Охоться на меня, дорогая (ЛП) - Роуз Мари. Страница 39

Я не хочу слишком искушать судьбу, так же сильно, как хочу зарыться лицом в ее киску и оставаться там часами. Часы тикают против меня.

Снова прикрывая лицо и руку, я раздвигаю ее ноги еще шире, ложась на кровать между ними. Вытаскивая свой член из-за пределов штанов, я трусь головкой об нее, лизание, которым я наградил ее киску, возбудило ее и сделало достаточно влажной, чтобы у моего члена не возникло проблем, когда я начинаю проталкиваться в нее.

Я на полпути к тому, чтобы погрузиться по самые яйца, когда она снова шевелится с очередным стоном, ее дыхание становится тяжелее во сне. Ее киска напряжена, ее тело почти борется с вторжением. Я знаю, пирсинг на моем члене будет сильно тереться о ее кожу, но успокоительное, должно быть, все еще действует на нее достаточно, чтобы на данный момент успокоить.

Я наблюдаю за крошечной реакцией на ее лице, когда я проталкиваюсь до конца внутрь ее киски. Ее рот открыт, и она слегка задыхается, крошечная морщинка натягивает кожу между ее глазами, когда ее голова немного откидывается назад. Ее ноги сдвигаются, неосознанно изгибаясь и облегчая мне задачу, когда я вытаскиваю свой член почти до упора, а затем медленно толкаю его обратно.

Издав тихий стон, я на мгновение закрываю глаза, чтобы насладиться ощущением ее, такой тугой, горячей и влажной. Ее киска сжимается вокруг моего члена, автоматическая реакция ее тела, но это заставляет меня хотеть отпустить и жестко трахать ее, пока она не закричит. Тем не менее, я хочу сначала этот нежный момент, прежде чем она проснется. Мне нужно чувствовать, что она окружает меня, зная, что мы идеально подходим друг другу, что мы принадлежим друг другу, и она скоро это поймет.

Я медленно выхожу, затем снова толкаюсь обратно. Ее стон на этот раз громче. Я могу сказать, что действие успокоительного начинает заканчиваться, я вижу, как учащается пульс на ее шее, вытянутой передо мной, начинает трепетать быстрее на ее коже.

Мой следующий толчок немного сильнее, ее груди немного подпрыгивают от движения. Жаль, что в тот момент на мне была маски, я бы хотел иметь возможность взять ее соски в рот, лизать, сосать, а затем сильно прикусывать, пока она не закричит и не кончит вокруг моего члена от боли.

Ощущение ее рук на коже моей спины пугает меня. Даже во сне ее руки пробрались под мою толстовку и нащупали кожу. Ее ногти царапают резкие линии вплоть до моих бедер, когда я делаю следующий толчок, из меня вырываются шипение и стон. Черт, мне нравится чувствовать, как она царапает меня своими кошачьими коготками. Но на данный момент я не могу этого допустить.

Останавливаясь и используя колени для равновесия, я осторожно беру ее запястья, перекрещиваю их друг с другом и обхватываю их пальцами одной руки в перчатке. Они кажутся крошечными в моей руке, как будто одно простое движение может их сломать. Я перемещаю ее руки к небольшому отверстию на матрасе над ее головой и крепко прижимаю их, фиксируя там, чтобы она не могла пошевелиться.

Перенося на них свой вес, я обхватываю другой рукой и снова толкаюсь в нее. Это тяжелее, чем раньше, но ей нужно проснуться сейчас. Ее глаза открываются с криком и придыханием при следующем толчке.

Я останавливаюсь и наклоняю голову, наблюдая за множеством реакций на ее лице. Удивление налицо, но страха немного. Я могу сказать, когда она вспоминает вопрос о правде, который я задал ей, понимая, что я планировал это сделать.

Ее дыхание ускоряется, когда ее киска сжимается вокруг меня, она двигает ногами и бедрами, как будто ей не терпится, чтобы я пошевелился.

— Продолжай, — ее голос звучит как мягкая хрипотца, я уверен, это сочетание сна и успокоительных.

Я мычу в ответ, но пока не двигаюсь.

— Прелестная малышка, я пришел высказать свою точку зрения, — говорю я ей, маска делает свою работу, модулируя мой голос.

Она слегка разжимает руки, прежде чем вызывающе наклонить голову.

— Что ты можешь трахать меня, когда захочешь? Я никогда не говорила, что ты не можешь, если ты правильно помнишь, я даже сказала продолжать, уже дважды.

