Петр 2. Петербург (СИ) - Канаев Илья Владимирович. Страница 41

  Ещё была тёмная история с умерщвлением моего отца в одном из соседних помещений Трубецкого бастиона. К сожалению, кто лично занимался казнью мне доподлинно не известно. По одной из версий одним из душителей был стоящий передо мной генерал. Но сейчас в ответ на мои обвинения Ушаков принялся утверждать, что наговорили на него изменники Меншиков и Толстой. Я пожал плечами.

  - Всё бы ничего, если так как ты говоришь. Только я тебе дал очень большую власть в обмен на полную преданность. Думал, что совершив однажды ошибку, ты только ревностнее станешь мне служить. Но большая власть предполагает доверие от меня и ты это доверие сегодня потерял. Причинами твоего поступка пусть теперь занимаются дознаватели. Уведите его!

  Державшие Ушакова за руки потянули протестующего генерала к двери. Языков отправился следом, а я, выдохнув воздух, откинулся на спинку стула. Попытался понять, зачем раньше поверил в этого человека, хотя были у меня исторические сведения о его близости с Толстым. Зачем также мне его рекомендовал Остерман? Если ближайший мой соратник тоже замешан в измене мне грозит нешуточная опасность. Верно ли я оценил сегодняшние события? Может быть, я поспешил с обвинениями, и со стороны генерала была обычная небрежность?

  - Правильно ли я поступил, Рейнгольд?

  Его отец когда-то возглавлял придворный штат моей матери и сын, несмотря на всю свою флегматичность и сдержанность, всегда по-отечески относился ко мне.

  - Да, Ваше величество, вы проявили твёрдость достойную императора.

  Родственное отношение не отменяет необходимости льстить царю при каждом удобном случае. Надеюсь, однажды мне не придётся подвергать опале кого-то из моих воспитателей. Но если будет нужно, сердце дрогнет, но воля не ослабнет.

  - Будем надеяться, что я не ошибся. Передай Матюшкину, чтобы начал расследование среди служащих Третьего отделения на предмет измены. Все текущие дела Тайной канцелярии временно переходят к нему, пока не найдём надёжного и толкового человека на место Ушакова.

   (07/04/15)

  Люблю размышлять, глядя в окно на дома, деревья Летнего Сада или простор Невы. К сожалению, в крепостном кабинете Ушакова есть только небольшое окошко под потолком и мой взгляд цеплялся только за голые стены, немногочисленные предметы обстановки или лица Левенвольде с Яковлевым. В этих казематах на лицах лежит печать уныния и безнадёжности. Или мне это только кажется. Что-то я упустил за последние месяцы. Затеял множество проектов, но их реализация висит на тонкой ниточке моей жизни, за которой ведёт охоту группа решительно настроенных и умелых людей. И в этой 'военной' ситуации я позволил себе расслабиться и доверил расследование случайному в общем то человеку. Человеку, который сам может оказаться основным заказчиком моего убийства. Пора мне изменить приоритеты. Во-первых, на ближайшее время главной задачей для меня является поимка заговорщиков. Как сделать это наилучшим образом? Только возглавив расследование самому.

  Взяв лист бумаги, начал рисовать схему. В случае моей смерти, кто может наследовать трон? Анна Петровна, сестра или кто-то из дочерей Ивана V? Все они относятся ко мне хорошо, даже старшая из царевен, герцогиня мекленбургская Екатерина Ивановна. Вряд ли они стали заказчиками моего убийства. Но вокруг каждой из них крутятся вельможи, которые могут рассчитывать занять место опекуна или фаворита новой императрицы. Это я исхожу из того, что стычка на мосту через Мойку спланирована именно как попытка моего убийства. Смущает то, что в параллельной ветви истории ничего подобного не произошло, а значит какие-то мои действия дали толчок или стали причиной покушения. Например, кто-то испугался моей внезапно выросшей независимости в поведении или каких-то конкретных моих необычных поступков.

