Перезагрузка - Ноусиайнен Миика. Страница 6
Я в безопасности. За исключением того, что у мотоциклистов остался мой бумажник. В нем было удостоверение личности, визитные и банковская карточки – вся моя жизнь. Та самая жизнь, в которой я должен был укладывать детей спать, водить их в поликлинику и записывать в детский садик. Но мотоциклистам достанется только логист нефтяной компании, у которого есть «Мастеркард», библиотечный читательский билет и скидочная карточка сетевого магазина. Уверен, что я услышу об этих ребятах очень скоро.
Звонит Йенни, моя несостоявшаяся невеста. Отвечаю нейтрально, устроившись на заднем сиденье в такси.
– Привет, Йенни.
– Привет. Как у тебя дела? Как прошли похороны?
– Все в порядке.
Какого черта ей надо?
– Как там твоя мама на похоронах?
– Да вроде, норм. Как ты? Звонил тебе.
– Да, я только сейчас заметила. Наверное, не слышала звонка. Ко мне старший брат приезжал из Лохья, ездили с ним кататься на мотоцикле. Почувствовала себя подростком. Хи-хи.
– Хи-хи. Слушай, мне сейчас неудобно разговаривать. Созвонимся попозже.
Как сказал пастор: «На крутых поворотах жизни всегда бушуют страсти». Все-таки не стоит позволять им бушевать так, чтобы сдуру крушить мотоциклы авторитетных байкеров, а потом оставлять им бумажник.
Прошу таксиста остановиться за домом. И понимаю, что у меня нет ни карточки, ни наличных, чтобы расплатиться. Водитель, к счастью, молодой паренек, который соглашается, чтобы я заплатил смартфоном через «Мобил Пэй».
Дома ложусь в постель. Однако сон никак не идет. И тут звонит телефон.
– Сами.
– Мы грохнем тебя! Гребаное чучело!
Я даю отбой, но телефон сразу же заливается снова. Кстати, я не ставил запрета на выдачу своего адреса в телефонной базе данных. Имя мое, правда, весьма распространенное, но у кожаных жилетов не займет много времени меня отыскать. Отель – тоже не вариант. Гостиничный персонал всегда сообщает бандитам, в каком номере поселился клиент. Ну, во всяком случае, в фильмах.
Звоню Маркусу. Он мой хороший друг, поэтому не грех ему и соврать. Маркус отвечает почти сразу. Говорит шепотом:
– Привет, как раз детей уложил.
– Можно у вас переночевать? У меня тут протечка.
– Ну, ты, конечно, можешь прийти, только здесь невозможно выспаться. Первая девочка просыпается часов в шесть.
– Ничего. Я сейчас приеду.
Не включая света, собираю несколько пар белья, зубную щетку, свой ноутбук и прочие необходимые вещи. Осторожно выглядываю в окно. Я был прав. У ворот уже толчется парочка байкеров в кожаных жилетах.
Сбегаю по лестнице, не зажигая света. Через черный ход выхожу в задний двор и перепрыгиваю через забор на участок соседнего дома. Выскальзываю на улицу с другой стороны двора и останавливаю проезжающее такси. Этот водитель тоже готов принять оплату со смартфона.
– На Мусеокату, пожалуйста.
Телефон в кармане дрожит от бесконечных звонков и входящих сообщений. Об их содержании я догадываюсь, но одно сообщение все-таки открываю. «У тебя остается крохотный шанс выжить, если ответишь по телефону и придешь поговорить».
Я помню, что Матти Нюкянен [7] говорил о шансах, но в данном случае это не подходит. Звоню Маркусу в домофон и направляюсь от ворот к его двери. Стараюсь не показывать, что огорчен и взволнован. Лучше Маркусу ничего не знать. Последствия моей глупости никаким боком не должны его касаться.
Песонен
Отцу следовало бы пойти на похороны Мартина. Они были хорошими друзьями. Однако утром отец был так слаб, что вопрос о похоронах отпал сам собой. Думаю, это он мне просто так сказал. Не хотел показываться на людях в виде скелета, отощавшим и изможденным. У людей его поколения никогда не бывает физических или психических проблем. Мама тоже не пошла. Утром пожаловалась на мигрень. Ну не знаю…
Состояние отца очень переменчивое. Иногда он хорошо сам справляется с домашними делами, даже готовит мясной рулет и ползает в ближайший магазин. А временами полностью беспомощен, и без меня ему не обойтись. Но при этом отказывается ехать в больницу.
– Больница – для больных, а я здоровый мужик.
