Если бы Гитлер взял Москву - Шпаковский Вячеслав Олегович. Страница 10

В итоге Гальдер ничего не делал два дня, а уже б августа начал готовить план генерального наступления на столицу большевизма. Разумеется, план этот нужно было хорошо проработать. Поспешность здесь была бы столь же губительна, как и продолжение медленного наступления на широком фронте.

Все обстоятельства благоволили задуманному. В течение первой недели августа войска Гота и Гудериана имели успех в районе Ельни и продолжали двигаться на восток. Силы Гудериана при этом сумели войти в Рославль и твердо закрепиться на дороге, ведущей к Москве. Разведка Люфтваффе сообщала, что позади линии обороны советских войск в этом секторе резервов практически не было, что позволяло рассчитывать на успех мощного танкового удара на этом направлении.

С другой стороны, никто не наступает, не защищая собственные фланги, а сил для этого у группы армий «Центр» как раз и не хватало. Однако и здесь Гальдер сумел продумать все до мелочей. На севере немецкие войска защищали леса и болота. Когда 12 августа советская 34‑я армия начала контрнаступление к югу от озера Ильмень, то один из двух корпусов генерала Геппнера был оттянут от Луги, чтобы его остановить. В результате он оказался развернут таким образом, что удачно прикрывал наступление группы армий «Центр» на Москву.

Положение на юге было менее благоприятным. Да, германские войска здесь также имели успех, однако между группами армий «Центр» и «Юг» образовался опасный промежуток, который нужно было обязательно заполнить. Однако Гальдер и здесь нашел выход. Поскольку войска южной группировки были усилены за счет центра, его следовало вновь усилить за счет соединений, и в первую очередь танковых, передислоцированных сюда с юга. Решающее значение имела Москва, а не Украина, и некоторое замедление продвижения на этом направлении, по его мнению, вполне можно было бы компенсировать успехом на этом стратегически важном для немцев направлении.

Одновременно немецкие войска накапливали силы. Ведь кампания велась уже больше семи недель, дольше, чем во Франции, и это, разумеется, не могло не сказаться на состоянии и людей, и машин. Танки выходили из строя как из‑за плохих дорог, так и из‑за вездесущей пыли, забивавшей их двигатели. Требовался постоянный поток запчастей, топлива и смазочных материалов, не говоря уже о боеприпасах и продовольствии, но все это в требуемых размерах подвести к передовой оказывалось просто невозможно. В результате уже к середине августа поставки не удовлетворяли спрос.

Главной проблемой транспортного снабжения являлась более широкая колея советских железных дорог. Захваченных паровозов и вагонов хватало лишь на то, чтобы поддерживать движение на линии Полоцк–Варшава. В других местах было решено просто‑напросто заменить полотно. И хотя германские инженеры работали круглые сутки, тем не менее выполнить подобный объем работ им было просто не по силам. В результате 6 августа генеральный квартирмейстер потребовал хотя бы двух недель передышки, чтобы получить время для отдыха и накопления необходимых запасов.

Снабжать одинаково три группы армий оказалось физически невозможно. Поэтому Гальдер посчитал, что будет лучше, если он обеспечит всем необходимым две из трех, и выбрал для удара центральное и северное направления. Конечно, Валдайская возвышенность отнюдь не была идеальным местом для танковой войны, но так как наступление в этом районе должно было ликвидировать потенциальную угрозу для левого фланга, то с этим обстоятельством приходилось смириться. Было решено, что 56‑й танковый корпус Манштейна будет усилен 8‑й танковой дивизией из корпуса Рейхарта, после чего они совместно с частями 3‑й танковой группы ударят в направлении южного берега озера Ильмень, после чего сразу же повернут на юг, на Москву. Наступление должно было начаться 23 августа и готовилось очень тщательно.

