Прозрение - Хантер Эрин. Страница 27
«Не смей возвращаться в лагерь! - прорычала Кленовница. - Помоги своим товарищам! Твое место не здесь, а рядом с ними! Ты помнишь свое обещание?»
Но Криворот все равно медлил.
«Ты хочешь быть великим или нет?» - зашипела Кленовница, приблизив оскаленную пасть к его носу.
Криворот снова посмотрел на мать. Она не шевелилась, вода ручьями стекала с ее обмякшего тела. Чем он может ей помочь? Похоже, здесь даже Ежевичинка уже ничего не исправит…
Он повернулся и побежал прочь от неподвижного тела Моросинки.
Криворот нагнал своих друзей за кустами боярышника. Собака уже выдохлась, язык вывалился у нее из пасти, глаза закатились. Растеряв всю свою свирепость, она вяло ковыляла следом за котами. Когда Криворот поравнялся с Желудем, тот обернулся, кивнул и помчался дальше.
Вскоре деревья начали редеть, земля под кошачьими лапами выровнялась, и впереди показались изгороди фермы. Речные воители перебежали границу и очутились на чужой территории. Вот впереди выросла высокая ограда, они ловко подлезли под нее и выбежали на широкое поле.
Коровы медленно бродили среди высокой травы. Заливаясь негодующим лаем, собака запрыгала с другой стороны забора. Она была слишком крупная, чтобы подлезть под него, поэтому могла только в бессильной ярости бросаться на твердую сетчатую паутину.
Ликующая радость победы затопила Криворота.
- Мы победили! - завопил он, бросаясь к товарищам. - Мы ее обманули! И удрали! Глупая шавка!
Тяжело дыша, коты уставились не беснующуюся за изгородью собаку. Жуконос еле стоял на лапах, глаза у него закатились.
Желудь выгнул спину, зашипел.
Из ивняка донесся громкий крик. Криворот упал в траву и с нескрываемым торжеством стал смотреть, как огромный Двуногий подходит к собаке и хватает ее за загривок. Глупая пустолайка разразилась обиженным тявканьем, но Двуногий потащил ее прочь.
Победа!
- Как Моросинка?
Вопрос Желудя заставил Криворота окаменеть.
- С ней все в порядке?
Криворот тупо уставился на брата. Потом шумно сглотнул.
- Я… я уже ничем не мог ей помочь, - выдавил он.
- Она… умерла? - Глаза Желудя заблестели. - Как? Ее убила собака? Она ее порвала?
- Нет, она сбросила ее в воду, - прошептал Криворот, съеживаясь под взглядом брата. - Она ударилась о камень.
Желудь сорвался с места и побежал к реке.
- Ничего, может быть, она просто потеряла сознание! - промяукал он на бегу. В его голосе звенела надежда. - Наверное, она уже очнулась! Ты привел Ежевичинку?
- Н-нет… Я побежал к вам…
- Ты ее бросил? - Желудь резко обернулся и посмотрел на брата так, словно видел его впервые. - Ты не позвал Ежевичинку?
- У меня не было времени… Я должен был прогнать собаку.
- Собаку вели мы с Жуконосом! - ощетинился Желудь. - Я оставил тебя с Моросинкой, я просил тебя позаботиться о ней!
Криворот никогда не слышал, чтобы Желудь разговаривал с кем-нибудь таким тоном. Кровь застыла у него в жилах. Неужели он поступил неправильно?
Криворот зажмурился.
«Нет! Я все правильно сделал! Я обещал защищать мое племя, и я его защищал. Моросинка погибла. Она точно была мертвая… Или нет?»
Криворот открыл глаза. Желудь уже прополз под изгородью и мчался через ивняк. Криворот с тяжелым сердцем побежал за ним.
Когда он выскочил на берег, его брат сидел возле тела матери. Глаза Моросинки были пусты. Лужица крови медленно растекалась по песку вокруг ее головы.
- Она умерла, - глухо произнес Желудь, в упор глядя на брата. - Наша мать умерла.
Глава XI
Тело Моросинки лежало посреди поляны. Желудь сам принес Моросинку в лагерь, злобно рыча на Криворота всякий раз, когда тот пытался ему помочь. Теперь все племя в скорбном молчании сидело над телом погибшей воительницы, а Криворот, застыв перед стеной палатки, молча смотрел, как Речные коты прощаются с его матерью.
Туманинка дотронулась носом до шерсти Моросинки.
