Адвокат вольного города 8 (СИ) - Кулабухов Тимофей "Varvar". Страница 40

Я тоже присел. В ногах правды нет.

— Не пью. Мне — минералку в бутылке и стакан.

— Здоровье не очень? — с панибратской иронией спросил Хомяков.

— Есть некоторые проблемы, но рассчитываю Вас пережить.

— Не очень-то вежливо, — язвительно сказала женщина, которая всё же решилась присесть.

Пройдясь глазами по залу, я нашёл представителя Грифа, который крутился с ним во время собрания. Кивком поздоровался, потом нашёл и поляков. Их было, по меньшей мере, восемь человек.

Переплетение страстей и политических интересов.

— Что Вы сказали? — переспросил я Хомякову, она оскорблённо вспыхнула, но всё же промолчала.

— Давайте к делу, граждане Хомяковы.

— Вы же адвокат, человек переговоров, мягкости и уговариваний? — наставительно сказала мне Хомякова.

— Чего? То, как я веду переговоры, вам не понравится, а слова «уговариваний» вообще нет. Кстати, если всё пойдёт не так, как я хочу, то про переговоры узнаете на практике.

— Вот только не надо нам угрожать, — с апломбом оскалился Хомяков. — Мы многочисленный и хорошо вооружённый клан, Вы себе не представляете, на что способны. Стрелки, маги, охотники, оружейники.

— И никаких юристов и генералов, что характерно, — поддел его я. — Численность клана почти четыреста человек, по меньшей мере, тридцать из них по каторгам. Министр Хомяков был единственным высоким чином, отсюда большой интерес к Кустовому. Только вы не учли, что он вас даже в таком статусе не прокормит.

— Ничего, мы умеем распределять ресурсы, вот и сейчас готовы предложить Вам в качестве отступного, чтобы Вы ушли, отказались…

— Ну, давайте, жгите.

Хомяков заёрзал на стуле.

— Мы готовы предложить вам один миллион рублей.

— Мне миллион, вам остальное?

— Да! — просиял Хомяков и дал отмашку официанту, чтобы тот налил ему коньяка.

Мне подали уже открытую бутылку минералки, да и сделал это не тот же официант.

— Запечатанную, пожалуйста, — я вернул бутылку.

На стол стали одну за другой ставить дорогие нарезки и закуски. Майор поймал мой взгляд и показал, мол, не взумайте пробовать, оно может быть отравлено, причём, даже если Хомяковы жрут — это не показатель, есть такие яды, от которых можно принять противоядие.

— Миллион у меня уже есть, даже больше, — неспешно пробормотал я так, чтобы мой оппонент меня услышал.

Тётка в очередной раз фыркнула.

— У нас, Марина, как там Вас по отчеству, очень неплохие врачи в госпитале. Вам по всему видать, надо нос подлечить. Что-то хроническое.

Тётка побагровела и задышала часто-часто.

— Мы Вам и предлагаем, Аркадий, оставить себе миллион и выйти из игры, а дальше мы сами, а не то…

— Что, твою мать, не то? — переспросил я. — Вы мне предлагаете не миллион сверху, а просто отдать вам особняк, акции по мелочи, недвижимость, и половину денег, а вы бы за это меня по плечу похлопали? Вас там, в полях под Харьковым продуло, нет? Вы попробовали местного картофельного самогона?

— Ну, всё! — пришла в себя тётка.

Глава 19

Обидушки

Возможно, это была ключевая фраза, а может и правда наступил тот самый «ну, всё!». Во всяком случае поляки встали одновременно и неотвратимо двинулись в нашу сторону единой стеной как тайфун.

— Вам не нравится такое наше предложение? — невинно спросил торжествующий Хомяков, надеясь на некий театральный эффект.

Его, то есть эффект, здорово смазал тот факт, что моя пока что не сильно-то обученная группа «Единороги», про которую поляки наверняка гадали «кто это такие?», действовала решительно и достаточно жёстко, как получившие конкретный приказ военные.

В результате первые два из вставших поляка тут же полегли, одному опер вмазал малозаметным движением в середину живота и тот просел, а на лице сначала отобразил гамму эмоций и затем вообще ушёл в себя.