Два дня спустя в наступление должны были перейти и войска группы армий «Центр» уже на центральном участке. Два корпуса 3‑й танковой группы Гота атаковали с севера в направлении на Ржев, откуда можно было бы продолжить движение либо на север, чтобы соединиться с Манштейном и окружить несколько советских армий в районе Осташкова, либо, в случае полного и быстрого успеха этой операции, повернуть дальше к югу. 2‑я танковая группа Гудериана не должна была продвигаться на Брянск и Калугу, как это предусматривалось в самом начале, а еще сильнее надавить под Ельней и с помощью 4‑й армии разгромить находящиеся там войска. Затем Гудериан должен был двигаться к Вязьме и по дороге от Юхнова к Москве.

Все это не было большой неожиданностью для солдат и офицеров группы армий «Центр», которые в отличие от фюрера никаких иных целей, кроме Москвы, для себя и не представляли. На стрелках дорожных указателей у них в частях было написано: «Moskau 240 kilometren» («До Москвы 240 километров»). При этом моральный дух в войсках был очень высок, поскольку конец войны и победа были для них не абстрактным, а вполне реальным и конкретным понятием. «Москва до снегопада – домой до Рождества» – вот популярный лозунг, с которым они все это время шли в бой и которому они не могли не верить!

* * *

15 августа поздно ночью Сталин расхаживал по своему кабинету и думал о том, как все‑таки могло случиться то, что случилось. «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!» – вспомнились ему почему‑то слова, сказанные им 3 июля в обращении к народу, и вся эта чувственность и слабость показались ему донельзя противными. Впрочем, ему самому эта слабость была понятна. Хуже было то, что и вокруг него было в избытке слабых людей, на которых он тем не менее должен был полагаться. Тимошенко, например, не решился доложить ему, что Минск сдан. Сказал, что он не готов к докладу, а на самом деле просто побоялся сказать правду. «Нет связи!» – вот что он тогда говорил, хотя и связь у него была, и про Минск он тоже знал. «А ведь я тогда к ним специально приехал, и вот чем они меня в Наркомате встретили. А Жуков почему‑то вообще вышел в другую комнату, и это при нем, при Верховном!» Сталин опять прошелся по кабинету и остановился перед большой картой, где все перемещения советских и германских войск отмечались буквально по часам. «Ну куда, куда они все подевали такую прорву оружия? – продолжал он говорить сам с собой, как будто бы кто‑то мог ему ответить. – Полтора миллиона одних только винтовок СВТ‑40 дала наша промышленность армии. А они жалуются на превосходство немцев в автоматическом оружии…»

Он вспомнил, что еще до начала войны при передаче дел Наркомата обороны СССР маршалом Ворошиловым маршалу Тимошенко работавшая с ним комиссия сделала вывод, что «воинская дисциплина не на должной высоте и не обеспечивает точного выполнения войсками поставленных им боевых задач». А сколько тогда было всевозможных ЧП, случаев гибели бойцов и командиров по их же собственной вине? В 1940 году из строя выбыло больше 10 тысяч человек – целая дивизия, причем около 3 тысяч было убито и 7 тысяч ранено. А уже в первом квартале 41‑го года около 1 тысячи было убито и более 2 тысяч ранено. Ежедневная цифра убитых и раненых в 1940 году составляла 27–28 человек, а в начале 41‑го – уже 36!

Сталин вновь вспомнил поступавшие к нему отовсюду доклады. «Чистить оружие и то научить бойцов как следует не смогли. Эх‑х! А теперь на что‑то еще жалуемся…»

Восточный фронт 15 августа 1941 г.

Он посмотрел на карту, но от этого сделалось еще хуже. Враг продолжал наступление на всем протяжении линии фронта. Повсюду части Красной Армии были либо уничтожены, либо взяты в плен, либо отступали. Особенно ошеломляли данные о количестве красноармейцев, оказавшихся у немцев в плену. Получалось, что бойцы РККА сдавались немцам целыми дивизиями. Да что там рядовые бойцы?! В плен сдался даже его собственный сын Яков, и это просто не находило себе никаких объяснений…

Как и всегда в особенно сложные напряженные моменты реальной жизни, Сталин вдруг задумался об исторических примерах из прошлого, пытаясь именно в нем найти хотя бы какое‑то оправдание происходящему. Да, оправданий там было сколько угодно, но вот в какой степени все это могло сейчас помочь лично ему, Сталину?!