Мне с трудом удается подавить смех, но я чувствую, как мои губы растягиваются в улыбке, которую не видно за маской. Мой голос приобретает более резкие нотки, пронизанные чувством собственничества.

— Слушай внимательно, моя Малышка. Твое тело, твое сердце, сама твоя душа — они принадлежат нам, и только нам. Никто никогда больше не приблизится к ним. Твои улыбки, твои эмоции, твои стоны, твое удовольствие — все это принадлежит нам.

Я провожу пальцами в перчатках по ее шее, прежде чем обхватить ее рукой, она со стоном откидывает голову назад и встречается с моим пристальным взглядом.

— Ты наша, и мы сделаем все возможное, чтобы дать тебе это понять. Мы будем владеть каждым твоим дюймом, мы исполним каждое твое тайное желание. — Я отстраняюсь и толкаюсь в нее, грубо и жестко, пытаясь вогнать острие в нее так же сильно, как я вгоняю свой член в ее киску.

У нее перехватывает дыхание, и она смотрит на меня с темной потребностью, горящим огнем, который я хочу разжечь в ад, достаточно большой, чтобы сжечь дотла весь мир.

— Да, — шепчет она.

Я наклоняюсь ближе к ней, моя рука инстинктивно сжимается, и я не могу удержаться, чтобы сильнее не вонзиться в ее киску. Я чувствую, как она пульсирует вокруг меня, когда она стонет, я могу сказать, что она уже близка к краю. Но ведь и я тоже, собственническая потребность сделать ее нашей подобна безумию, овладевающему моим разумом.

— Мы убьем любого, кто прикоснется к тебе, Малышка. Если они будут дышать на тебя слишком близко, я перережу им горло и трахну тебя в их крови, пока она еще горячая. Ты наша. Ты понимаешь? — мой голос звучит резко, когда я выдавливаю свой вопрос.

— Даааа, — стонет она в ответ, ее киска еще сильнее сжимается вокруг моего члена.

Я вырываюсь только для того, чтобы снова врезаться в нее:

— Эта киска принадлежит нам, если кто-нибудь еще хотя бы подумает прикоснуться к ней, я отрежу им руки и заставлю их есть по одному пальцу за раз. — Она хнычет, и я наблюдаю, как румянец распространяется вверх по ее груди и шее, ее киска прижата ко мне так крепко, что мне трудно снова отстраниться.

— И при каждом удобном случае мы будем жестко трахать тебя снова и снова. Наполняя тебя нашей спермой, пока ты не станешь большой и округлой вместе с нашими малышками. — Я снова врезаюсь в нее, и она замирает под моими руками, все ее тело дрожит. — Только смерть может забрать тебя у нас сейчас, и даже тогда я бы сразился с ней за тебя.

— Боже, — стонет она, когда я продолжаю двигаться.

— Бога здесь нет, Малышка. Мы твои дьяволы, и мы владеем твоей душой.

Она разбивается вдребезги вокруг меня, ее крики эхом разносятся по комнате, когда она кончает на мой член. Я отпускаю ее горло и использую эту руку, чтобы поднять ее ногу выше, прежде чем задать дикий ритм. Я стону, когда на нее накатывает второй оргазм, не в силах сдержать собственное высвобождение, и я взрываюсь глубоко внутри ее киски, моя сперма горячая, когда ее киска вытягивает ее из меня по одному сжатию за раз.

Но я не позволяю этому остановить меня. Мой член становится чувствительным от моего освобождения, но я продолжаю жестко входить в нее. Я был благословлен коротким рефрактерным периодом, проклятием, когда я слушаю, как Тру трахает ее после меня, но благословением прямо сейчас.

Ни мои движения, ни мой член не смягчаются, мои бедра продолжают двигаться вперед. Она поймет, что значит принадлежать нам. Каждое ее движение отныне будет напоминанием о том, кому она принадлежит.

Мной овладевает собственническое безумие, когда я продолжаю жестоко трахать ее. Ее нуждающаяся киска продолжает раздвигаться для меня под звуки ее стонов и криков. Я кончаю в последний раз с резким стоном, наблюдая, как ее глаза закатываются и закрываются, когда она, наконец, снова впадает в бессознательное состояние.

Наклоняясь, я приподнимаю маску достаточно, чтобы поцеловать ее приоткрытые губы, мой голос звучит хрипло, когда я дышу на ее кожу.