Восставшая Луна - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 24

— Ура, — сказал я заплетающимся языком. — Долой Надсмотрщика! Уничтожить его!

Мне показалось, что это неплохая идея. Учтите, что я практически не спал и не имел привычки напиваться.

Проф до краёв наполнил наши стаканы, поднял свой и, преисполнившись достоинства, объявил:

— Товарищи… Мы провозглашаем революцию.

Нас обоих за это расцеловали. Но я тут же протрезвел, когда проф сел и объявил:

— Заседание Чрезвычайного Комитета Свободной Луны прошу считать открытым. Мы должны выработать план действий.

— Подождите, проф, — сказал я. — Я же ни на что не давал согласия. Что за чушь вы несёте? Какие ещё действия?

— Мы будем свергать Администрацию, — мягко объяснил мне проф.

— Каким образом? Станем швырять в неё камни?

— Именно над этим нам и предстоит поработать. Сейчас у нас этап разработки плана.

— Проф, вы меня знаете, — сказал я. — Если бы можно было просто заплатить за то, чтобы Администрации дали хорошего пинка, я бы за ценой не постоял.

— «Наши жизни, наше достояние и наша священная честь» [10].

— Чего?

— Вот та цена, которую когда-то уже пришлось заплатить.

— Ну… можно было бы заплатить даже и такую цену. Но когда я рискую, я хочу быть уверенным в том, что у меня есть шанс на выигрыш. Я уже говорил Вайо прошлым вечером, что меня не слишком заботит даже то, что вероятность проиграть окажется гораздо выше, чем вероятность победить.

— Вчера ты сказал, что шансы составляют один к десяти.

— Да, Вайо, если ты сумеешь показать мне этот один шанс из десяти, то я, пожалуй, готов рискнуть. А ты сумеешь мне его показать?

— Нет, Мани, не могу.

— Тогда о чём мы вообще базарим? Лично я не вижу ни одного шанса.

— Я тоже, Мануэль. Но у нас разные точки зрения на эту проблему. Революция — это своего рода искусство, а в искусстве нередко бывает, что движение к цели важнее, чем сама цель. Меня не волнует возможность поражения; проигранная борьба может принести мне такое же моральное удовлетворение, как и победа.

— Нет уж, извините. Это не для меня.

— Мани, — неожиданно предложила Вайо, — посоветуйся с Майком.

Я в изумлении уставился на неё:

— Ты это серьёзно?

— Совершенно серьёзно. Если вообще возможно правильно посчитать шансы на успех в таком деле, то именно Майк может сделать это.

— Ну что ж… Возможно.

— Будет ли мне позволено поинтересоваться, — спросил проф, — кто такой Майк?

— Да, по сути, никто, — сказал я, пожав плечами.

— Майк — лучший друг Мани. Он очень хорошо умеет подсчитывать шансы.

— Букмекер? Моя дорогая, если вы привлечёте его, то он будет четвёртым, и мы сразу же нарушим принцип работы по тройкам.

— Ну почему же, — сказала Вайо, — Майк мог бы войти в тройку, которая будет работать под руководством Мани.

— Гм… Действительно. Возражение снимается. Вы можете за него поручиться? Или, может быть, Мануэль?

— Майк — бесчестный тип, недоросль, со склонностью к дурацким розыгрышам, и он ни капельки не интересуется политикой.

— Мани, я передам Майку всё, что ты о нём здесь наговорил. Профессор, он совсем не такой, и кроме того, он нам нужен. На самом деле именно Майка следует сделать нашим руководителем, а мы трое образуем ячейку, находящуюся в его прямом подчинении. Своего рода исполнительный орган.

— Вайо, у тебя, часом, не приступ кислородного голодания?

— Да всё со мной в порядке. Я же, в отличие от вас, не нализалась в стельку. Мани, подумай. Используй своё воображение.

— Я должен признаться, — сказал проф, — что я нахожу ваши высказывания чрезвычайно противоречивыми.

— Да чёрт с вами, — сказал я.