Ну разумеется. Он здоров ровно настолько, насколько может быть здоровым смертельно больной человек. И думаю, по этой же причине не захотел идти на похороны.
– И как, похороны удались?
– Да, вполне.
– Амортизаторы у катафалка не стучали?
– Наверное, нет. Я не обратил внимания, когда он отъезжал.
– Ну, ты никогда ничего не замечаешь. Мамаша твоя такая же.
– Ясно.
– Позорище вышло бы.
– Ты о чем?
– Если бы покойника растрясло. Уж хотя бы последний путь должен быть гладким, раз про жизнь такого не скажешь.
– Ему уже все равно.
– Не умничай. У тебя-то есть идеи?
– Относительно чего?
– Относительно моих похорон.
– Ну, когда время придет, тогда и будем о них думать.
– Да уже пора. И никаких торжеств не устраивай. Все равно одному помирать. Сейя, вон, оставалась с Мартином до самого конца.
На это нет сил отвечать. Когда я был ребенком, мама мне говорила, что у меня впадина между ягодицами в точности как у отца. Мне не хочется сравнивать, когда я стягиваю с него кальсоны, чтобы втереть мазь в поясницу. Медсестра сказала делать такие растирания два раза в день. Почему-то онкологические больные страдают от зуда.
По завершении процедуры иду отмывать руки от липкой массы. Накрываю отца одеялом.
Мой телефон в кармане начинает вибрировать. Вижу, что звонит мама.
– Это мать?
– Да.
– Скажи ей, что она погубила мне жизнь.
– Не буду. Ничего она тебе не погубила.
Мама и вправду ушла от отца, но сделала это слишком поздно. Отвечаю на звонок.
– Привет, мама.
– Мои ключи у тебя?
– Откуда у меня могут быть твои ключи?
– Я не могу их нигде найти.
– Ты где?
– Перед дверью в подъезд.
– Сейчас приеду. Подожди в кафе. Пока.
Отец желает знать, что у мамы стряслось.
– Ну и что эта ведьма глупая опять натворила?
– Ничего. Есть хочешь?
– Разумеется, поел бы. У меня нет прислуги, которая еду готовит.
– В твоем возрасте пора уже научиться стряпать самому.
Открываю отцовский холодильник и извлекаю испорченные продукты.
– Где у тебя ведро для пищевых отходов?
– А его не надо было выбрасывать, что ли? Сам же сказал выбросить биоотходы.
– Ты вместе с ведром выбросил? Ладно, ерунда.
Глупо агитировать умирающего сохранять окружающую среду. В раю отходы сортировать не надо, а в аду их все одно сжигают. К счастью, у отца в холодильнике есть и нормальная еда. Разогреваю вчерашний соус и картошку в микроволновке. Для красоты кладу на тарелку два кружочка свежего огурца, хоть он их и не ест. Соленый огурец отца бы порадовал, но в банке остался только рассол.
– Обед на столе. Мне надо к маме сходить. Она ключи потеряла.
– Она всегда была растяпой. Рассеянной и ленивой. И…
– Ясно-понятно. Я уже много раз все это слышал.
– У меня рак из-за матери твоей.
– Она тебя заразила?
– Из-за того, что бросила меня.
– Ты же слышал, что врач сказал. Не бывает никакого сезонного рака, которым заражаются через прикосновение или из-за переживаний. Но недоброжелательность может отрицательно сказываться на течении болезни. Постарайся просто привыкнуть к мысли, что вы расстались. Представь, что ты холостой мужик. Ну ладно, холостой настолько, насколько может быть холостым изможденный болезнью лежачий онкобольной.
Я всегда стараюсь разговаривать с отцом грубо, чтобы он направлял свою злость на меня, а не на маму. Ничего не получается. Отец видит во мне продолжателя его фирмы. Я унаследую дело его жизни – «Авторемонтную мастерскую Песонена».
Меня совершенно не интересуют автомобили, их ремонт или работа в автосервисе. Но и думать, что делать дальше, у меня нет желания. Считается, что каждый должен найти свое собственное дело и превзойти самого себя. Но мне тоскливо видеть, когда кто-то превосходит самого себя. Я даже не рассматривал других вариантов, кроме как продолжать дело отца и заниматься автомастерской. В этом случае не нужно превосходить себя, но сама эта мысль угнетает. Конечно, классно что-то унаследовать. Не так важно, что именно – компанию «Хьюлетт-Паккард», «Эппл» или «Авторемонтную мастерскую Песонена». Разница невелика. Разве что в амбициях. И это все. Чтобы скрыть раздражение, я прощаюсь с отцом подчеркнуто бодро.