Егерь: заповедник (СИ) - Рудин Алекс. Страница 11
Кроме патронов, снаряженных утиной дробью, в патронташе несколько картечных патронов и два пулевых. По соседству с пулевыми патронами я вижу две стреляные гильзы.
Редкий охотник заполняет патронташ вразнобой. Пули кладут к пулям, картечь — к картечи. Дробовые патроны с разными номерами тоже раскладывают по разным ячейкам патронташа. Так удобнее перезаряжать ружье на ходу.
— Сколько пуль у вас было? — спрашиваю я Болотникова.
— Две, — отвечает он, отводя глаза.
— Врете.
— А вы докажите!
— Попробую.
Я обвожу взглядом остальных охотников.
— Кто из вас не участвовал в стрельбе?
Я видел, что не все ружья были собраны, некоторые лежали в чехлах.
Трое охотников с надеждой смотрят на меня.
— Я не стрелял.
— Я тоже…
Третий молча кивает.
— Сейчас проверим, — говорю я.
Сверяюсь с номерами разрешений и нахожу их ружья. Расстегиваю чехлы и обнюхиваю стволы — пороховыми газами от них не пахнет.
— Хорошо, — киваю я. — Тогда у вас есть шанс избежать самых неприятных последствий.
Их лица вытягиваются.
— Что надо делать, товарищ егерь?
— Во-первых — дать правдивые показания. Кто предложил устроить стрельбу? Кто именно стрелял, сколько раз и какими припасами?
— Своих сдавать будете? — скалится Болотников. — Товарищи!
Он презрительно сплевывает в траву.
Охотники молчат.
— Решайте сами, кто для вас свой, — говорю я им. — Нормальные люди, или вот это пьяное хулиганье. Как решите, так и будет.
К моему облегчению, они решили правильно. Переглянулись и нехотя заговорили:
— Ваня с Серегой поспорили, кто пулей бутылку в воде разобьет. Ну, и стреляли.
— А в чем сложность? — не понимает Павел.
— Бутылка в воде крутится, — объясняю я ему, — и пуля от нее рикошетит. Чтобы разбить, надо очень точно попасть.
Я повернулся к Болотникову.
— Ну, и как? Получилось? Разбил бутылку, Иван Николаевич?
— Нет, — сквозь зубы цедит Болотников.
Я гляжу на озеро и замечаю две водочные бутылки, которые плавают метрах в тридцати от берега.
— А ты знаешь, на какое расстояние летит пуля рикошетом от воды? — спрашиваю я Болотникова. — Ты знаешь, что на том берегу туристы? А если твоя пуля в кого-то из них угодила?
Болотников бледнеет.
Я оборачиваюсь к остальным охотникам.
— Теперь понимаете, во что вы вляпались? Так, вы трое…
Я киваю тем из охотников, кто не стрелял.
— Приберите здесь все. Чтобы ни одного пыжа, ни одного осколка после вас не осталось. Учтите, я проверю. В землю ничего не закапывать, все кладите в свои рюкзаки и несите на базу. Костер погасите и залейте водой. Поняли?
Охотники кивают.
— Понятно.
— На базе сидите и ждите меня. Там поговорим обстоятельно, по итогам этого разговора и решим, что с вами делать.
По выражению их лиц я вижу, что охотники искренне раскаиваются. И даю им шанс исправить ситуацию.
Официальный протокол — это неприятности с правлением охотобщества. К тому же, Тимофеев с радостью отправит копии протоколов по месту работы дебоширов.
— Ну, чего вы ждете?
Мужики принимаются собирать по поляне пыжи и стекла.
— А мы? — спрашивает Болотников.
— А вы пойдете с нами. Берите ружья и рюкзак с патронами. Проверим результаты вашей стрельбы.
— Куда идти-то? К базе?
Я качаю головой.
— Вокруг озера, до дороги. Так будет ближе. Надо проверить, как там туристы. А ты, Болотников, посмотришь в глаза людям, в сторону которых стрелял. Тебе полезно будет.
— Там же речка, — угрюмо бурчит один. — И моста нет.
— Вброд перейдешь, — бросаю я. — Шагайте!
Песенку мы переходим по камням — в том самом месте, откуда начинается тропинка, которая ведет к землянке Тихона. Этим летом землянку плотно обжили археологи из Ладоги — они нашли на поляне остатки древнего жилья и затеяли настоящие раскопки. Археологи уехали только две недели назад — повезли свои находки в Ленинград.