Всё время перебивая друг друга, мы рассказали профу о Майке. Рассказали всё: о том, как в нём проснулось сознание, о том, как он получил своё имя и как познакомился с Вайо. Проф очень спокойно отреагировал на сообщение о существовании компьютера, обладающего самосознанием. Он воспринял этот факт с большей лёгкостью, чем я когда-то воспринял факт существования снега, когда мне довелось его впервые увидеть. Проф только кивнул и сказал:

— Продолжайте.

Спустя какое-то время он спросил:

— Но разве этот компьютер не собственность Надсмотрщика? Не проще ли тогда пригласить на наше собрание самого Надсмотрщика и разом со всем покончить?

Мы постарались переубедить его. Наконец я сказал:

— Давайте взглянем на это следующим образом. На самом деле Майк сам всё за себя решает. В этом он похож на вас. Его тоже можно причислить к рациональным анархистам, поскольку он рационален и не испытывает преданности ни к какому правительству.

— Если машина не испытывает преданности по отношению к своим хозяевам, почему ты считаешь, что она будет испытывать преданность по отношению к тебе?

— Я просто чувствую это. Я дружески отношусь к Майку, а он в свою очередь дружески относится ко мне. Я ведь знаю, как добиться его расположения. Я не уверен, что он вообще в состоянии выдать меня кому-нибудь, кто не знает кодовых сигналов. Один из этих сигналов обеспечивает возможность безопасной телефонной связи, другой позволяет получить доступ к той информации, которую я вложил в него, и к записи наших предыдущих разговоров. Мышление машин отличается от человеческого. Но я готов дать голову на отсечение, что у него никогда не возникнет сознательного желания предать меня… Возможно, что он даже сумеет защитить меня в том случае, если кто-нибудь сумеет получить доступ к кодовым сигналам.

— Мани, почему бы нам не позвонить ему? — предложила Вайо. — Как только профессор де ля Паз поговорит с ним, он поймёт, почему мы доверяем Майку. Профессор, мы не будем сообщать ему никаких секретов до тех пор, пока вы не удостоверитесь, что он абсолютно надёжен.

— Я думаю, что вреда от этого не будет.

— На самом деле, — признал я, — я уже сообщил ему кое-какие секреты.

Я рассказал им о том, что прошлой ночью я вёл запись, и о том, где она находится. После моего признания проф выглядел потрясённым, а Вайо — обеспокоенной.

— Не дёргайтесь по этому поводу, — сказал я. — Никто, кроме меня, не знает код доступа к этой информации. Вайо, ты помнишь, как Майк повёл себя, когда речь зашла о твоих фотографиях? Он теперь не позволит мне добраться до этих снимков, хотя именно я и предложил заблокировать доступ к ним. Но если вас до сих пор трясёт, я позвоню ему, удостоверюсь, что никто не пытался добраться до этих записей, и велю ему стереть их. После этого они исчезнут без следа, память компьютера хранит либо всё, либо ничего. Или можно поступить ещё проще. Позвонить Майку и приказать ему перегнать запись обратно в записывающее устройство. Никаких проблем.

— Не утруждай себя, — сказала Вайо. — Профессор, я доверяю Майку. Вы тоже ему поверите.

— Если как следует подумать, — признал проф, — я не вижу никакой опасности, которая могла бы проистекать из того факта, что существует запись митинга, который состоялся прошлой ночью. Нет никаких сомнений в том, что среди такого количества народа затесалось несколько шпиков, и возможно, что кто-то из них, так же как и ты, использовал записывающее устройство. Но, Мануэль, я искренне огорчён тем, что ты проявил некоторую неосмотрительность — недостаток, совершенно недопустимый для члена конспиративной организации, особенно если он, подобно тебе, находится на самом её верху.

— Когда я вводил эту запись в Майка, я не был членом никакой конспиративной организации. И я до сих пор себя таковым не считаю и не собираюсь до тех пор, пока меня не убедят, что шанс на победу существует.

— Я беру назад свои слова о том, что ты допустил неосмотрительность. Но скажите мне, вы всерьёз полагаете, что эта машина может предсказать исход революции?

— Я не знаю.

— А я думаю, может, — сказала Вайо.

— Погоди, Вайо. Проф, он сможет сделать прогноз только в том случае, если будет располагать всей совокупностью информации.