А второму один из бывших военных ударил рукояткой выхваченного из кобуры скрытого ношения увесистого немецкого пистолета точно в нижнюю челюсть. От удара слишком шустрый поляк потерял сознание и зуб. Надо отметить, что этот самый зуб крайне зрелищно отправился в полёт в глубину замершего от развернувшегося перед ним шоу зала. Удар по лицу рукояткой пистолета был весьма и весьма заметен.

Оставшиеся поляки никак не ожидали такой шустрости и борзоты, поэтому в некотором замешательстве остановились, ощетинившись автоматическими пистолетами неизвестной мне марки. Однако и на них со всех сторон были обращены стволы, группа «Единороги» взяла их в окружение и теперь поляков было шестеро против семерых бронированных единорогов.

— Как думаете, граждане Хомяковы, у вас много шансов выжить в перестрелке? — миролюбиво спросил я своих оторопевших собеседников.

Ошарашенные представители «многочисленного и хорошо вооружённого клана» с беспокойством крутили головой и часто моргали. Кажется, моя группа, которая сидела тут уже час как до моего прихода на расспросы официантов, кто они такие, отвечала уклончиво (посылала на хер), до этого момента не казалась им моей. Разумеется, такая неопределённая ситуация напрягает, конечно, когда сидят незнакомые, возможно вооружённые люди, но я-то пришёл отдельно в сопровождении трёх китайцев, которые проводив меня в зал, сразу же ушли.

Представитель Грифа растеряно моргал с явным напряжением, как старенькая видеокамера, которая фиксирует происходящее, но принимать участие не намерена.

— Густав, ты это, с ребятами, пожалуй, присядь, — нервно сглотнув, выдал потерявший свой недавний апломб Хомяков.

Один из поляков, видимо, тот самый Густав, зашипел, но с места пока не сдвинулся, потому что нацеленное на него оружие тоже никуда не делось.

— Ну, я как могу, помогу, — я встал, сцапал вырубленных поляков и при помощи Шило закинул их, бессознательных, на Изнанку. Ушло на это пара секунд.

— Спокойно, господа, работает специальное подразделение по борьбе с бандитизмом министерства юстиции «Единороги», проводим задержание преступных элементов, ситуация под контролем, просьба всем оставаться на местах, — на весь зал уверенно и несокрушимо пророкотал майор.

Мои единороги, когда пространство немого расчистилось, тоже оказались не робкого десятка. Пограничник встал прямо под прицел одного из поляков, перекрывая моё направление и тот пока лишь растеряно крутил головой, пытаясь понять, как вести себя в сложившихся условиях. Его явно обескуражила ситуация, когда не то, чтобы ты терроризируешь мирных граждан и весь из себя на коне, а очень даже наоборот, в тебя тычут пистолетом с очень большим выходным отверстием ствола и ты в опасности — второй оперативник резким движением отобрал у него пистолет и тут же привычно заехал кулаком в ухо.

Поляк упал.

Я хмыкнул и используя Шило, забрал и этого голубчика. Процесс требует времени, ведь каждый раз я деактивирую амулет магического подавления. Вернувшись через полторы секунды увидел, как оставшиеся поляки, как проигравшие ковбои, пятятся назад, понимая, что находятся, мягко говоря, вне своей компетенции.

Конечно, Кнышский мог использовать своё влияние, чтобы запретить полиции сюда приезжать. Но конкретно моим парням никак не мог, он даже мог предполагать, что молодой и одинокий Филинов (пока ещё Филинов) приведёт с собой наёмников, но что за пару дней запилит собственное спецподразделение, никак не ожидал.

И пока сбитые с толку поляки пытались покинуть поле боя, своё веское «фи» сказали китайцы.

Вообще китайцев за счёт того, что они в быту люди мирные, традиционно недооценивают. Зарядит тебе такой мирный ногой в ухо, а потом снова сидит, генерирует миролюбие и просветление.

Поляки, которые во все иллюминаторы смотрели только на меня и моих бойцов, просто упустили из виду тот момент, что, когда они вышли, их товарищи, которые были на улице, почему-то праздно лежат возле машины связанные. И поляки дали группе китайцев, которые сделали вид, что входят в помещение, смешаться с собой, расслабив булки раньше времени.