Калифорния на Амуре - "Анонимус". Страница 26

Всего в бригаде было четыре человека – сам Артамонов и трое его сыновей – и пять собак. Все сыновья были огромного роста и могучего телосложения, казалось, что природа специально создала их, чтобы голыми руками сражаться с любыми хищниками.

На следующее утро вся бригада, возглавляемая Артамоновым-старшим, в сопровождении собачьей своры вышла на охоту. Довольно быстро собаки обнаружили след тигрицы и двух молодых тигров, и с этой минуты судьба Альмы была решена. Нужно было только не спешить, измотать зверя и подобраться к нему в тот момент, когда он потеряет самообладание от страха и ярости. Час за часом, день за днем тигроловы шли по пятам тигриного семейства, не давая зверям ни есть, ни пить, ни спать. Едва только Альма, оторвавшись от охотников, начинала скрадывать подсвинка или оленя, тут же являлись псы тигроловов и громким лаем гнали хищников вперед.

Пару раз разъяренный Большелобый, который дорос уже до размеров матери, пытался броситься на прилипчивых псов, но всякий раз Альма его удерживала. Она понимала, что стоит только ввязаться в драку, как тут же явятся охотники, и уничтожат их всех. Она не знала, что их собираются брать живьем, иначе, конечно, вела бы себя по-другому. Но тигрица думала, что нельзя подпускать людей ближе, чем на ружейный выстрел, и оттого все шла, и шла вперед, а за ней, изнемогая, шли тигрята.

Если бы кто-то смог с высоты птичьего полета охватить одним взглядом эту процессию, растянувшуюся на долгие версты, он, возможно, решил бы, что за тиграми охотятся не люди, а какие-то идолы – такими огромными и косматыми казались тигроловы в своих унтах и куртках из косули, вывернутой шерстью наружу.

Наконец тигрята окончательно выбились из сил. Они уже не могли идти дальше и забились в заросли дикого винограда. Солнышко хрипло дышала, лежа на земле, Большелобый грозно рычал, не отходя от матери ни на шаг. У Альмы было еще достаточно сил, чтобы попытаться убежать от погони, но она не хотела бросать своих тигрят – красавицу Солнышко и Большелобого. Теперь она стояла, устремив взгляд вперед и готовясь дать последний в своей жизни бой.

Тигроловы же тем временем держали совет: как быть дальше? Первым делом решили изловить тигрицу, поскольку она представляла наибольшую опасность, с тиграми-подростками справиться было проще. Пока собаки отвлекали тигрят, Артамонов с тремя сыновьями окружил Альму.

Увидев врагов совсем рядом, тигрица оскалилась и зарычала так свирепо, что тигроловы на миг замешкались. Смотреть на нее сейчас было страшно: казалось, перед ними не зверь, а какая-то демоница. Уши прижаты, в распахнутой пасти торчат острые клыки, желтые глаза горят, как у дьявола. Тигроловы топтались на месте, выжидая удобного случая. Попробовать подойти к ней впрямую сейчас было равносильно смерти – одним ударом могучей лапы тигрица сняла бы скальп с любого.

Наконец старик Артамонов резко поднял руку, как будто желая показать ей на тигрицу. На самом деле это была провокация, чтобы выведенная из себя Альма бросилась на него и открылась бы для нападения его сыновей.

Так оно и вышло. Тигрица рванулась к старику, одним ударом сбила его с ног и насела сверху, пытаясь быстрыми ударами лап оглушить врага, чтобы затем без помех его разорвать. Артамонов, однако, перешел в глухую оборону – он выставил перед собой руки, прикрывая голову, и тигрица никак не могла до него добраться. Страшные удары ее попадали по сыромятной коже стариковой куртки, полосуя и раздирая ее на части. Еще несколько секунд – и Альма добралась бы до беззащитного человеческого тела, но тут подскочивший со спины старший сын старика, Егор, с маху ударил ее по затылку тяжелой короткой дубинкой, которую держал в руках. Наверное, удар большим заточенным ножом произвел бы больший эффект, но нельзя было наносить вред тигрице и тем более – портить ее замечательную шкуру.

Тигрица вздрогнула от удара, прижала уши, но боевого задора не потеряла и, оставив в покое старика, с яростью ринулась на Егора. Поднявшись на дыбки, левой лапой, словно якорем, она впилась в плечо тигролову, а правой била его, норовя попасть по лицу. Однако изощренный в зверовых боях охотник ловко прикрывался локтем, не давая снести себе голову.