  Но вернёмся к заговорщикам. Если я не верю в вину кого-то из своих тёток или сестры, то след ведёт к тем, кто к ним ближе всего. Таких людей немного. Меншиков, герцог Голштинский, Остерман и кто-то из верхушки Салтыковых. Ивановский клан помимо царевен возглавляют трое. Это дядя сестёр, обер-шенк Василий Фёдорович Салтыков. Во-вторых, старейшина рода Салтыковых, тоже Василий Фёдорович, по чину стольник и на днях назначенный командовать Невским драгунским полком. Наконец, Иван Ильич Дмитриев-Мамонов, морганатический супруг Прасковьи Ивановны и генерал-губернатор Санкт-Петербурга. То, что Меншикову и мне удалось избавиться от присутствия герцогов голштинских, не означает того, что в Петербурге они потеряли всех сторонников. Тот же Ушаков мог работать на них, как и друзья сидящего в заточении на Соловках Толстого. Но исполнителем воли голштинцев мог стать и кто-то другой, что сильно усложняет картину. Например, кто-то из командиров гвардии.

  Я вздохнул. Все это рассуждения я повторял не один раз. Подозреваемых слишком много. Даже то, что на дыбе Меншиков никак не подтвердил своего участия в покушении на мою особу, не устраняет до конца версию с его участием в заговоре. Реальнее было бы найти непосредственных участников. Банду Рябого ликвидировали, но есть вторая шайка во главе с Луниным. Однако благодаря странным действиям главы Тайной канцелярии эта ниточка затерялась где-то за морем. Пока их там пытаются отыскать, главный заговорщик может организовать на меня новое нападение. Справится ли Служба Охраны с моей защитой, несмотря на все тренировки?

  Сейчас Матюшкин захватил помещения Третьего отделения, а его люди проводят предварительные проверки жандармов на лояльность. Самого Ушакова уже должны допрашивать. Сначала 'без виски', то есть без подвешивания на дыбе, этого 'универсального' следственного инструмента. Моё присутствие в пыточной сейчас больше навредит. Генерал, всесильный глава тайной службы, должен привыкнуть к новому положению, в котором он никто и даже меньше. Андрей Иванович может попробовать начать выкручиваться, но когда начнутся бесконечные пытки, будет очень трудно придерживаться одной и той же версии своих показаний. Хотя я вполне верю, что мастер допросов сможет что-то утаить от дознавателей. Да и мужик он крепкий и терпеливый.

  Мысль, что обрекаю человека на возможно несправедливые предстоящие мучения, меня посещала. Но дело в том, что благодаря его непонятным действиям моя жизнь остаётся под угрозой. Великодушие и гуманизм может дорого обойтись для меня, а главное для дел, которые я только начал. В общем, успокоив немного свою совесть, я решил покопаться в бумагах бывшего хозяина кабинета. Пригодились ключи от бюро, оставленные генералом в замке, когда он доставал письмо преподобного Афанасия. Хотя пару ящичков пришлось взломать самым грубым образом. Впрочем, документы мне были знакомы. Часть из них Ушаков приносил мне для чтения во время аудиенций. Часть была зародышем картотеки. В своё время я заставил Кириллова и архивариусов своей канцелярии заняться изготовлением каталогов по различным темам. Заказали придворным столярам изготовление каталожных ящиков и шкафов для хранения папок с документами. Благодаря росту производству бумаги на Охтинском заводе у нас появилось довольно много картона. Пока ещё рыхлого и тёмного, но по нынешним временам чрезвычайно дешёвого. Из картона по моим указаниям начали в массовом порядке прессовать папки для документов.

  С этими папками пришлось немного повозиться. Для начала во время одного из посещений Академии дал тамошним математикам условия простейшей задачи - разработать принцип расчёта формата стандартного листа, но только не на метрической основе, а на футовой.

  - Лист должен иметь площадь в один квадратный фут, иметь прямоугольную форму. Размеры нужно рассчитать так, чтобы соотношение сторон при сгибании пополам оставалось постоянной величиной.

  Практически при мне Эйлер первым добился результата и вывел соотношение Лихтенберга (один к корню из двух), лежащее в основе бумажных форматов. Опередив таким образом на сорок лет своего ещё не родившегося соотечественника, Эйлер дал своё имя этому открытию. Не сомневаюсь, что даже без моей помощи его имя будет запечатлено ещё во многих математических формулах.