Богатырщина. Русские былины в пересказе Ильи Бояшова - Бояшов Илья Владимирович. Страница 26

– Брат мой названый, Костя Новоторженин! Лука и Моисей, боярские братья! Верный мой Михайло Потык! Уже меня, Ваську, бьют!

Разъярились добрые молодцы и очистили улицу. Кого искалечили, руки-ноги переломали, а кого прибили до смерти.

Кричат, ревут посадские. Говорит им Василий Буслаевич:

– Эй вы, плаксы, раззявы, новгородские мужики! Бьюсь я с вами о великий заклад: напускаюсь я на весь Великий Новгород со своей дружиной. Коли вы меня за два дня побьёте, буду платить вам дани-выходы всякий год по три тысячи. А если я вас кулаком уговорю, то вам платить мне такую же дань.

Мужички понадеялись, что одолеют проклятого Ваську, – побились с ним о великий заклад и подписали о том договор. Началась у них в первый день такая драка, что все вороны с голубями полетели вон с города. Сошлись на мосту через Волхов: с одной стороны все новгородские мужики и богатые купцы, с другой – Васька со своими назваными братьями. Дерутся спорщики с утра до вечера, а к ночи Васька с дружиной начал одолевать: многих его молодцы прибили до смерти, многих искалечили.

Новгородцы догадались, что делать. Пошли они с дорогими подарками к вдове Амелфе Тимофеевне, говорят ей таковы слова:

– Матушка Амелфа Тимофеевна, прими от нас дорогие подарочки. Уйми только своё чадо милое, Василия Буслаевича.

Амелфа Тимофеевна приняла подарочки и послала к Васеньке девушку-чернавушку. Прибежала девушка к Ваське, подхватила его за белые руки, позвала к матушке. Не мог Васька ослушаться – пришёл к матери на широкий двор. Та же за все разбойничьи дела посадила сынка в глубокие погреба, затворила железными дверьми, заперла на булатные замки.

Как услышала о том Васькина дружина, пригорюнилась, но делать нечего. На второй день принялась она биться с новгородскими мужиками. Дерутся молодцы с новгородцами с утра до вечера, и здесь без Васьки им плохо пришлось: взялся город одолевать, с моста дружину теснить, в седой Волхов скидывать.

Видят Костя Новоторженин с Моисеем и Лукой: пришла к реке по воду та самая девушка-чернавушка. Взмолились молодцы:

– Эй ты, девушка-чернавушка, выручай нас! Вызволяй от верной погибели!

Девушка бросила кленовое ведро, подхватила кипарисовое коромысло и принялась тем коромыслом помахивать, мужичков новгородских с моста скидывать. Однако вскоре стало видно: и с чернавушкой не одолеть Васькиной дружине всего Новгорода.

Кричат Костя с Моисеем и Лукой:

– Ты, девушка-чернавушка, бросай своё коромысло, беги поскорее на двор Амелфы Тимофеевны, сбей с её погребов булатные замки, отвори железные двери!

Девушка бросила коромысло, прибежала на двор Амелфы Тимофеевны, сбила там замки, отворила двери и говорит Василию:

– Спишь, Василий, или так лежишь? Твою дружину мужики новгородские всю переранили, молодцев твоих порастаскали. Пробиты булавами буйные головы твоих братов названых.

Здесь ото сна Василий пробудился, руки-ноги поразмял. Выскочил Васька на двор – не попалась ему под руку железная палица, а попалась тележная ось. Побежал Василий по Новгороду, по широким улицам, только вот встал на пути старец Пилигримище. Держит старец на могучих плечах колокол: весом колокол в целых триста пудов. Закричал старец Пилигримище:

– Стой, Васька, не попархивай! Молодой глуздырь, не полётывай! Не выпить тебе воды из седого Волхова! Не повыбить тебе мужичков в граде Новгороде! Есть молодцы против тебя, и стоим мы, молодцы, не хвастаем.

Говорит ему Василий:

– Отойди-ка ты с дороги, Пилигримище, не гневи меня, добра молодца! Ставил я великий заклад с новгородскими мужиками, что побью их всех за два дня. А в задор войду – и тебя убью.

Однако Пилигримище с дороги не сходит, на Ваську Буслаева ругается:

– Щенок ты против меня, птенец ты вылупившийся!

