Корабль - Брандхорст Андреас. Страница 14
– Я не очень хорошо себя чувствую, – сказал Говорящий с Разумом, рассматривая свое старое тело, пока сервомеханизмы относили биораствор и медицинскую камеру в центр отдыха. – Даже в этом теле со всеми встроенными стимуляторами и стабилизаторами.
– Дело в том, что ты потратил очень много сил. Эта миссия далась тебе очень тяжело.
– Была ли она успешной?
Они вышли из комплекса зданий, где располагались коннектор, медицинская зона с брутером, способным создать все необходимое, даже фактотум и небольшие многофункциональные устройства. На горе виднелся аэродром для шаттлов, где могли садиться на землю орбитальные станции, верфи, фабрики и сырьевые фермы. Это место окружали ясени и буки, некоторые из них были старше Адама.
– Раньше здесь был лед, – сказал он.
– Это было задолго до моего рождения, – ответил Бартоломеус.
– Некоторые из бессмертных застали то время, – Адам показал на гору. – Вершину покрывал лед, а на деревьях лежал снег. Мне про это рассказывал отец.
На здания и лес легла тишина. И только в верхушках деревьев слышалось завывание ветра.
– Отвечаю на твой вопрос. Миссия прошла крайне успешно, – наконец сказал Бартоломеус. – Мы благодарны тебе за выполнение, Адам.
– Я почти ничего не помню о ней.
– Воспоминания вернутся к тебе, как только душа и тело отдохнут от пережитого.
Адам посмотрел на высокое солнце, его глаза заблестели от слез, словно глаза обычного человека.
– Я мечтал о том, чтобы кто-нибудь спросил меня про Солнце, – сказал он.
Бартоломеус не проронил ни слова.
Адам поднял правую руку так, чтобы на нее падали солнечные лучи, дотронулся до нее пальцами левой. Неожиданно старик кое-что вспомнил.
– Я держал в руках какой-то предмет, – сказал он, сжимая пальцы, будто он прямо сейчас мял его. – Очень старый. Снаружи холодный, но теплый внутри, несмотря на то что ему много лет.
Бартоломеус загадочно улыбнулся. На его металлическом лице и в серых глазах, больше похожих на человеческие, чем на сенсоры фактотума, играли солнечные лучи.
Адам еще раз посмотрел на небо, он почему-то опасался, что большое черное облако может заслонить Солнце.
«Скорее всего, это будет совсем неплохо. С темнотой на небе будут видны звезды, среди которых я провел большую часть жизни», – подумал он.
Неожиданно его охватило волнение.
– Когда я снова смогу полететь? – спросил старик.
– Скоро, – пообещал Бартоломеус. – Как только мы приведем в порядок твое тело.
Он снова улыбнулся, но не так широко, как в первый раз, и добавил:
– Мы хотим, чтобы ты жил долго.
– Хотите, потому что я важен для вас?
– Верно, Адам, потому что ты очень важен для нас. Отдыхай и смотри на море, которое ты так любишь. Я знаю, что для тебя Земля кажется маленькой, а океан – большим.
– Он огромен, просто бесконечен, – подтвердил Адам.
У него было такое чувство, что он должен вспомнить еще что-то – не предмет, сохранивший тепло, но имя какого-то человека.
– Мой отец, – неожиданно произнес старик. – Конрад…
Имя, но он пытался обнаружить в памяти не его.
– …и Виктория. Мои родители.
– Полагаю, ты их давно не видел.
– Вот уже много лет.
«Почему я вспомнил про них именно сейчас?»
– Я мог бы поехать к ним.
– Это хорошая идея, Адам. У вас найдется немало тем для разговора.
Как оказалось, говорить им было практически не о чем, ведь они беседовали на разных языках.
После того как Кластер получил подтверждение о возвращении Конрада и Виктории на виллу у грюндландского фьорда из долгой поездки по островам Филиппинии, небольшой МФТ перенес Адама в родные края на берег моря. Старик с большим удовольствием вышел на землю. Полная луна, большая и яркая, казалось, превратила воду в серебро. На берегу лежала построенная машинами парусная лодка, которую он за более чем шестьдесят лет отсутствия вспоминал трижды. Паруса трепетали на ветру, а волны бились о борт. Несколько минут Адам слушал эту особенную песню, смотрел на море и хотел вернуться обратно в свое родное тело, каким бы дряхлым оно ни было. Он хотел нырнуть в воду, чтобы почувствовать соленый вкус воды.
