Унижение России: Брест, Версаль, Мюнхен - Уткин Анатолий Иванович. Страница 126

Тринадцатого числа Вильсон увидел на горизонте Брест, где его ждал полковник Хауз. Советник и друг горел желанием поделиться информацией, ведь эти дни принесли столько нового. Хауз постарался в отсутствие президента установить контакт с главными действующими лицами дипломатической драмы. Его деятельность получила самые разноречивые оценки различных лиц. Представляют интерес суждения его коллег. Двое членов американской делегации — генерал Блисс и Уайт — полагали, что Хауз находится под чрезмерным влиянием Клемансо. Насколько видится это сейчас, Хауз постарался приложить максимум усилий в стиле американских дипломатов — мастеров компромисса. Он развил лихорадочную активность, шаг за шагом сближая взгляды сторон. Возможно, что с определенной точки зрения он достиг впечатляющих результатов. Но, с другой стороны, учитывая стремление Вильсона не вступать в типичную европейскую «торговлю», Хауз в некоторой степени скомпрометировал американскую позицию.

Трудно судить Хауза: оставленный Вильсоном базовый документ — «14 пунктов» — не позволял давать достаточно четкие ответы на вопросы англичан, французов и итальянцев по конкретным проблемам мирного урегулирования. Наиболее значительная из идей, переданных Хаузу Вильсоном, — фактический приказ противостоять «докладу Фоша» (требовавшего ужесточения обращения с Германией, предъявления ей суровых экономических и территориальных условий). Вильсон и Хауз хотели «открыть» Германию для американской продовольственной и иной помощи, с тем чтобы увеличить свое воздействие на всю европейскую ситуацию (и, в частности, чтобы поддержать германскую буржуазию в этот сложный Для нее час социального подъема трудящихся масс).

Хаузу в отсутствие президента пришлось противостоять желанию Клемансо создать демилитаризованную Рейнскую республику. В сложных переговорах Хауз сумел выстоять «на Рейне», но согласился с французским вариантом решения саарской проблемы. Было решено передать Данциг Польше, а Люксембург — Бельгии. В сложном клубке территориальных и прочих противоречий Хаузу было нетрудно сделать шаги, которые не понравились Вильсону.

По прибытии «Джорджа Вашингтона» в Брест президент сам принялся задело. Присутствующие (в частности, бывший посол Жюссеран) нашли его бледным и сосредоточенным. Церемониальный осмотр войск не интересовал Вильсона. Он спешил удалиться с Хаузом в вагон поезда, направлявшегося в Париж. В те недолгие часы, когда специальный состав мчал американского президента в столицу Франции, Вильсон и Хауз обсудили состояние дел на двух полях битвы — на мирной конференции и в сенате.

Хауз увидел «нового» Вильсона, ожесточенного и полного мрачной решимости. Именно в эти дни Вильсон признался жене, что дипломатическая игра во многом разочаровывает. Складывалось впечатление, что реальна необходимость пересмотреть частично уже согласованный устав Лиги Наций, находящийся под ударами критики и на конференции, и в США. По крайней мере французы требовали более жестких гарантий от восстановления германской мощи, чем обещание прийти на помощь в сложную минуту. Им было видно, что, уклоняясь от более жесткого подхода к Германии, Вильсон стремился к созданию некоего франко-германского равновесия. Абсолютное доминирование Франции в Западной Европе его не устраивало. Понятно, что Клемансо и ведшему переговоры с американцами А. Тардье не импонировали настроение и позиции американцев.

В ПАРИЖЕ

Тем временем поезд с американским президентом прибыл к вокзалу Инвалидов 14 марта 1919 г. Разительный контраст не мог ускользнуть от Вильсона: три месяца назад его встречали не так. Тогда он был «спасителем Франции». Теперь же враждебные голоса утверждали, что союзники не могут наказать Германию только из-за упорного стремления Вильсона утвердить в Европе свой порядок.

