Скуф. Маг на отдыхе 2 (СИ) - Злобин Максим. Страница 46

Ну и третье — присутствие демоницы в этом подпространстве как бы намекает, что в других мирах может таиться что угодно. И самолично зазывать это «что угодно» затея плохая. Как будильник для лиха завести.

И что в итоге получается?

А получается, что лучше бы вообще замять этот инцидент. Забыть о нём и жить дальше. Жаль только, что теперь не получится. Державин ведь с виду хоть и простачок, а головёшка-то у него работает как надо.

Гений своего поколения.

И даже приставку «недооценённый» в его случае не используешь, потому что оценённый ещё как. Величество для его изысканий любые бюджеты выделит, и глазом не моргнёт. Ну а тут-то тем более.

Так что додумается Стёпка рано или поздно, как в другие миры сваливать.

И лучше, если всё это будет происходить с моим участием и под моим контролем, потому что мало ли что.

— Ладно, — сказал я и принял решение. — Расскажу всё, что видел и всё, что понял. Но! Сами понимаете, у меня есть условия.

— Конечно, Вась, — кивнул Державин и принялся снова разливать. — Говори чего хочешь.

— Во-первых, я требую назвать это в свою честь.

— Что «это»?

— Ну как? Выход в трещину, — ответил я. — Хочу, чтобы иномирных исследователей называли скуфонавтами. Ну или просто скуфами. С маленькой буквы только, само собой.

Министры переглянулись.

— Да без проблем, — пожал плечами Владим-Саныч. — Это можно. Что ещё?

— Ещё, — сказал я и вдруг залип в угол. — Хера себе у вас тут тараканов. Стёп? Ты бы дезинсекцию в Институте провёл, что ли. Ну позорище же…

— Ой, — только и нашёл что ответить Державин.

А в углу и впрямь происходило что-то ненормальное. Примерно два десятка тараканов суетились без какой-то явной цели. Они не бежали откуда-то и не бежали куда-то, а носились по непонятной кривой и налетали друг на друга.

Но вот, в их движениях наконец-то появилась упорядоченность.

Вместе с министрами мы задумчиво наблюдали за тем, как тараканьи тушки начали складываться в буквы.

— «Пом», — прочитал я. — И что это значит?

— Идор? — предположил захмелевший Владим-Саныч. — Помидор? Помойка?

Однако «ПОМ» очень быстро рассыпался и тараканы пересобрались в «СПА». Постояли так несколько секунд, снова разбежались и с третьего раза наконец-таки справились с задачей. Спасите наши души, стало быть.

— SOS, — задумчиво прочитал я и первым же делом подумал про альтушек.

И тут же, как будто в подтверждение моих мыслей, я ощутил волну энергии, которая прокатилась по Институту откуда-то снизу. Не могу сказать, что волна была очень сильна или разрушительна, но эмоционально заряжена — да.

И ещё как!

Посыл был чётким и недвусмысленным. И он, блин, заражал. То была ярость; чистейшая и первобытная. А ещё за всем этим угадывался образ хозяйки сигнала.

Дольче.

— Так, млять, — сказал я и отодвинул от себя стопку.

Министры переглядывались между с собой с таким выражением лица, будто только что сунули ноги в обоссанные тапки. Не уловить эту волну было невозможно. Наверняка, даже неодарённые сейчас почувствовали какую-то странную и необъяснимую тревожность. «Беги» — забил тревогу их мозг: — «Спасайся».

Спишут потом на чуйку или паническую атаку, но мы-то знаем…

— Сами меня к девкам отведёте или мне поискать… как я умею? — спросил я министров.

* * *

Пока мы спускались на этаж ниже, Гринёв трижды повторил, что распорядился поместить девочек в лучшие условия. При этом ни разу не заискивая и не извиняясь, так что я даже поверил.

Реально поверил, безо всякой иронии.

Более того, тайник сейчас казался взбешённым. И хорошо зная магические способности Главы Канцелярии, могу смело заявить — вряд ли он выхватил это настроение из волны Дольче. Он так-то сам кому хочешь и что хочешь внушить может, это ведь непосредственно по его профилю.

— Василий Иванович! — крикнула Стеклова, едва завидев меня. — Сюда! Скорее!