Наконец он отошел от берега и начал подниматься на главную террасу. Оттуда доносились голоса. Сегодня в доме не был запланирован праздник и не должна была играть музыка, однако датчики показали Адаму, что на террасе собралось примерно пятьдесят человек. Чтобы не встречаться с незнакомыми людьми, он повернул к боковому входу с левой стороны. Охранники на ступенях и в проходах пропустили Говорящего с Разумом: от него исходили идентификационные сигналы члена семьи.
В доме было пусто, и стояла приятная тишина. Адам шел из комнаты в комнату, рассматривая картины и скульптуры из плавающих цветов, которые делала его мама. Он нашел ее рядом с брутером, в большой отведенной под кухню комнате, где программировались напитки, а сервомеханизмы сервировали и разносили их. Адам помнил, что его мать сохранила бессмертие, несмотря на беременность, но все равно удивился, что она выглядела так же, как много лет назад. Не на тридцать лет, как все остальные бессмертные, но на сорок. Сколько ей исполнилось? Задав себе этот вопрос, Адам сверился с базой данных. Виктории было триста восемьдесят семь лет, а Конраду – четыреста двенадцать.
– Кто вы?
Сейчас у Виктории не было сигнального значка, помогающего знать обо всем происходящем в доме.
– Я Адам.
– Адам?
– Твой сын.
– Мой сын? – Ее лицо, на котором виднелось несколько морщин, изменилось. – О, Адам, это ты!
На глазах проступили слезы. Вытерев их, она попросила вынести еду из брутера на террасу. В платье ржаво-красного цвета, украшенном золотыми пайетками, тихо шуршавшими при каждом движении, она подошла ближе к сыну. Адам положил руку на плечо мамы, на коричневую кожу, которая казалась настоящей. Тактильные ощущения от нее тоже должны были быть настоящими. Виктория отодвинула руку:
– Как твои дела, Адам?
– Все хорошо.
– О, – на мгновение ее губы расплылись в улыбке. – Рада, что у тебя все хорошо.
– Мне очень жаль, что я у вас давно не был, – сказал Адам.
Он начал говорить про мечты, что хотел бы снова вернуться во времена детства, когда они втроем путешествовали под парусом, в годы юности, когда он отправлялся в одиночное плавание на лодке. Что хотел бы стать тридцатилетним молодым человеком, которому умные машины подарили бессмертие и здоровье навеки. Адам рассказывал про это подробно, но без эмоций. Стоявшая перед ним женщина, его мать, сохраняла полное спокойствие. На ее месте мог быть любой другой человек.
– Сколько тебе сейчас, Адам? – спросила Виктория.
– А ты разве не помнишь?
– Девяносто?
– Девяносто два.
«Чувствую себя стариком, – подумал Адам. – Человеческим обломком, лишенным сил двигаться самостоятельно, который иногда даже ест с посторонней помощью. Ты, конечно, никогда не поймешь, сколько мне лет. Возможно, люди даже ужаснутся, увидев меня».
– О, это значит…
«Да, это значит, что я скоро умру», – решил он.
Сенсоры фактотума позволяли видеть беспомощность в глазах матери более отчетливо, чем видели бы человеческие глаза. Беспомощность и растерянность перед ситуацией, с которой она, несмотря на большой жизненный опыт, никогда не сталкивалась. Но тут было еще кое-что, глубоко запрятанный гнев, невыраженное отчаяние. Она так хотела иметь ребенка и ради этого рискнула своей молодостью, а потом поняла, что тот не может жить вечно и ей придется пережить его смерть. Этого она никогда ему не простит.
– Твой отец, – неожиданно сказала она. – Твой отец займет место в Высокой Сотне. Ты слышал об этом?
– Нет.
– Это еще не официально, но мы надеемся, что назначение произойдет через десять лет, на следующем Полном Собрании. А еще через пять лет он сможет заменить в женевском клане Эллергарда, который несколько месяцев назад стал жертвой ужасного несчастного случая, – Виктория прикрыла рот обеими руками, как будто слова причиняли ей боль. Но казалось, она была рада говорить с Адамом на темы, не касающиеся его впрямую.