Егерь: заповедник (СИ) - Рудин Алекс. Страница 47
* * *
Допив чай, я иду искать Федора Игнатьевича. Поиски начинаю с сельсовета и сразу застаю председателя на месте. У него сидит директор школы Воронцов.
— Андрей Иванович, вы помните, что завтра надо отвезти ребят в райцентр? — напоминает он. — Олимпиада.
— Конечно, помню, — киваю я.
— Собираемся в восемь утра возле сельсовета, — уточняет Воронцов.
— Волнуетесь? — спрашиваю я, чтобы подбодрить его.
— Есть немного, — признается Алексей Дмитриевич. — Чувствую, задания будут сложные для ребят. Не знаю, хорошо ли мы их подготовили.
Я понимаю волнение Воронцова. Районная олимпиада — это экзамен не только для ребят, но и для него. И для всех нашей школы тоже.
— Все будет хорошо, Алексей Дмитриевич, — киваю я. — Ребята справятся.
— Надеюсь, — вздыхает Воронцов.
— Конечно, справятся, — без тени сомнения заявляет Федор Игнатьевич. — А совхоз вам за победу ремонт в школе сделает. Заходил я на днях в школу — в коридорах краску на стенах надо подновить.
— Мне в РОНО книги обещали для школьной библиотеки, — говорит Алексей Дмитриевич. — Сможем заехать завтра, забрать их?
— Заедем, — киваю я.
— Пойду, — прощается Воронцов. — Подготовлю на ребят выписки из табеля об успеваемости.
Я слышу, как он спускается по крыльцу.
— А ты ко мне, Андрей Иванович? — спрашивает председатель. — Или позвонить зашел?
— К тебе, Федор Игнатьевич. К моей соседке в курятник лиса залезла, курицу придушила. Вот, хочу поймать злодейку, но нужна твоя помощь.
— К Татьяне? — изумляется председатель. — Прямо во двор? — Это раненая лиса, — объясняю я. — Я по следам посмотрел — она хромает на заднюю лапу. Думаю — уж не та ли, которую я из петли освободил.
— Ну, и зверь теперь пошел, — качает головой Федор Игнатьевич. — Ничего не боится. Пристрелишь ее?
— Не хочу стрелять в деревне, — говорю я. — Да и все равно приманка нужна. Сделаю ловушку и поймаю живой.
— А что за ловушка? — интересуется председатель. — Собаки в нее не попадут?
— Нет, — улыбаюсь я. — Смотри, Федор Игнатьевич.
Я беру со стола лист бумаги и ручку. Рисую на листе большой круг, а в нем — круг поменьше.
— Это — круглая клетка. Ее можно сварить из тонкой арматуры и обтянуть сеткой. Внутри клетка поменьше. Между ними такое расстояние, чтобы лиса только пролезла.
— Ну-ка, ну-ка, — интересуется Федор Игнатьевич.
— На внутренней клетке дверца будет сверху, вот здесь, — рисую я. — Через нее посажу внутрь приманку. А в большой клетке дверца сбоку, на петлях. Лиса учует приманку и пролезет в большую клетку. Пойдет по кругу, и упрется в дверцу. Развернуться она не сможет — коридор для этого слишком тесный. Толкнет дверцу мордой, она и закроется.
— Хитро придумал, — удивляется Федор Игнатьевич.
— Да это не моя придумка, — улыбаюсь я. — Такие клетки охотники давно используют для отлова хищников. Ее прелесть в том, что клетка самоловная, не нужно караулить зверя рядом с ней. Осторожный хищник может и не подойти, если учует поблизости человека. И для зверя такая клетка совершенно безопасна — это не капкан. Поэтому зоологи переняли охотничью выдумку. Используют такие клетки для того, чтобы отлавливать хищников рядом с деревнями и переселять их подальше. Туда, где они не смогут мешать людям, а люди — им. Как думаете, смогут ребята в совхозных мастерских сделать такую клетку?
— Ничего сложного тут нет, — кивает председатель, разглядывая мой рисунок. — Железный пруток в мастерских есть, можно из него каркас согнуть. Сетка тоже найдется, недавно на совхозном птичнике новые клетки делали. Должна была сетка остаться. А приманка какая?
— В том-то и сложность, Федор Игнатьевич, — говорю я. — Приманку желательно посадить живую, чтобы она лисицу привлекла. Тогда зверь захочет до нее добраться. Короче, нужна курица.
— Так попроси курицу у Татьяны, — предлагает председатель.
