ты предлагаешь делать? — продолжил разговор Сизов.

— Почаще появляться на народе, побольше улыбаться. Пару раз принять участие в каких-нибудь неофициальных церемониях, открыть школу или дать старт пробегу на лыжах. Блокада когда-нибудь кончится, надо будет выезжать на Запад. А ты только и умеешь, что в Бане мяч пинать.

Она показала на здоровущий синяк на ноге Сизова. Тот засмеялся. Пресловутая Баня возникла после провала заговора Елистова и Демина. Среди архивов бывшего главы ФАПСИ нашли массу пленок с записями десятков часов сверхсекретных разговоров членов Временного Военного Совета. Чтобы избежать повторения подобного и была создана так называемая резиденция «Ключи». В народе, да и между собой, члены ВВС называли ее просто Баня. Баня там действительно была, и весьма знатная, на любой вкус — финская, русская, римские термы. Больше всего предавался огненным забавам Ждан, он мог не вылезать из парной по часу. Состязался с ним только Сазонтьев, да и то больше из самолюбия, чем по охотке. Кроме того рядом имелся плавательный бассейн, зал тренажеров и спортзал для игры в мини-футбол. Именно там во время очередного матча Сизов и заработал от Ждана синяк. Угнаться за всеми остальными Владимир пока не мог, но зато хорошо стоял на воротах.

Преимущество новой резиденции заключалось в том, что она полностью была защищена от любой прослушки. Все строения, даже парная, были экранированы, и представляли из себя железную коробку, сверху обитую деревом. В парной, в бассейне, на тренажерах порой решались важнейшие дела.

Теперь Сизов смог попристальнее присмотреться к тому, что происходит внутри страны. Прошедшие полтора сумасшедших года она целиком находилась в распоряжении двух людей: премьер-министра Соломина и министра внутренних дел Малахова. Через месяц после переворота все губернии и автономные республики были ликвидированы, страну поделили на двадцать регионов во главе с генерал-губернаторами. Власть их была огромна. Например Седов, глава Восточно-Сибирской губернии, управлял на территории от реки Лены до самого Тихого океана, включая Камчатку и Чукотку. Не везде это разделение прошло гладко, Башкирия и Татарстан полыхнули националистическими бунтами, подавленными быстро и жестоко. С одной стороны такая концентрация власти виделась удобной, легче командовать двадцатью послушными генералами, чем восемью десятками строптивых политиканов. Но и загибы этих «держиморд» порой были чудовищны.

Глава Центросибири Сударкин вбухал бешеные деньги в восстановление музея Сталина в Курейке. Он же возвел для себя под Красноярском царские покои с настоящим гаремом. За эти две "ударные стройки" генерала пришлось расстрелять, дабы другим наместникам неповадно было повторять его подвиги.

Чем больше Сизов погружался в дела, тем больше поражался масштабу мышления Соломина. За короткий срок тот сумел перевернуть страну на сто восемьдесят градусов. Все то, что кормило раньше государство — экспорт, было обрезано санкциями ООН и США. Еще в октябре две тысячи четвертого года во Временный Верховный Совет пришли десять олигархов, главы нефтяных и газовых концернов страны. Это было странное зрелище, словно сошлись в бою две армии. С одной стороны стола — ряд людей в однообразной военной форме, по другую сторону — десять человек в не менее однообразных костюмах, пошитых самыми престижными кутюрье мира, в строгих галстуках и белоснежных рубашках. Разговор начал Артур Андриевский:

— Господа, мы хотим, чтобы вы воспринимали нас не только как ходячие тугие кошельки, но и как главных двигателей прогресса в России. Мы даем работу половине работоспособного населения страны. Ежегодно бюджет на треть пополняется за счет налогов с нажитого нами и нашими работниками капитала. Именно поэтому мы попросили принять нас. Нас беспокоит положение страны, прежде всего в экономической области. Из-за введения эмбарго государство лишается основного притока валюты, а значит, и доходов. Впереди нас ждет финансовый крах, хаос, нищета и голод. Это будет похлеще, чем на Кубе или в Северной Корее.

— И что вы предлагаете? — спросил Сизов.

— Надо идти на компромиссы с Западом. Нет-нет, не принимать их ультиматум, — Андриевский даже поднял вверх ладони, успокаивая оживившихся офицеров, — а просто гибко лавировать. Пойти на ряд уступок. Например, можно пожертвовать Чечней и предоставить ей автономию, а за это выторговать хотя бы возможность продавать свою нефть.

— Значит, вы считаете, что нам не выжить без западных подачек?

— Ну, можно называть их подачками, можно траншами, суть от этого не меняется, — сказал, пожимая плечами, Альфред Кашинский. Полноватый информационный магнат имел неприятную особенность улыбаться по делу и без дела, в радости или, как сейчас, в беде. — Без этого нам пока не обойтись.

— А если не воровать? — спросил Соломин. — Мы пошли вам навстречу, снизили налоги до тридцати процентов с прибыли. И что мы имеем в ответ? По-прежнему черный нал, двойная бухгалтерия. Не так ли, господин Кашинский?

Магнат заметно побледнел:

— Почему вы так решили?

— Мы не решили, мы точно знаем, как вы это делаете, с кем и куда исчезают неучтенные финансы. Полмиллиарда долларов вы вывезли из страны только за последние два месяца.

В разговор вступил Сизов.

— Мы предупреждали, что продолжение подобной практики будет караться по всей строгости законов военного времени.

В ту же секунду открылись двери, и два офицера, подойдя к Кашинскому, ловко и быстро заломили ему руки и выволокли из комнаты. Чуть погодя, в невольно наступившей тишине, все расслышали отдаленный пистолетный выстрел. Из всеобщей оторопи олигархов вывел голос Сизова.