Егерь: заповедник (СИ) - Рудин Алекс. Страница 11

Кроме патронов, снаряженных утиной дробью, в патронташе несколько картечных патронов и два пулевых. По соседству с пулевыми патронами я вижу две стреляные гильзы.

Редкий охотник заполняет патронташ вразнобой. Пули кладут к пулям, картечь — к картечи. Дробовые патроны с разными номерами тоже раскладывают по разным ячейкам патронташа. Так удобнее перезаряжать ружье на ходу.

— Сколько пуль у вас было? — спрашиваю я Болотникова.

— Две, — отвечает он, отводя глаза.

— Врете.

— А вы докажите!

— Попробую.

Я обвожу взглядом остальных охотников.

— Кто из вас не участвовал в стрельбе?

Я видел, что не все ружья были собраны, некоторые лежали в чехлах.

Трое охотников с надеждой смотрят на меня.

— Я не стрелял.

— Я тоже…

Третий молча кивает.

— Сейчас проверим, — говорю я.

Сверяюсь с номерами разрешений и нахожу их ружья. Расстегиваю чехлы и обнюхиваю стволы — пороховыми газами от них не пахнет.

— Хорошо, — киваю я. — Тогда у вас есть шанс избежать самых неприятных последствий.

Их лица вытягиваются.

— Что надо делать, товарищ егерь?

— Во-первых — дать правдивые показания. Кто предложил устроить стрельбу? Кто именно стрелял, сколько раз и какими припасами?

— Своих сдавать будете? — скалится Болотников. — Товарищи!

Он презрительно сплевывает в траву.

Охотники молчат.

— Решайте сами, кто для вас свой, — говорю я им. — Нормальные люди, или вот это пьяное хулиганье. Как решите, так и будет.

К моему облегчению, они решили правильно. Переглянулись и нехотя заговорили:

— Ваня с Серегой поспорили, кто пулей бутылку в воде разобьет. Ну, и стреляли.

— А в чем сложность? — не понимает Павел.

— Бутылка в воде крутится, — объясняю я ему, — и пуля от нее рикошетит. Чтобы разбить, надо очень точно попасть.

Я повернулся к Болотникову.

— Ну, и как? Получилось? Разбил бутылку, Иван Николаевич?

— Нет, — сквозь зубы цедит Болотников.

Я гляжу на озеро и замечаю две водочные бутылки, которые плавают метрах в тридцати от берега.

— А ты знаешь, на какое расстояние летит пуля рикошетом от воды? — спрашиваю я Болотникова. — Ты знаешь, что на том берегу туристы? А если твоя пуля в кого-то из них угодила?

Болотников бледнеет.

Я оборачиваюсь к остальным охотникам.

— Теперь понимаете, во что вы вляпались? Так, вы трое…

Я киваю тем из охотников, кто не стрелял.

— Приберите здесь все. Чтобы ни одного пыжа, ни одного осколка после вас не осталось. Учтите, я проверю. В землю ничего не закапывать, все кладите в свои рюкзаки и несите на базу. Костер погасите и залейте водой. Поняли?

Охотники кивают.

— Понятно.

— На базе сидите и ждите меня. Там поговорим обстоятельно, по итогам этого разговора и решим, что с вами делать.

По выражению их лиц я вижу, что охотники искренне раскаиваются. И даю им шанс исправить ситуацию.

Официальный протокол — это неприятности с правлением охотобщества. К тому же, Тимофеев с радостью отправит копии протоколов по месту работы дебоширов.

— Ну, чего вы ждете?

Мужики принимаются собирать по поляне пыжи и стекла.

— А мы? — спрашивает Болотников.

— А вы пойдете с нами. Берите ружья и рюкзак с патронами. Проверим результаты вашей стрельбы.

— Куда идти-то? К базе?

Я качаю головой.

— Вокруг озера, до дороги. Так будет ближе. Надо проверить, как там туристы. А ты, Болотников, посмотришь в глаза людям, в сторону которых стрелял. Тебе полезно будет.

— Там же речка, — угрюмо бурчит один. — И моста нет.

— Вброд перейдешь, — бросаю я. — Шагайте!

Песенку мы переходим по камням — в том самом месте, откуда начинается тропинка, которая ведет к землянке Тихона. Этим летом землянку плотно обжили археологи из Ладоги — они нашли на поляне остатки древнего жилья и затеяли настоящие раскопки. Археологи уехали только две недели назад — повезли свои находки в Ленинград.

