Корсары Николая Первого - Михеев Михаил Александрович. Страница 43

– Сядь, Диего. Не стоит он того.

Александр прервал готовое начаться рукоприкладство в последний момент. Не потому, что хоть сколько-то симпатизировал французу, а просто не желая видеть буйство на палубе собственного корабля. Испанец, как ни странно, подчинился без малейшей заминки – все же авторитет Верховцева среди тех, кто входил в его ближний круг, был вполне солидным. Несколько выигранных подряд боев, которые, пусть и с огромной натяжкой, можно было отнести к сражениям, изрядно этому способствовали. Убедившись, что недавний боцман, а ныне полноправный капитан успокоился, он повернулся к Жильберу:

– Вам, я так понимаю, не нравится, что вас побили? Что же, привыкайте. Все, кто приходит в Россию с войной, просто обязаны быть хорошенько битыми. Вы пришли незваным – стало быть, просто обязаны получить свою порцию тумаков. У нас, месье, традиция такая. А традиции надо уважать.

От столь вольной интерпретации международной политики у французского капитана отвисла челюсть. Александр же, не давая ему опомниться, довольно улыбнулся и припечатал:

– И вообще, своим поражением вы обязаны, в первую очередь, тому, что мы моряки хорошие, а вы – не очень.

Говорил он на английском – все же и Гребешков, и Сафин, если и владели языком потомков Наполеона [57], то с пятого на десятое. А вот француз просто по роду службы должен был знать английский в совершенстве и понимать нюансы. Он и понял.

– Вы напали на нас под чужим флагом! Вы ведете себя, как подлецы!

– Мы – ваши достойные ученики, – махнул рукой Верховцев. – Конечно, таких вершин подлости, как вы там в своих европах, мы пока не достигли, но – все еще впереди. Благо есть у кого учиться – в этом вы друг на друга удивительно похожи [58].

Нет, все-таки не во французском гоноре тут дело. Похоже, капитана Жильбера попросту контузило – или взрывом, или потом, в рукопашной. Чем-то тяжелым по голове отоварили. Да вот хотя бы рукой – она у русских мужиков тяжелая. Впрочем, неважно это. Главное, сохраняй он ясность мышления, не бросился бы на Алксандра.

Произошло это столь быстро, что даже сам лейтенант отреагировать не успел, да и остальные тоже. И лишь Матвеев удивительно точным, скупым движением поймал француза за ворот мундира. Толстая, прочная ткань затрещала, но выдержала, а вот ноги Жильбера продолжали бежать и в результате опередили тулово. Рывок! На какой-то момент француз словно бы завис параллельно палубе, а потом с грохотом рухнул на отполированные босыми матросскими пятками до блеска доски.

– Ты, мусью, не торопись, – рассудительно сказал купец. – А то ведь успеешь. Его благородие тебя в бою победил, а я, если что, просто за борт выброшу. А ну, встал!

Жильбер, вздернутый сильной рукой старовера, мгновенно оказался на ногах и ожег всех взглядом. Ох, сколько в нем было ненависти! Впрочем, Матвеева она волновала в последнюю очередь. Толчком вернув пленного на то место, где тот стоял перед своим неудачным броском, он критически осмотрел дело рук своих и вытер их об одежду.

– Мало ли чего от вас, французов, подхватишь.

– Это точно, – рассудительно кивнул Александр. – Ну что же, месье Жильбер, выбирайте – или мы выкинем вас в море за ненадобностью, или будем разговаривать. Что выбираете? Ну, я так и думал. Приступим. Вопрос первый…

Следующие два дня они потратили на возню с полузатопленным фрегатом. Заделать пробоину таких размеров само по себе непросто, а когда она еще и на три четверти под водой… К тому же взрывом не только вырвало и расшатало доски обшивки, но и повредило шпангоут [59], что в море ремонту не подлежало. Решили, не мудрствуя лукаво, дотащить корабль до Архангельска, а там мастеров-корабелов хватает. Пока же – навести пластырь, откачать воду и заделать пробоину, хотя бы временно.

