Калифорния на Амуре - "Анонимус". Страница 44

– Но Фассе стал президентом за полтора года до того, как мы обнаружили в Нижнем фальшивые червонцы, – возразил помощник.

Загорский отвечал, что это ничего не значит. Во-первых, Фассе мог начать свою подрывную деятельность не сразу, а ждать удобного момента. Этот момент настал нынешней весной, когда наши побили афганскую армию, возглавляемую британскими офицерами. Но, скорее всего, фальшивки распространяются тут давно, вот только наша доблестная полиция оказалась крайне неповоротлива. Впрочем, винить их трудно: вероятно, бóльшая часть фальшивых червонцев оседает на окраинах Российской империи и до центра добирается гораздо позже.

– Значит, надо добраться до Фассе, – резюмировал помощник.

Загорский покачал головой. Это не так просто. Начать с того, что он сам еще недостаточно окреп после тигриных тумаков и инфлюэнцы, а в одиночку Ганцзалин с британцем не справится. Это не русская земля, и у них тут нет никаких особенных полномочий. Нужно также учесть, что Фассе – президент Амурской Калифорнии, то есть вся власть тут принадлежит ему. Это как раз он может их арестовать, обвинить в чем угодно и бросить в темницу, а то и казнить. Все это необходимо учитывать прежде, чем предпринимать какие-то решительные шаги.

– Не говоря уже о том, что он может быть и не виноват, – заметил Ганцзалин. – А мы зря обвиним честного человека.

Загорский отвечал, что это как раз волнует его меньше всего. Если Фассе не виноват, они просто извинятся перед ним, да и дело с концом. Но интуиция подсказывает ему, что Фассе не зря явился на землю Желтуги и совершенно не случайно сделался президентом им же провозглашенной республики.

– Подумать только – президентом у русских! – как бы невзначай заметил Загорский. – Скорее уж у самих британцев появится президент, чем у нас. Да наше богоспасаемое отечество было, есть и будет монархией, как бы оно при этом ни называлось. Кто же станет слушаться временщика, которого через несколько лет все равно сменит какой-нибудь другой проходимец? В России не народ выбирает правителя, он дается небесами. И власть этому небесному избраннику делегируется вовсе не выборами, а через помазание.

Ганцзалин поглядел на Загорского подозрительно. Господин рассуждает всерьез или все-таки шутит?

– Я не шучу и даже не рассуждаю, я просто констатирую факт, – отвечал надворный советник. – Любой человек в России, продержавшийся у власти больше пяти лет, приобретает черты помазанника Божия – со всеми вытекающими отсюда последствиями. Причем это касается любой должности – от императора Всероссийского до какого-нибудь капитан-исправника.

– Так как же мы поступим? – нетерпеливо спросил Ганцзалин.

– Подождем до завтра, – отвечал Загорский, – а там видно будет. Благодаря отварам Лао Тая я с каждым днем чувствую себя все лучше.

Помощник понимающе кивнул. Как говорит русский народ – утро вечера мудренее.

Утром, впрочем, ждал их неожиданный сюрприз. Еще не разгорелась за окнами поздняя зимняя заря, а Ганцзалин уже будил надворного советника.

– Господин, – говорил он негромко, – господин, просыпайтесь.

Загорский открыл глаза и, не удержавшись, зевнул во весь рот.

– В чем дело? – спросил он сонно. – Что стряслось?

– Не знаю, – отвечал помощник, – но что-то точно стряслось. Все ушли.

Загорский довольно уверенно сел на лежанке и огляделся по сторонам. Фанза хунхузов, действительно, была пуста. Исчез даже Лао Тай, который обычно дежурил в зимовье и охранял его от хищников и лихих людей.

– Лихие люди, – хмыкнул Загорский, когда в первый раз услышал эту формулу от самого лекаря. – Неужели могут быть люди более лихие, чем хунхузы?

– Могут, – уверенно отвечал Лао Тай.

– И кто же они? Черти из ада?

– Нет, не черти. Хуже хунхузов могут быть только другие хунхузы. От них и охраняю.

Но, очевидно, этой ночью и впрямь случилось что-то непредвиденное, потому что в избушке сейчас не было никого, кроме Загорского с помощником, лишь медленно стыл на погасшей печке котелок с лекарством для надворного советника, оставленный заботливым лекарем.