Мнение западноевропейцев о Вильсоне теперь часто звучало убийственно. «Нельзя понять характер и политику президента Вильсона, если мы не уделим внимания той черте фанатического мистицизма, которая искажает в нем академическую способность к рациональному мышлению. Его детское суеверие в вопросе о счастливом тринадцатом числе (чертовой дюжине) является симптомом мистицизма, который временами носил почти патологический характер… Ему кажется, что мириады глаз смотрят на него как на пророка, пришедшего с Запада, как на человека, избранного Богом, чтобы возвестить миру новые заповеди и новый строй… Утверждение, что президент Вильсон тщеславен, упрям, сектант и замкнутый человек, недостаточно. Он также человек, которого преследуют навязчивые идеи, он — одержимый».

Ощущая перемену психологического климата, президент Вильсон искал утешения в упорной работе. Наступала новая фаза в вильсоновской дипломатии. Атакуемый политическими соперниками дома, потеряв долю уверенности в полной реализации своих планов в Европе, оттолкнув (вольно или невольно) прежде лояльных сотрудников, президент Вильсон решил частично пожертвовать догмой, рискнуть частью своего тщательно созданного ореола и начать реальные переговоры с двумя сильнейшими партнерами по переговорам: с крупнейшей морской и колониальной державой — Англией и обладательницей величайшей сухопутной армии — Францией. В сверхклуб избранных периодически допускался итальянский премьер Орландо, а иногда, когда требовалось, приглашались специалисты.

Эта работа велась уже не в роскошном дворце Мюрата, а в более скромном особняке на площади Америки. Время не терпело промедления. Уже в первый день Вильсона ожидал Ллойд Джордж, а после обеда к ним присоединился Клемансо. «Тройка» провела трехчасовое заседание в обстановке полной секретности в приемной супруги полковника Хауза.

Клемансо помог двум членам Общества Лиги Наций — Леону Буржуа и Ларноду — выступить с идеей непринятия американских поправок, в случае если Франция не реализует двух условий: безопасные границы и военные гарантии. В речи, произнесенной в Национальной ассамблее, министр Клотц добавил еще одно условие: Лига Наций будет гарантировать упорядоченность мировым финансам. В отличие от американцев и англичан французы стремились связать экономические, территориальные и военные вопросы воедино.

Итальянцы практически не интересовались проектом международной организации, все, что им нужно было, — так это благоприятные для них границы на севере «сапога» и на северо-востоке. Это было уже зафиксировано в процессе вхождения Италии в войну в 1915 г. Величайшую страсть итальянцы проявляли лишь тогда, когда речь заходила о порте Фиуме. Рим желал получения земель, где большинство населения не были итальянцами, и итальянцев принцип национального самоопределения интересовал не столь уж интенсивно.

Британская империя не была сосредоточена на Европе.

Новые подмандатные территории, общее положение Лондона в мире — вот что было жителям Британской империи важнее Лиги Наций. Британия? Как пишет историк Грегор Даллас, «сидящий рядом с упрямыми французами и морализующими американцами, британский премьер-министр вынужден был играть сложную театральную роль. У него не было ни проектов, подобных французскому, ни идеалов, подобных американским. Он выиграл поразительную победу на национальных выборах, но за ним не стояло твердо организованной партии — его огромное парламентское большинство могло рухнуть в течение дня. Для Дэвида Ллойд Джорджа, мастера пантомимы, наступил звездный час»[582].

Главная сюжетная линия конференции сосредоточилась на следующем. Американцы отказывали в кредитах, а европейские страны, не имея альтернативы, стремились покрыть свои долги репарациями с Германии. Начался бесконечный спор о доле каждой страны. Вначале казалось, что Ллойд Джордж нашел «золотое сечение»: 50 % германских репараций идет Франции, 30 % — Великобритании, остальные 20 % — всем прочим, включая Бельгию. Но возмутился самый большой получатель; Франция потребовала 56 % и ни процентом меньше.

Ллойд Джордж объяснял своему кабинету: «До тех пор, пока президент Вильсон не готов сосчитать общую стоимость войны и определить долю Америки, у него не будет морального права отвергнуть наши требования о репарациях»[583]. Как только одна из стран начинала жаловаться на малость своей репарационной доли, следовало увеличение общей суммы диктуемых немцам репараций.