Изменить судьбу (СИ) - "Alex O`Timm". Страница 18

Все получалось следующим образом. Я надевал на ноги эту железяку, в обрезок трубы вставлял полукруглый коготь, и закручивал гайку, выставляя прут так, чтобы было удобно делать им захват вокруг столба. Для этого мне был выдан молоток с железной рукояткой, на конце которой был приварен кусок гаечного ключа требуемого размера. Затем подвешивал молоток на пояс и пользуясь когтями влезал на столб. Для удобства работы на высоте, предлагалась короткая веревка, которую нужно было пропустить вокруг столба, собственного тела и завязать на узел. Таким образом я мог, опираясь спиной о веревку и стоя на когтях проводить любые работы на верхушке столба. Разумеется, под бдительным взором прибывшего инженера и под охраной двух красноармейцев, я на пробу залез на ближайший к лагерю столб, и слушая подсказки инженера, прикрутил три первых изолятора. По времени это вышло, около часа, наверное, можно было сделать это и быстрее, но торопиться было некуда. И об этом постоянно намекал инженер.

— Ты не торопись. Главное сделать все аккуратно, качественно и не упасть с верхотуры.

Я и не торопился. С первым столбом был закончено, осталось еще сорок девять. Хозяин посмотрел на работу и распорядился, начать работу. Дневной план составлял семь столбов, которые как раз укладывались в световой день, от рассвета до заката, и за неделю я и должен был все это завершить.

Теперь мой день проходил следующим образом. После подъема, я завтракал, затем, получал сухой паек, в виде краюхи хлеба и луковицы, на выделенные мне деревянные салазки укладывал необходимые мне крюки, изоляторы, паклю и все остальное, и под охраной вооруженного красноармейца Степки Пантелеева, с которым познакомился уже на второй день выходил на работу. Первый день был самым тяжелым. Все же пока приноровишься лазить по столбам, проходит некоторое время, да еще и охранник торчит внизу, перетаптываясь с ноги на ногу и поторапливая меня. И стоило только солнцу приблизиться к зениту, как пришлось все бросать, и сломя голову нестись в лагерь, охрану, в отличие от нас зэка, кормили горячим трижды в день, и пропускать свой обед красноармеец, категорически не желал.

Правда стоило нам появиться на территории, как тут же нарвались на начальство, и уже на следующий день, красноармейцу, сопровождающему меня, пришлось довольствоваться сухим пайком, также, как и мне. Правда уже на третий день эта проблема была решена, к нашему обоюдному удовольствию. Теперь, Степка перед выходом на работу, закидывал в свой сидор, с которым не расставался ни на минуту с десяток картофелин. Я подхватывал санки и вез их до очередного столба, где надев когти и взяв необходимый инструмент влезал на столб, а Степка подхватив санки шел до следующего столба, где собрав хворост разводил небольшой костерок. Поставив возле него салазки, он устраивался на них возле костра, и время от времени поглядывал на меня, находясь в относительном тепле, да еще и запекая картошку на углях.

Я же, завершив работу на столбе, переходил к следующему, возле которого сидел мой конвоир, присаживался к костру, перекуривал слегка отогреваясь и лез на следующий, а следом за ним и на третий. Закончив с третьим столбом, возвращался к костру, подхватывал салазки и тащил их к очередному столбу, а Степка, тушил костер и подтягивался за мною. Далее все продолжалось в прежнем порядке.

Выигрывали оба. Солдатик все время находился возле костра и был вполне доволен таким времяпрепровождением. Я тоже получил возможность хоть немного отогреться, и даже поесть горячего в обед. Как ни крути, а запеченная на углях горячая картошка была все же лучше краюхи хлеба с луковицей и солью. Уже на четвертый день, Степка с моей подсказки «догадался» взять с собою обычный армейский котелок и пачку чая. У красноармейцев была возможность выхода в ближний поселок, где можно было отовариться чаем, пряниками и чем-то еще. В итоге, ближайший обед завершился горячим чайком. В этот день, благодаря этому, я почувствовал прилив сил и вместо семи положенных замахнулся на восьмой, а следом и на девятый столб, но конвоир резко осадил меня.

