На осколках разбитых надежд (СИ) - Струк Марина. Страница 31

— Еврейчики детишки те. Хоть и беленькие, а еврейчики. Страшно было с такими в одном доме, — призналась девушка. — Немчура не посмотрит, всех бы к стене… Я и записалась на работы, как только стали агитки писать да кино казать в клубе. Все лучше буде… Да и тете Христе полегче — одним ртом меньше. А я ей из Германии марки слать буду. Так порешили.

Так Лена с Катериной узнали, что в поезде были добровольцы, поддавшиеся на агитацию немцев о работе в Германии. Лена знала, о каких фильмах говорит Янина. Эти короткие ленты крутили перед каждым фильмом. В них первые добровольцы, уехавшие по вербовке еще в январе 1942 года, рассказывали, как хорошо и сыто им живется в стране оккупантов, и как они счастливы, что решились поехать в неизвестность.

Да, глядя на изобилие еды на столе или на счастливые улыбки, можно было поддаться соблазну. Но только Лена всегда сомневалась в том, что этим красивым фасадом все так же красиво, а события последних дней только убедили ее в этом. Янине предстояло стать такой же рабыней, какими будут они с Катей, насильно угнанные из родного города. Единственное отличие было в том, что у Янины был небольшой узел с собой, в котором она везла свой нехитрый скарб на новое место жительства, только и всего.

Потом Катерина рассказала о себе. Родом из деревни Дубенцы. Отец и старшие братья ушли по призыву в первые же дни войны. Из работников только и остались что мать, Катерина и восьмилетний брат Яша. Остальные мальки совсем. Как всем было тяжело в оккупации. Вот, спустя почти год дошла очередь и до гусей, которых берегли как зеницу ока, на время наездов немцев за провиантом, угоняя в лес. Решили менять птиц на крупу и муку, а если повезет — и на сапоги для Яши, который весной потерял в болоте последнюю обувку. Так и попала под облаву на рынке.

— И гусев потеряла, и сама сгинула, — с тоской проговорила Катя, вытирая слезы с лица.

А вот Лена не была так же откровенна, как другие девушки. Умолчала о работе в минском подполье, о листовках, которые хранила у себя, об участии в ликвидации высокого чина немецкой администрации. Лена рассказала только о том, что до войны планировала стать артисткой балета, и что дома осталась одна слабая умом мама. И снова пришлось старательно отгонять от себя тяжелые мысли после того, как наговорившись о себе, девушки погрузились в молчание.

Как же теперь будет мама одна? Что с ней сейчас? Что вообще сейчас происходит в Минске? Как прошла операция? Все ли удачно? Жив ли Яков? И если жив, обнаружил ли ее исчезновение? Вопросы, за ответы на которые Лена в этот момент многое бы отдала. Ей только оставалась сейчас надежда на то, что Яков жив и позаботится о ее матери, пока Лена найдет способ вернуться домой.

— Куда же нас? — заволновалась Катерина, когда девушки снова стали разглядывать пейзажи, проплывающие по сторонам. Они и не заметили за разговорами, как выехали из города, и теперь грузовик бежал по грунтовой дороге. Мимо проплывали ровные ряды фруктовых садов, гладь зеленых лугов или набиравших силу зерновых, а за ними темнели гряды гор. Мелькали изредка хутора вдали. Потом спустя какое-то время скользнули в тень лесов, спасительную по стоящей в тот день жаре.

— Что они там болтали про место, где нам работать, Лена? — обратилась встревожено Катерина к подруге, и та рассказала, что сама поняла по обрывкам разговоров. Местечко называлось Розенбург, но больше этого Лена не могла сказать. То ли это был ресторан, то ли кафе какое-то, ведь немка, купившая их, говорила что-то о подносах.

— Ох, только б не тискали! — встревожилась Янина, услышав про то, что ей предстоит прислуживать немцам. — У нас в деревне любили немцы девок тискать. Як прихватят, так и молишься, чтоб тольки пощипали, не боле.

Позже Лена недоумевала, почему не было у нее никакой догадки о том, каким может быть это незнакомое место, где им предстояло жить и работать. Это же было настолько очевидно, что и оставалось удивляться собственной недальновидности.