- Ты была преданной воительницей.
Щукозуб склонился к ее уху.
- Нам будет не хватать тебя.
У Криворота защипало глаза. Теперь уже он не добьется того, чтобы мать им гордилась. Моросинка уже не признает его своим сыном, никогда не полюбит, не станет уважать… Криворот не смел поднять головы, боль и вина терзали его страшнее собачьих когтей.
Желудь сидел в дальнем конце поляны. Цветенница и Мышелов прижимались к нему, но Желудь невидящими глазами смотрел прямо перед собой. Криворот видел, как Переливчатая, отойдя от тела Моросинки, что-то тихо шепнула брату на ухо, но он даже не пошевелился. Чащобник тоже молча склонил голову перед Желудем, соболезнуя его горю.
Гнев охватил Криворота. Правильно, пускай все жалеют Желудя, ему нет до этого никакого дела! Сколько можно притворяться? Все знают, что Моросинка обожала Желудя, но ни капли не любила его, Криворота, который так жестоко растоптал все ее надежды, покалечившись в раннем детстве!
«Ну и пускай горюют, пускай утирают слезы Желудю, - злобно подумал Криворот, отворачиваясь в сторону. - Мне все равно!»
Но кого он хотел обмануть? Разве все эти злые мысли могли хоть немного унять боль, сжимавшую его сердце?
- Все нормально, - сказала Вербовейная, подходя к нему после прощания. Она нежно прижалась щекой к плечу Криворота. - Теперь она будет смотреть на тебя с небес.
Криворот подавил горестный вопль. Ему вдруг захотелось завыть, как котенку: «Да захочет ли она смотреть на меня? Теперь она точно никогда меня не простит!»
- Ты такой храбрый, - прошептала Вербовейная. - Ты не побоялся броситься на собаку и увел ее от нашего лагеря!
«Я не храбрый. Я не добрый. Я должен был остаться с матерью, а не показывать всем, какой я герой», - с отвращением подумал Криворот. Эта мысль гремела у него в голове, но он знал, что никогда не посмеет поделиться ею с Вербовейной.
Когда коты разошлись, из-под ивы вышел Ракушечник. Он остановился перед телом бывшей подруги, с которой так давно расстался. Глаза его блестели.
Глядя на отца, сгорбленного горем, Криворот вдруг понял, что Ракушечник никогда не переставал любить его мать. Вот глашатай Речного племени сел перед телом Моросинки, закрыл измученные глаза. Он выглядел совсем старым. Криворот испуганно заморгал. Этой ночью он впервые заметил, что шерсть отца утратила лоск и блеск, а усы поседели.
Желудь оставил Мышелова и Цветенницу и подошел к отцу. Он прижался щекой к макушке Ракушечника, сел рядом с ним и уткнулся носом в шерсть Моросинки. Тучи скрыли луну, погрузив в тень три неподвижные фигуры.
Криворот туже подвернул под себя лапы, закрыл глаза.
«Прости меня, - заговорил он про себя. Криворот не знал, слышит ли его Моросинка, добралась ли она до Звездного племени, но ему необходимо было сказать то, что камнем лежало у него на сердце. - Я поступил ужасно, бросив тебя одну на берегу. Я должен был сразиться с собакой и спасти тебя».
Надежда затеплилась в груди Криворота. Может быть, Кленовница встретит Моросинку в Звездном племени и передаст ей, как сильно Криворот винит себя и как раскаивается в своем поступке?
«Прости меня за все, Моросинка, - просил Криворот. - Прости за то, что тайком убежал из лагеря и сломал челюсть. Прости, что позволил тебе погибнуть. Прости, что бросил одну на берегу, а сам побежал геройствовать, забыв о твоей смерти. Мне будет очень тебя не хватать… Мне очень жаль, что я так и не сумел добиться твоего прощения…»
Криворот открыл глаза, посмотрел на сверкающий в вышине Серебряный пояс.
- Прости меня, пожалуйста, - тихо прошептал он.
Вербовейная повернула голову, лизнула его в щеку. Вскоре они уснули, тесно прижавшись друг другу, под теплым небом Зеленых листьев, под тихий шелест ветерка, гулявшего над поляной.
Криворота разбудили шаги. Серый рассвет занимался над лагерем. Старейшины выносили тело Моросинки, чтобы похоронить его за пределами лагеря. Ракушечник и Желудь провожали их взглядами, глаза обоих сухо блестели от горя и усталости.