Мы огибаем дальний заболоченный конец озера. Утки здесь много — из тростника то и дело взлетают крупные кряквы.
Светает.
Со стороны основной базы доносятся первые выстрелы — охотники уже вышли в озеро на лодках и открыли сезон.
«Ночные стрелки» шагают впереди меня, тоскливо оглядываясь на выстрелы. Им теперь придется надолго попрощаться с охотой.
А то и навсегда — из общества охотников их исключат, этого я добьюсь. И в другое общество вряд ли примут.
Наконец, мы выбираемся из леса на песчаную проселочную дорогу. Впереди, над верхушками деревьев поднимается жидкий дымок.
— Похоже, туристы уже проснулись, — говорит Павел.
— Конечно, — киваю я. — Попробуй-ка, поспи, когда вокруг стреляют.
Выстрелы теперь доносятся с разных концов озера. Над нашими головами то и дело пролетают утки — парами и поодиночке. Они отрывисто и возмущенно крякают.
Глава 7
Туристы стоят лагерем у самой воды, на покатой травянистой поляне. Место живописное, но неудобное — в дождь вода с дороги обязательно зальет поляну и палатки. Хорошо, что сегодня ночью было ясно.
Девушки рядком сидят на длинном бревне, которое прибило к берегу водой. Конец бревна погрызен — дерево свалили бобры, оно упало в воду и долго плавало, пока кто-то не вытащил его и не приспособил для сидения.
В стороне лежит на траве наполовину сдутая резиновая лодка.
Белобрысый Дима раздувает огонь, подкладывая в него мелкие щепочки. Я вижу, что костер они развели на старом кострище и по всем правилам окопали его, чтобы огонь случайно не добрался до палаток.
Молодцы ребята.
Глеба нигде не видно.
Заметив нас, туристы встревоженно оглядываются. Еще бы — к ним идут пятеро мужчин с ружьями, один в милицейской форме.
Но вот они узнают меня и успокаиваются. А Вера смотрит на Павла, и по ее лицу пробегает быстрая улыбка.
— Доброе утро, ребята, — говорю я. — Мы ненадолго. Заглянули узнать, все ли у вас в порядке.
Дима кивает в ответ.
— Нас разбудили выстрелы. Эта пальба, она долго будет продолжаться?
— Еще часа два-три, — отвечаю я. — Потом перерыв на обед, и вечерняя охота.
— Вы были правы, Андрей, — неожиданно говорит Вера. — Лучше бы мы пошли на каньон.
Кажется, с ребятами все в порядке, не считая испорченного настроения.
Я бросаю взгляд на палатки, и сердце тревожно екает.
На скате крайней из них чернеет аккуратная круглая дырочка.
— Ребята, а где Глеб? — спрашиваю я.
Туристы, словно по команде отводят взгляд.
— Спит он, — с отвращением говорит Вера. — Напился вчера, и спит. Мерзавец!
Лена краснеет, но молчит.
— Он вас обидел? — нахмурившись, спрашивает Павел.
— Нет, — нехотя отвечает Вера. — Но вел себя отвратительно. Вот, видите!
Она кивает в сторону.
Там, возле старой березы, в высокой траве лежит сломанная гитара. Нижняя дека разбита в щепки, порванные струны торчат во все стороны, завиваясь кольцами.
— Расскажите, что случилось, — настаивает Павел.
— Мы пришли с базы сюда и стали устраивать лагерь, — говорит Вера. — А Глеб взял фотоаппарат и куда-то ушел. Вернулся поздно, выпивший и принес водку. Хвастался, что теперь он вам покажет.
Она виновато смотрит на меня.
— Стал предлагать всем выпить, но мы отказались. Тогда он надул лодку и поехал рыбачить.
Дима бросает короткий взгляд на Веру, как будто хочет ее предостеречь.
— В общем, он уплыл, а мы просто сидели и пели песни. Потом Глеб вернулся. Сказал, что мы распугали ему всю рыбу своими песнями. Выпил еще и… стал приставать.
Вера опускает голову.
— К тебе? — спрашивает Павел.
Вера кивает, не глядя на него.
— И к Лене, — тихо добавляет она. — Хорошо, что Дима за нас заступился.
— Сволочь! — коротко говорит Павел.
— Глеб разозлился, разбил гитару и ушел спать. Мы еще немного посидели и разошлись. А потом началась стрельба. Так и не поспали.