— Петро, ну куда ты так спешишь. Так хорошо все получается, я сейчас чувствую себя как в детстве, костер, картошка, рыбалки только не хватает. Ну подумай сам, сделаем мы урок раньше времени, ты думаешь кто-то похвалит? Нет! Сразу же пойдешь на делянку, а я в караул. Давай лучше не станем торопиться тут осталось то три дня, хоть отдохнем немного. — И правда, торопиться было в общем-то некуда.

К концу четвёртого дня, заметил, что острия моих когтей слегка затупились и плохо втыкаются в дерево. Поэтому вернувшись вечером в лагерь, дошел до гаража и попросил, чтобы мне позволили заточить их. В гараже имелся ножной педальный станок с точильным камнем. Принявшись за работу, вдруг подумал о том, что мои когти очень похожи на обычные коньки, правда вместо одного лезвия у них имелось два. Но в принципе большой разницы не было, и если бы была возможность выйти на лед, вполне можно было бы прокатиться на таких коньках.

Эта мысль не давала мне покоя всю ночь и весь последующий день. И к вечеру следующего дня, в моей голове созрел план.

По возвращении в лагерь, я вновь встал к точильному камню и как мог заострил выступающие части когтей превратив их в подобие лезвий коньков. Долгое время ворочался на нарах, вызывая раздражение соседей, не в силах уснуть, а на следующий день, уже не особенно заботясь о качестве забитых крюков и насаженных изоляторов, постарался как можно быстрее завершить работу, оказавшись у последнего столба, стоящего почти на берегу реки. Степка находился уже здесь, готовя как он выразился праздничный обед. Этот день был последним, и завтра мы должны были разбежаться по прежним местам работы и службы.

В какой-то момент я поднялся со своего места, и сказав, что отойду до ветра, дошел до ближних кустов. Постоял немного возле них, обдумывая ситуацию, затем все же решившись, подошел к столбу, взял в руки один из последних изоляторов уже насаженный на крюк и подойдя к Степке со всей силы опустил его ему на голову.

Красноармеец, получив сильный удар по голове, все же несколько смягченный надетым на нее зимним шлемом-буденновкой, тут же потерял сознание повалившись на сани, на которых сидел.

— Извини Степа, что так вышло, но мне надо уходить, — произнес я, привязывая его, пока еще безвольную тушку к столбу.

Едва успев это сделать, почувствовал, как мой знакомый приходит в себя.

— Зачем? Тебя же расстреляют! — удивленно произнес он, видя, как я перебираю содержимое его «сидора», скоренько подъедая почти готовую запеченную картошку, и просматривая продукты, лежащие там. Степка оказался тем еще жучилой. В вещмешке, кроме почти целой буханки хлеба, оказалось два десятка клубней картофеля, пара кусков сахара-рафинада, несколько пряников, один из которых оказался слегка погрызен, почти полная пачка чая, кисет с махоркой, с десяток листиков разорванной до необходимых размеров газеты, приготовленной для самокруток, и бензиновая зажигалка, сделанная из гильзы от винтовки. Я добавил туда свою краюху хлеба, и три сэкономленных луковицы, освободил из под почти закипевшей воды котелок, засунув его туда же, после чего закинув вещмешок за спину, взял в руки винтовку, принадлежащую Степке.

Степка вздрогнул

— Ты убьешь меня?

— Зачем. Я просто уйду. Ты посидишь пару часов здесь, я подброшу хвороста в костер, чтобы ты не замерз, о после тебя найдут. И все закончится. Может конечно слегка накажут, за потерю бдительности,но не думаю, что очень сильно, ты же не виноват. Если, что вали все на меня. Скажи например, что я подкрался сзади, а ты не успел среагировать. Ладно бывай, а мне надо идти.

— Тебя догонят. У начальника есть автомобиль и тебя догонят и расстреляют.

— Лучше пусть расстреляют, чем сидеть здесь ни за что, ни про что.

— И куда же ты собрался?

— Кто-то говорил, что здесь недалеко до Читы, а там железная дорога, небось куда-то попаду, люди везде нужны. — Ответил я, хотя собирался идти в прямо противоположном направлении. Но если ему поверят, значит я, что-то да выиграю.