Мы огибаем дальний заболоченный конец озера. Утки здесь много — из тростника то и дело взлетают крупные кряквы.

Светает.

Со стороны основной базы доносятся первые выстрелы — охотники уже вышли в озеро на лодках и открыли сезон.

«Ночные стрелки» шагают впереди меня, тоскливо оглядываясь на выстрелы. Им теперь придется надолго попрощаться с охотой.

А то и навсегда — из общества охотников их исключат, этого я добьюсь. И в другое общество вряд ли примут.

Наконец, мы выбираемся из леса на песчаную проселочную дорогу. Впереди, над верхушками деревьев поднимается жидкий дымок.

— Похоже, туристы уже проснулись, — говорит Павел.

— Конечно, — киваю я. — Попробуй-ка, поспи, когда вокруг стреляют.

Выстрелы теперь доносятся с разных концов озера. Над нашими головами то и дело пролетают утки — парами и поодиночке. Они отрывисто и возмущенно крякают.

Глава 7

Туристы стоят лагерем у самой воды, на покатой травянистой поляне. Место живописное, но неудобное — в дождь вода с дороги обязательно зальет поляну и палатки. Хорошо, что сегодня ночью было ясно.

Девушки рядком сидят на длинном бревне, которое прибило к берегу водой. Конец бревна погрызен — дерево свалили бобры, оно упало в воду и долго плавало, пока кто-то не вытащил его и не приспособил для сидения.

В стороне лежит на траве наполовину сдутая резиновая лодка.

Белобрысый Дима раздувает огонь, подкладывая в него мелкие щепочки. Я вижу, что костер они развели на старом кострище и по всем правилам окопали его, чтобы огонь случайно не добрался до палаток.

Молодцы ребята.

Глеба нигде не видно.

Заметив нас, туристы встревоженно оглядываются. Еще бы — к ним идут пятеро мужчин с ружьями, один в милицейской форме.

Но вот они узнают меня и успокаиваются. А Вера смотрит на Павла, и по ее лицу пробегает быстрая улыбка.

— Доброе утро, ребята, — говорю я. — Мы ненадолго. Заглянули узнать, все ли у вас в порядке.

Дима кивает в ответ.

— Нас разбудили выстрелы. Эта пальба, она долго будет продолжаться?

— Еще часа два-три, — отвечаю я. — Потом перерыв на обед, и вечерняя охота.

— Вы были правы, Андрей, — неожиданно говорит Вера. — Лучше бы мы пошли на каньон.

Кажется, с ребятами все в порядке, не считая испорченного настроения.

Я бросаю взгляд на палатки, и сердце тревожно екает.

На скате крайней из них чернеет аккуратная круглая дырочка.

— Ребята, а где Глеб? — спрашиваю я.

Туристы, словно по команде отводят взгляд.

— Спит он, — с отвращением говорит Вера. — Напился вчера, и спит. Мерзавец!

Лена краснеет, но молчит.

— Он вас обидел? — нахмурившись, спрашивает Павел.

— Нет, — нехотя отвечает Вера. — Но вел себя отвратительно. Вот, видите!

Она кивает в сторону.

Там, возле старой березы, в высокой траве лежит сломанная гитара. Нижняя дека разбита в щепки, порванные струны торчат во все стороны, завиваясь кольцами.

— Расскажите, что случилось, — настаивает Павел.

— Мы пришли с базы сюда и стали устраивать лагерь, — говорит Вера. — А Глеб взял фотоаппарат и куда-то ушел. Вернулся поздно, выпивший и принес водку. Хвастался, что теперь он вам покажет.

Она виновато смотрит на меня.

— Стал предлагать всем выпить, но мы отказались. Тогда он надул лодку и поехал рыбачить.

Дима бросает короткий взгляд на Веру, как будто хочет ее предостеречь.

— В общем, он уплыл, а мы просто сидели и пели песни. Потом Глеб вернулся. Сказал, что мы распугали ему всю рыбу своими песнями. Выпил еще и… стал приставать.

Вера опускает голову.

— К тебе? — спрашивает Павел.

Вера кивает, не глядя на него.

— И к Лене, — тихо добавляет она. — Хорошо, что Дима за нас заступился.

— Сволочь! — коротко говорит Павел.

— Глеб разозлился, разбил гитару и ушел спать. Мы еще немного посидели и разошлись. А потом началась стрельба. Так и не поспали.