Корсары Николая Первого - Михеев Михаил Александрович. Страница 22

Пленных немного, человек пятнадцать – в момент начала атаки большая часть экипажа была на берегу, а тех, кто остался, вначале изрядно проредили ружейным огнем, а потом добили в рукопашной. Правда, среди пленных тоже хватало раненых, однако Александра их состояние беспокоило сейчас меньше всего.

Правда, офицеров среди пленных практически не было. Английский капитан сражался доблестно, как и подобает настоящему офицеру, и пал на мостике своего корабля. Штурману прострелили голову. Артиллериста ткнули навахой в печень и выкинули за борт. В плен угодили только механик, получивший по голове эфесом абордажного тесака и ныне пребывающий в бессознательном состоянии, и корабельный врач. Тот даже не сопротивлялся, а потому и телесных повреждений не получил. На взгляд Верховцева это была немалая удача.

– Привести.

Двое матросов умчались выполнять приказ. Александр устало сел и отложил трофейный палаш, которым его сегодня пытались зарубить. Отличное оружие, такое не стыдно будет повесить на стену гостиной, чтобы в старости показывать внукам и рассказывать о своих похождениях. Только и до старости, и до внуков надо еще дожить. У него пока и невесты-то нет, да и возраст с чином невелики, Устав жениться запрещает… Э-эх! Верховцев плюнул на неуместные мысли и принялся отстраненно наблюдать за тем, как его люди под командованием боцмана возятся с парусами. Убрать их требовалось максимально быстро – «Санта-Изабель» по-прежнему наваливалась на борт шлюпа, от чего тот изрядно накренился. Пока это было не опасно, однако один хороший шквал – и «Миранда» ляжет на борт. Погода на Севере бывает непредсказуема, и Диего, опытный моряк, понимал это, а потому начал работы, не дожидаясь приказа.

Кстати, вот и он, легок на помине. Увидел, что капитан на него смотрит, и подошел, чуть прихрамывая. В бою ранен не был, но ухитрился скатиться по ступеням в трюм и немного повредить ногу. Само пройдет, не страшно, однако ходить пока что мешает.

– Александр Александрович…

Говорил он с таким акцентом, что Верховцев только рукой махнул:

– Диего, давай уж по-английски.

Боцман кивнул. Уж вражьим языком он владел практически в совершенстве, хотя и весьма специфично. Язык портовых кабаков не провоцирует говорить фразами Шекспира и Байрона.

– Мы практически закончили, но у нас не хватит людей, чтобы нормально управляться с парусами двух кораблей. Случись бой… – тут он развел руками.

– На шлюпе паровая машина.

– Никто из моих людей в ней не разбирается.

– Мои тоже, – вздохнул мичман. – Надо будет уговорить их механика сотрудничать.

– Я это и хотел предложить, – осклабился Диего.

– Только он ведь может и не захотеть.

– У меня захочет.

Похоже, играть в благородство и изображать культурного человека испанец не собирался. Верховцев его, впрочем, понимал и не осуждал. И потом, выбор-то у него был? Ни бросать шлюп, ни топить его он не собирался, слишком ценный это приз. А потому… Что же, пускай Диего поговорит с механиком, рожа у него для этого достаточно разбойничья.

– Хорошо. Да, кстати, – это было не слишком важно, однако же вспомнилось, – ты за что матросу в зубы дал тогда, перед боем?

Диего, вообще-то, на зуботычины был щедр, но о чем речь – понял сразу.

– А он заявил, что не нанимался за москалей в бой идти.

– А сам-то?

– Я не за москалей, а против бритишей. И за своим капитаном. Вы хороший капитан. Молодой только, но это быстро пройдет. Но храбрый. И удачливый. А с хорошим капитаном и деньги всегда в кармане звенеть будут, и сам живым останешься.

– Однако же двое твоих погибли.

– Судьба… – пожал плечами Диего. – Но в бой идут все. Если какой-то против, он получит в зубы и пойдет. Или пойдет за борт.

– Если дурак, может и не понять.

– Помолиться за него, значит, нужно. Он католик, Господь поможет.

– Еще не придумали молитвы, помогающей от глупости.