Длинный светлый коридор и три расхлябанные настежь двери: все альтушки кроме Дольче скучковались возле входа в одну из комнат и смотрят внутрь. Кто испуганно, кто потеряно, а кто и с явным одобрением, — Шестакова вон аж светится мрачной радостью, чуть ли в ладоши не хлопает.

— В сторону, — попросил я девок и зашёл в операционную, а там…

На секунду мне даже показалось, что у Дольче красная кожа, — видимо, ещё свежи впечатления от встречи с демоницей, — однако же нет, это всё отблески пламени. Но визуально Чертанова преобразилась, это факт.

Глаза полыхают огнём. Не «где-то там в глубине её глаз я уловил еле заметные язычки демонического пламени», — и всё такое. Не-не-не. Прямо вот натуральный огонь херачит. У неё в башке сейчас как будто камин раскочегарили.

Плюс к этому у Чертановой выросли рога из огня. Два натуральных рога, и как только волосы не сгорели — непонятно.

Стиснув зубы, Альтушка тяжело дышала и стояла сейчас в такой позе, как будто бы тянется к верхним веткам, чтобы сорвать яблочко. Вот только вместо яблочка был мужик, накрепко прибитый к потолку. Мужик хрипел, кряхтел, и обеими руками зажимал себе горло. Из-под пальцев курился дымок.

Больно ему сейчас, должно быть.

— Кадет Дольче! — рявкнул я. — Стоп! Ну-ка брось бяку!

Чертанова послушалась и опустила руку. Огненные рога исчезли, глаза тоже вернулись к исходному положению. И очень вовремя, потому что господа министры не успели застать её в демоническом амплуа.

Ну а мужик… мужик шлёпнулся о белую плитку операционной, как мешок с говном. И что-то мне уже подсказывает, что мешок с говном он и есть.

— Он назвал мою мать шлюхой, — не глядя на меня произнесла Дольче.

Технически, одних этих слов мне было достаточно, чтобы раздавить ублюдка. Не разбираясь, кто он и что здесь произошло. Но:

— Он меня казнить угрожал! — крикнула шаманка.

— И меня, — добавила Ромашкина.

— Это так у вас тут карантин проходит, значит? — обернулся я на министров.

Надо было видеть лицо Гринёва в этот момент. Он походил на Лёхину сипуху в момент, как если бы она пыталась снести страусиное яйцо. Так ещё и цвета менял, как осьминог или каракатица какая — то белый, то красный, то белый, то красный.

Короче говоря, каким бы шпионским шпионом ни был Костя, так сыграть даже ему не по силам.

— Ты что тут устроил⁈ — заорал он на мужика, который только-только очухался и вставал на ноги. — Никита, какого хера⁈ Я тебе какие распоряжения давал⁈

— Кхэ-кхэ-кхэ, ай, твою мать, — прокашлялся и выругался Никита. — Это группа преступников и изменников! — крикнул он и обвёл нас всех рукой. — И если вы, Константин Васильевич, поддерживаете этих людей, то значит и вы тоже! И преступник, и изменник!

— Никита, ты совсем оп***доумел?

— Посмотрите, что они со мной сделали! — говнюк указал на свою шею, где теперь был один сплошной ожог. — Посмотрите! А я ведь при исполнении! И что вы теперь, закроете на это глаза⁈ Оставите безнаказанным⁈ Я постараюсь, чтобы Его Величество в кратчайшие сроки узнал о том, что за бардак творится в ведомстве под вашим руководством!

— Никита, — выдохнул Гринёв.

Не испугался, вовсе нет. Тут, как мне кажется, другое. Все эти угрозы обглоданного кулича не стоят, ведь пошатнуть репутацию Кости перед Императором — это что-то из разряда неосуществимого. И я полагаю, что такая реакция тайника связана с тем, что ему только разбили сердце.

Ну да, точно…

Никита, — вспомнил я. Любимый ученик. Гордость Гринёва, которого он готовил на своё место. Все уши прожужжал в своё время. А Никита сделал то-то, а Никита сказал так-то, а Никита африканского диктатора сверг, а Никита то, а Никита сё.

Ну а Никита тем временем продолжил:

— Раз они команда! — проорал он. — Значит должны отвечать за содеянное вместе! Они все виновны! И Скуфидонский, как руководитель, в первую очередь! — тут гадина тыкнула в меня корявым пальцем.

— Ты отстранён, — ответил Гринёв; уже успел всё переварить и собраться. — Сдай удостоверение и служебные артефакты.