Как ударил тогда Вася осью тележной в колокол, так закачался Пилигримище, во все стороны гул пошёл. Заглянул Василий под колокол, а у старца и глаз-то уж нет – закатились они за веки. Побежал тогда Василий прямиком по Волховой улице. Как завидели дружинники своего главаря, у ясных соколов словно крылья выросли. Пришёл молодой Василий Буслаевич своим молодцам на выручку, взялся охаживать тележной осью новгородских мужичков: по целой дюжине он их с моста в реку скидывает, по десяточку на перила сбивает. К вечеру те из них, сердешных, кто жив остался, понесли Васькиной матери Амелфе Тимофеевне две чаши: в одну насыпали чистого серебра, а в другую – красного золота. Пришли они к вдовьему двору, бьют челом, поклоняются:

– Государыня-матушка, принимай подарочки. Уйми только своё чадо, молодого Ваську Буслаева. Мы и рады ему платить всякий год по три тысячи. Будем всякий год также носить ему с хлебников – по хлебику, с калачников – по калачику, с молодиц – повенечное, с девиц – повалёшное, со всех людей ремесленных – всё то, что они сработают, с попов же и дьяконов – восковые свечи.

Амелфа Тимофеевна задумалась. Послала она девушку-чернавушку привести непутёвого сына с его дружиной. Девка по дороге запыхалась: нельзя ей пройти по мосту, по улицам – везде тела валяются. Прибежала чернавка к Василию, рассказывает:

– К твоей матери пришли мужички новгородские, принесли дорогие подарочки, принесли заручные записи. Хотят мириться и платить тебе дани-подати.

Повела девушка Васю с дружиной на двор к Амелфе Тимофеевне. Сели там Васькины молодцы в единый круг, выпили по чарочке зелена вина. Принялись они нахваливать своего атамана:

– Здрав будь, Василий Буслаевич! Нанесли мужички нам подарочков на целых сто тысяч, да ещё по три тысячи обязались всякий год платить.

Садко

Богатырщина. Русские былины в пересказе Ильи Бояшова - i_048.png
ишь один из всех новгородских жителей Ваське Буслаеву не кланялся, дани ему не платил – гусляр Садко.

Ходил Садко со своими гуслями по честным пирам. Сажали там гусляра на почётное место, а как начинал он по серебряным струнам поваживать, свой звонкий голос пробовать, стар и млад не удерживались, принимались за буйную пляску, да так, что все половицы тряслись.

Девицы на того Садка засматриваются, купцы-бояре наперебой его к себе приглашают – говорят ему:

– Сыграй нам, Садко, и так спой, чтобы и столетние старики за твоими песнями увязывались – плясали, как молодые парни на гулянке.

Он и рад стараться – а как иначе? Его-то, Садка, на каждом пиру подарками одаривают, кушает он там досыта, пьёт вволю, и вся работа – играй да пой с утра до вечера. Возгордился Садко, говорит про себя таковы слова: «Без меня-то, гусляра, в Новгороде и пир не пир, и свадьба не свадьба».

Позвали как-то его к боярину Твердыне Мстиславовичу, усадили на берёзовую лавку за берёзовый стол. Однако место гусляру не понравилось. Встал Садко на резвые ноженьки и говорит хозяину:

– Не найти тебе, Твердыня Мстиславович, во всём Господине Великом Новгороде такого гусляра, как я. А раз ты меня пригласил, то тогда уж и выслушай! Негоже мне, Садку, ютиться у входа вместе с нищими, как дворовому псу. Посади-ка меня рядом с собой и своею боярыней на дубовую лавку за дубовый стол, поднеси мне чарку первому – только тогда буду играть тебе и твоим гостям.

Рассердился боярин:

– Ах ты, глуздырь неоперённый, щень подворотная, как смеешь говорить мне подобное? Да кто ты такой, чтобы я тебя усаживал рядом с собой и своею боярыней? Молоко на твоих губах ещё не повысохло, борода твоя толком ещё не выросла, а уже старым людям приказываешь. Голь ты перекатная, теребень ты кабацкая – у тебя одни гусли-перегуды в товарищах. Вот как я накажу твою гордыню – попрошу всех честных новгородских купцов, чтобы впредь не звали они тебя на свои пиры.

Говорит Садко боярину:

– Голос мой таков, что им все дрозды-соловушки заслушиваются. А когда начинаю я по серебряным стрункам поваживать, никому не усидеть за посудой. Знает весь Господин Великий Новгород – без меня и пир не пир, и пляска не пляска!

Перекинул Садко за плечо свои гусли и отправился вон.