Их содержательный разговор прервало появление Сафина. Тот, не поняв, кого именно ему надо привести (ну, косноязычный вестовой попался, бывает), логично рассудил: простого матроса не затребуют, и привел офицеров, причем обоих. Что же, получилось как нельзя кстати. Александр кивнул боцману, и тот, сцапав за шиворот механика, молодого еще человека в очках, уволок его за собой. Очень хорошо, они наверняка договорятся. Александр кивнул своим мыслям и повернулся к врачу.

Да, стереотипный англичанин. Не в смысле внешности, она-то как раз самая обычная. Но вот взгляд… За Каналом людей нет, и этим все сказано. Тяжело с таким будет разговаривать. А может, и нет.

– Я – мичман Верховцев, командир «Санта-Изабель», а теперь и вашего корыта. Вы?..

– Я – британский подданный, и…

В другое время Александр, возможно, дослушал бы его. И, скорее всего, вел бы долгие душеспасительные беседы, скорее всего, тщетные. Сейчас он устал. Саднила щека. Рука, не до конца зажившая и растревоженная, отвратительно ныла. Совсем рядом, руку протяни, лежали раненые. И говорить ну совсем не хотелось.

– Мустафа!

Сафин все понял правильно, и в следующий момент англичанин от боли согнулся вдвое. А когда он поднял голову, взгляд его был удивленный. Его, чистокровного британца, ударил какой-то грязный русский…

Александр протянул руку, взял его снизу за челюсть и вдавил щеки так, что они, наверное, размазались о зубы. Сил у потомственного русского дворянина было предостаточно.

– Значит так, британский подданный. У нас тут раненые. Сейчас ты пойдешь и будешь их лечить. Если откажешься, я каждый час буду топить по одному пленному. Если умрет хоть один наш раненый – утоплю тебя. Я доступно объясняю?

– Да как вы смеете! – возмущенно забулькал доктор.

– Мустафа!

От хлесткого удара по почкам британец рухнул на колени. Александр подождал, пока в его глаза вернется осмысленное выражение:

– Неужели мой английский недостаточно хорош, и ты меня не понял? Мустафа!

Увещевания продолжались минуты две или три, после чего англичанин «потек». Его, наверное, никогда не били просто так, чтобы причинить боль. К тому же, если искренне веришь, что имеешь дело с варварами, на многое смотришь иначе. В общем, договорились.

К слову, Диего тоже справился. Правда, не так изящно – у механика появилась изрядная ссадина на левой скуле и заплыл один глаз. Но какая разница? Главное, результат. А к тому моменту, когда готовые сотрудничать офицеры воссоединились, подошел Матвеев. Он, конечно, военным не был, зато житейской сметки хватало на двоих, а потому кое-какие вопросы, очень важные, но о которых усталый и занятый совсем иными мыслями Верховцев забыл, у него появились сразу же. Разговор продолжился в расширенном составе и прояснил многое.

Почему-то Матвеева пленные боялись даже сильнее, чем остальных. Хотя он вроде бы не корчил свирепых рож и кулаки не распускал. Даже ранен не был, оказавшись на удивление хорошим бойцом. Одежду, правда, менять пришлось – кровью оказалась заляпана так, что отстирать уж точно не получится. Во время абордажа Матвеев положил троих, и всех в ближнем бою. Одного из пистолета, во второго через всю палубу метнул плотницкий топор, ну а третьего располовинил от плеча до задницы, причем таким же топором. Вроде бы это не самое удобное оружие – топорище короткое, вес большой, однако владел им Матвеев виртуозно. Как говорится, мог и дом построить, и побриться, и, как сейчас выяснилось, кишки недругу выпустить. Дикий все же народ, староверы эти.

Вопросы Матвеев задавал тоже весьма толковые. И очень скоро прояснились многие расклады. К примеру, выяснилось, что британских кораблей здесь всего-то три – «Миранда», еще один шлюп «Бриск» и аж целый фрегат в качестве усиления.

Правда, «Бриск» выглядел несерьезно. Не по вооружению – орудий на нем изначально было всего десять, что по сравнению с четырнадцатью у русского трофея было вроде как меньше, но аккурат перед войной их число довели до четырнадцати. Вдобавок два орудия тянули аж на восемьдесят семь фунтов. Серьезный аргумент. В общем, с артиллерией у британцев было все в порядке. Зато скорость под парами чуть более семи узлов, тогда как «Миранда», по заверениям механика, уверенно держала почти одиннадцать. В общем, не бегун.