Лес сменился простором полей, но грузовичок недолго бежал по открытому пространству, зашуршав колесами по гравию. Вскоре он снова нырнул в тень деревьев, правда, на этот раз Лена заметила, что деревья идут ровными рядами, переплетаясь ветвями над дорогой. Парк был небольшим, и автомобиль снова вырвался на пространство, залитое солнцем. Только теперь это были не поля, а площадка посреди парка со скошенной травой и яркими пятнами клумб с весенними цветами. С белеющими силуэтами в тени парковых деревьев. С множеством розовых кустов среди ровно постриженных кустарников геометрической формы.

Катерина и Янина, не видевшие прежде такого, так раскрыли рты, с восторгом взирая на рукотворную красоту природы вокруг. Лена же привстала на месте и обернулась, чтобы увидеть место, куда они приближались. Это был величественный дом из светлого камня в два этажа, стены которого также увивали роскошные красавицы, сестры тех, что росли в изобилии в парке. «Летом, когда все это великолепие зацветает, здесь, наверное, невероятно красиво», — помимо воли подумала Лена, восхищаясь красотой усадьбы.

Розенбург. Замок роз.

Грузовик не стал останавливаться у крыльца с широкими ступенями из мрамора, а покатил дальше и, обогнув дом, затормозил у задней двери с большим железным кольцом вместо ручки.

— Что с тобой, Войтек? — услышала Лена раздраженный голос немки, с трудом выбирающейся из кабины. — Ты забыл дорогу к усадьбе? Пойдешь оправдываться сам перед госпожой за то, что по парадной ехал! Я покрывать твое самовольство не стану в этот раз, так и знай!

Войтек при этой отповеди не выглядел пристыженным или испуганным. Он быстро прошагал к кузову и протянул руки, чтобы помочь девушкам спуститься.

— Борздо! Фрау Биргит не любит чекачь.

— Нужно поторопиться, — перевела Янина. — Наша немка не любит ждать.

Она первая смело шагнула в руки поляка и с восторгом огляделась вокруг. Катерина предпочла побыстрее стряхнуть с себя руки мужчины, которому явно нравилось помогать девушкам, судя по его лукавой улыбке. Правда, она чуть померкла, едва немка шагнула по ступеням заднего крыльца к двери и, распахнув ту настежь, обернулась к новым работницам:

— Переведи, русская! В дом вы сейчас не идете — слишком грязные. Урсула проводит вас до озера, чтобы вы вымылись. Начисто. Надеюсь, вы не привезли с собой никаких насекомых. Если есть вши или блохи, лучше сказать сразу. В господскую купальню не смейте даже шага ступить — узнаю, всыплю палок. Урсула выдаст вам платья. Ваше барахло сразу же отдайте Войтеку. Вам оно здесь не нужно. Как вымоетесь, Урсула проводит вас сюда, и я вам расскажу, в чем заключаются ваши обязанности и что вообще вас ждет в Розенбурге.

— Простите, — сказала Лена, когда фрау Биргит закончила свою короткую речь и уже повернулась, чтобы уйти в дом. — Я не совсем поняла, нам нужно отдать свои вещи Войтеку? Для чего?

— Чтобы от них избавиться, разумеется, — проговорила немка холодно.

Лена вспомнила о воротничке с отделкой из жемчуга, о маминых пальцах, пришивающих тот к шелку платья. И о глазах Коти в тот последний довоенный вечер, когда ходили в театр. Тут же вцепилась в сумочку пальцами с отчаянием:

— Тут нет ничего такого, от чего нужно избавляться. Тут все, что у нас осталось от дома.

— Ты оглохла, русская? Я сказала — избавиться от всего. Мало ли какую заразу вы притащите в Розенбург!

— Нет! — бросила Лена в ответ, от волнения срываясь в крик. Она видела, как заволновались девушки, не понимающие ни слова, и как Войтек прикусил губу и слишком суетливо поправил платок на шее.

Фрау Биргит для своей комплекции слишком шустро сошла с лестницы, стуча каблуками туфель по камню. Лена даже приготовиться не успела к удару, как щеку обожгло. Немке, видимо, тоже было больно от этой пощечины — скривила губы на мгновение, но тут же взяла себя в руки, чтобы не показать ни на секунду, как сильно заболела ладонь.

— Правило первое. Голос в Розенбурге могут повысить только хозяева, я или господин Мартин, — Биргит говорила тихо, но от тона ее голоса становилось не по себе. — На вас также может прикрикнуть при необходимости Войтек или Урсула, но вне стен этого дома. Ваш удел — говорить тихо и коротко. Разумеется, без возражений. А лучше вообще молчать. Или я вызову полицейских из городка и отправлю обратно на биржу. Ты поняла меня, русская?