Пластырь навели, хотя это само по себе вылилось в целую эпопею. Все же если корабль на плаву, толстую парусину прижимает к пробоине потоком воды. Сейчас же – какой поток? Она и без того невозбранно плещется в трюме. Пришлось матросам-добровольцам нырять в холодную воду, затыкая щели. Александр лишь морщился страдальчески, представляя себе, сколько будет работы у их коновалов. Тем не менее результат был. Помпы работали, и уровень воды в трюме медленно понижался. К утру второго дня «Психея» снова была на плаву, и плотники – а их среди русских матросов каждый второй, не считая каждого первого – шустро заделали изнутри пробоину досками и законопатили. Критически осмотрев результат, Александр пришел к выводу, что, если шторма не будет, до Архангельска корабль дойдет, и на следующее утро приказал сниматься с якоря.

Как и в прошлый раз, вначале был монастырь, где похоронили убитых, сдали на попечение монахов тяжелораненых, справили службу в церкви да запихали в тюрьму пленных французов. После этого уже корабли двинулись в Архангельск, достигнув его без особых происшествий. Даже свежий ветер не оказался серьезной помехой – до настоящего шторма он не дотягивал, и заплата на борту покалеченного фрегата выдержала удары волн без особых проблем. Так что вскоре старейший из северных портов России уже салютовал победителям.

Это впечатляло. Орудия гремели в салюте, на берегу старался оркестр, а толпа была, пожалуй, даже больше, чем в прошлый раз. Кажется, встречать победителей высыпало не только все население Архангельска, но и половина губернии. Причем в глазах многих читалось нечто вроде недоумения. Если прорыв двух кораблей в Архангельск воспринимался как удача… Ну а почему нет? Повезло мальчишке! Так вот, первый – удача, второй, когда они приволокли английский фрегат – тоже, причем вкупе с численным преимуществом не такая и большая. А вот сейчас – это уже напоминало закономерность, и два трофейных корабля, каждый из которых был сильнее только-только закончившей ремонт «Новой Земли», смотрелись в качестве трофеев более чем солидно.

Дальше все шло по накатанному сценарию. Многочисленные речи, поздравления, а в конце – грандиозная пьянка. Александр, памятуя, чем все закончилось в прошлый раз, старался пить через раз, но помогло это мало. Сил не хватило даже вернуться на борт своего флагмана, и последнее, что он помнил, это как его относят в гостевую комнату. Учитывая, что он по молодости не имел опыта пития, хотя бы отдаленно напоминающего гвардейский, был вымотан походом и вдобавок не выспался – результат закономерный.

Утром Александр долго хлопал глазами, пытаясь сообразить, где он, что он и как сюда попал. Обычно хорошая память на сей раз выдавала какие-то обрывки информации, никак не складывающиеся в цельную картинку. Тем не менее сам факт того, что он в резиденции губернатора, а не, к примеру, в борделе, радовал. Тут ведь позору не оберешься, если узнают! А узнают всенепременно – городок маленький. И, что интересно, вариант с походом в бордель не выглядел чем-то невозможным. В конце концов, он живой человек, организм требует свое. Вот только если в Петербурге можно было выбрать статусное заведение, именуемое салоном, в котором все выглядело благопристойно и соответствовало высокому званию морского офицера, то здесь… Чихнуть не успеешь, как твоя репутация упадет ниже плинтуса, и можно не сомневаться – найдутся те, кто поможет испортить ее окончательно.

– Ваше благородие, проснулись? – в дверь вошла-заплыла женщина воистину монументальных форм. Судя по одежде, из простых, что логично – кто-то же должен прибирать-готовить и вообще содержать в порядке эту домину – как и положено, резиденция губернатора имела достаточно монументальный вид, хотя, конечно, по меркам столицы… Ладно, не стоит о грустном.

– Проснулся, – с некоторым усилием пробормотал Александр. Голова болела, и довольно сильно, но все же не так, как в прошлый раз. То ли все же помогли его вчерашние попытки ограничить количество выпитого, то ли начал привыкать. Опыт, так сказать, появился. Но вот от мучительной сухости во рту осознание этого все равно не помогало.