Воспользовавшись тем, что тигрицу отвлек Егор, оставшиеся два брата, подбежав с тыла, набросили на Альму сеть. Она пыталась извернуться, но теперь уже ее держал Егор, чья куртка вся покрылась кровавыми пятнами от когтистых лап тигрицы. Она все-таки выпростала застрявшую в руке тигролова левую лапу, кинулась на землю и стала кататься по ней, пытаясь порвать когтями и сбросить с себя сеть. Однако, чем больше она усердствовала, тем больше запутывалась, страшно рыча и разевая пасть с острейшими желтыми клыками, больше похожими на ятаганы, чем на звериные зубы. Тем не менее, она в любой момент могла вырваться из сетки, поэтому тигроловы не мешкая перешли к заключительной стадии охоты. Улучив момент, когда тигрица распласталась на земле полосатой спиной вверх, они почти одновременно бросились на нее. Средний брат Василий, схватив зверя за уши, прижал к земле голову, Егор и Андрей навалились на передние лапы, старик Артамонов держал задние. Едва ли, конечно, этот фокус удался бы им со взрослым сильным тигром, но тигрица-самка была все-таки намного меньше и слабее тигра-самца, да и противостояние с людьми подточило ее силы.

Василий придушил сетью тигрицу, а двое братьев, воспользовавшись моментом, накинули веревочную петлю ей на шею. Затянув ее, они проделали тот же фокус и с лапами. Тигрица глухо рычала, пасть ее обметало кровавой пеной.

Крепко удерживая Альму за веревки, ее подтащили к дереву и надежно прикрутили к нему. Затем вставили ей в рот деревянную чурку, и так ловко, что она не могла разинуть пасть шире и вытолкнуть ее языком. Таким образом, тигрица не могла воспользоваться не только когтями, но и зубами.

Теперь оставалась самая малость – отловить детенышей. Конечно, тут тоже требовалась осторожность: даже Солнышко случайным ударом когтистой лапы могла изувечить охотника, а уже подросший Большелобый был почти так же опасен, как его мать. Но Солнышко совершенно пала духом, забилась поближе к корням огромного кедра и обреченно глядела оттуда, и только Большелобый еще огрызался, не позволяя собакам подойти слишком близко.

Впрочем, тут случилось нечто неожиданное. Увидев, что мать поймана и надеяться больше не на что, Большелобый собрал все силы и рванувшись, пробил заслон из окруживших его и яростно лаявших собак. Один из псов, по кличке Чалый, исхитрился-таки вцепиться тигру в бок, и тот поволок его за собой по земле, пока остальные бежали следом и истошно лаяли.

Этим воспользовалась Солнышко и рванула из-под кедра в противоположную сторону. Тигроловы забранились, но сделать ничего не могли – не было в мире человека, способного на своих двоих догнать тигра, пусть и совсем молодого.

Большелобый же, по-прежнему таща на себе Чалого, нырнул в спасительные заросли аралий. Собачья свора не решилась последовать за ним и только попусту надсаживалась от дикого лая. Спустя несколько секунд из кустов раздался предсмертный визг – это Большелобый, оставшись один на один с Чалым, разделался, наконец, с врагом.

Тигроловы не погнались за Большелобым: они были слишком измотаны схваткой с его матерью. В конце концов, Альму они взяли, а, значит, главная задача была решена. Оставалось только дождаться, когда прибудет подвода, на которой можно увезти плененную тигрицу. Они отозвали собак и не видели, как на ближайшем утесе блеснули в сумерках два желтых огонька: Большелобый, оторвавшись от псов, не побежал прочь куда глаза глядят – он внимательно следил за людьми, взявшими в плен его мать. Ночь медленно и страшно сгущалась над головами тигроловов, ожидавших подводы, на которой собирались они везти свою свирепую добычу…

Тигроловы не боялись диких зверей, они даже не страшились выйти с голыми руками против хозяина тайги – тигра. Человек, который глядел сейчас на Альму, тоже не боялся ее. И он был гораздо хуже тигроловов, потому что в руках у него было ружье. Какими бы мерзкими существами не были те, кто разлучил Альму с ее тигрятами, лишил свободы и посадил в ту отвратительную клетку, они все-таки вели честный бой, они оставляли зверю шанс. Но винчестер в руках охотника означал одно: верную смерть. Ну, или тяжелую, мучительную рану, следствием которой все равно бы стала гибель.