– Вот тебе, бабушка, и курвин день [24], – бурчал недовольный Ганцзалин, совершенно немилосердно перевирая очередную поговорку. – Встали ночью, ушли и ничего не сказали. Не люди, а дикие звери. Зачем ушли, когда вернутся – один Бог знает. Но наверняка не скажет.

Загорский обвел быстрым взглядом избушку и покачал головой. Хаохани не вернутся, они ушли совсем.

– Почему вы так думаете? – удивился Ганцзалин.

– Они забрали все вещи. Не только ружья, но и все остальное.

Загорский был прав: исчез даже котел для приготовления пищи.

– Интересно, заперли они нас снаружи или нет? – полюбопытствовал помощник.

– Ты же слышал, они ушли совсем, – рассеянно отвечал Загорский, – зачем бы тогда им нас запирать?

Дверь в избушку, действительно, была только прикрыта, но не заперта. За ночь выпало много снега, он лег ровным белым ковром по всему лесу, а кое-где, наметенные ветром, бугрились голубоватые сугробы. Деревья, покрытые снегом, выглядели сказочно.

Однако сказка эта не радовала Ганцзалина.

– Хоть бы одну лошадь оставили, – сказал он угрюмо. – Как мы до Желтуги доберемся?

Господин беззаботно махнул рукой: как-нибудь да доберутся, тут, по его подсчетам, не больше трех-четырех верст. Но помощник все не унимался и брюзжал. По его мнению, хунхузы поступили подло, бросив своих новых знакомцев прямо в лесу, не предупредив об уходе и не подумав, смогут ли те сами добраться до Желтуги.

Загорский, однако, отвечал, что он не прав. Во-первых, Лао Тай сварил им целебный отвар, во-вторых, они оставили Загорскому новую куртку взамен той, которую разодрал тигр. Она была, конечно, немного маловата надворному советнику, но все лучше, чем ничего.

– Ты должен понимать, что даже лучшие из хунхузов – это все-таки разбойники, а не Армия спасения, – выговаривал Ганцзалину Нестор Васильевич, пока тот помогал надворному советнику одеться. – И если ты не входишь в их банду, у них нет в отношении тебя никаких обязательств. Или, точнее сказать, есть только те, которые они сами на себя наложили.

Загорский напоследок выпил еще отвару, после чего они собрались и покинули убежище лесных разбойников, окончательно опустевшее после их ухода.

Все лесные дорожки позанесло снегом, нога утопала в нем по щиколотку, так что идти было совсем нелегко. Кроме того, выбираться приходилось наугад, по приметам. Когда Ганцзалина тащили в зимовье хунхузов, он старался запомнить не дорогу – это было невозможно, но хотя бы общее направление.

– Шли на северо-восток, – сообщил он господину.

– Значит, возвращаться будем на юго-запад.

Это, впрочем было легче сказать, чем сделать. Все известные им способы ориентировки в лесу сейчас не годились.

– Если бы было лето, – сказал Ганцзалин, хмуро оглядывая засыпанные снегом деревья, – если бы было лето, мы могли бы ориентироваться по мхам и лишайникам.

Загорский кивнул: ну да, а если бы видно было солнце, они бы сориентировались по солнцу. Если бы была ночь, они бы сориентировались по звездам или луне.

– Так, может, дождаться ночи? – спросил помощник не слишком уверенно.

Надворный советник признал это предложение разумным. Однако кто даст гарантию, что к ночи тучи рассеются, и они увидят луну или звезды? Гарантии такой, разумеется, нет.

– Ну, так и что будем делать? – спросил Ганцзалин.

– Как обычно, немного подумаем, – отвечал Нестор Васильевич. – Мозг – это удивительный орган, он может спасти человека даже в совершенно безнадежном положении. Кроме того, пока мы думаем, положение может измениться в лучшую для нас сторону.

– Например? – сварливо поинтересовался китаец.

Надворный советник пожал плечами. Например, рассеются тучи и станет видно солнце. Однако аргументы Загорского не убедили помощника. Он отвечал, на погоду надежды мало, она может устроить им ловушку. Тучи рассеются на полчаса, они углубятся в чащу, ориентируясь по солнцу, а тучи тут же снова сгустятся – вот и застрянут они посреди дороги, не зная, куда идти дальше.