— Просил уже, — говорю я. — Не хочет давать. Боится, что вторую курицу лиса задавит.
— Так клетка же, — говорит председатель, глядя на рисунок. — Вроде, ничего не должно с курицей случиться. Испугается, разве что, и все.
— В том-то и дело, — киваю я. — Федор Игнатьевич, может, вы одолжите мне курицу? А я ее сразу верну, как только поймаю лису.
Федор Игнатьевич озадаченно хмурится.
— Куры-то не мои, — говорит он. — Их Мария Антоновна завела, супруга моя. Лично цыплят на рынке выбирала. Если с курицей что-нибудь случится, она такой крик поднимет.
— Очень надо, Федор Игнатьевич, — говорю я.
Председатель в нерешительности лезет пятерней в затылок, ерошит седые волосы. Потом машет рукой.
— Ладно, Андрей Иванович, будет тебе курица. Как соберешься ловить лису, заходи ко мне. Только Марии Антоновне не говори, зачем пришел.
Глава 28
Мы встречаемся в семь утра возле сельсовета. Олимпиада по математике начинается в десять, а нам еще надо добраться до райцентра — это час по осенней темноте.
Снова потеплело. Снег растаял, и с черного неба накрапывает дождь. Земля сырая, а дорогу покрывают огромные лужи. Поэтому мы все обуты в резиновые сапоги. На Тане сапожки ярко-красные, заметные в темноте. На плече — школьная сумка с учебниками, в руке — мешок со сменкой.
— Ну, поехали? — ворчливо спрашивает Федор Игнатьевич.
Школьники рассаживаются по машинам. Я откидываю переднее сиденье и пропускаю Таню назад. Сережка лезет следом за ней.
Брат приехал вечером и остался ночевать у меня. Допоздна он сидел на кухне и монотонно бубня вслух, что-то писал в тетрадке. К полуночи это мне надоело, и я загнал его в кровать.
— Выспись как следует, а то утром голова чугунная будет. Уснешь вместо олимпиады.
Сейчас Сережка то и дело трет кулаком красные от недосыпа глаза, но бодрится.
Я краем глаза смотрю на Таню — девочка выглядит спокойной и серьезной.
Алексей Дмитриевич усаживается на переднее сиденье рядом со мной и сильно хлопает дверцей.
— Можно ехать, Андрей Иванович, — говорит он, виновато косясь на меня.
Я трогаю машину. Свет фар мечется по дороге, когда я объезжаю особенно глубокие лужи. Иногда я кошусь в зеркало и вижу позади фары «ГАЗика» — Федор Игнатьевич едет за нами.
— Олимпиада начнется в десять, — рассказывает мне Алексей Дмитриевич. — На выполнение заданий у ребят будет ровно два часа. Потом с двенадцати до часу комиссия будет проверять их ответы. Награждение победителей и школ в час, в актовом зале.
Воронцов оборачивается назад, неловко выгибая длинную шею.
— Таня, ты все варианты повторила? — спрашивает он.
— Да, Алексей Дмитриевич, — спокойно отвечает девочка.
Кажется, она совсем не волнуется.
— А ты, Сережа?
— Три раза повторил, — хвастается брат.
Воронцов качает головой.
— И конечно, не успел выспаться. Ну, ничего, ничего.
И беспокойно зажимает ладони между худых коленей.
— А в какой школе проходит олимпиада? — запоздало спрашиваю я.
— В пятьдесят восьмой, — рассеянно отвечает Воронцов.
Ну, надо же! Это ведь моя родная школа. Я умудрился отучиться в ней дважды — в прошлой жизни, и в этой. Вот как оно бывает.
И Сережка тоже учился в пятьдесят восьмой, пока в позапрошлом году не перевелся в школу в Черемуховке.
— Будешь соревноваться со своими бывшими одноклассниками, — усмехаюсь я. — Вот они удивятся.
— Конечно, удивятся, — кивает брат. — У меня же по математике одни тройки были.
Сообразив, что проболтался, он испуганно замолкает.
Я строго хмурюсь, глядя на него в зеркало — положение старшего брата обязывает.
— Смотри у меня!
Наверное, это выходит не грозно, а забавно, и Таня негромко смеется, прикрывая рот ладонью.
К школе мы подъезжаем самыми первыми. Дождь уже перестал. Ветер потихоньку разгоняет тучи, и небо светлеет. С растущих вдоль улицы лип звонко падают на асфальт тяжелые капли.