О юных мужчинах (СИ) - "D_n_P". Страница 5

Ответ Джей Хоупа не заставил себя долго ждать, выбив напрочь из головы все задумки и планы Чонгука. Он в секунду переиграл младшего, щелкнул того по носу, отбил мяч, оставив Гука в дураках. Тот, от неожиданности, от мысли, что этот секундный момент попал на камеры, от мгновенного стояка теряется, бездумно хлопает Хоби по плечу, неожиданно отвлекает его внимание на люк в потолке. Развеселившийся хён послушно переводит взгляд, но покорно, покладисто складывает голову Чону на плечо. Тонкие пальцы водят по груди, горячая ладонь обводит линии выпуклых мышц, иногда задевая горошины сосков.

«Хён, блядь, что ты творишь?» — мысленно хрипит разлетевшийся на миллион осколков Чонгук. От бесстыдных действий старшего, заснятых камерой, он дышит как паровоз, и никак не может отдышаться. Грудная клетка ходит ходуном, изображая кузнечные меха, поднимая и опуская тонкую руку хёна.

Если смотреть со стороны, то, собственно, Хоби, ничего необычного не вытворяет, он и с другими мемберами может похожее отмочить. Но для Чонгука, в его состоянии, с тайным знанием мыслишек хёна, подобный поступок — сродни удару тупым предметом по голове.

«Отличный ход, хён. Не думай, что легко отделаешься»… — за Гуком никогда не ржавеет сделать ответный шаг.

Когда голоса парней в машине сменяются на ровное дыхание, Чонгук, наконец-то, решается на задуманное. Джин-хён рядом тихо и крепко спит, и Хоби тоже давным давно лежит не шевелясь, отвернувшись к стене.

Чонгук придвигается к Хосоку. Как будто бы меняя положение тела во сне, он всей тяжестью прижимает хена к стенке. Ноги, скрытые одеялом плотно оплетают чужие ноги. Широкая грудь тесно вжимается в узкую спину сладкого хёна, пах крепко втирается в круглые ягодицы. Перед глазами Чонгука пушистый затылок и тонкая шея с цепочкой позвонков. Гук выдыхает низко, жарко, длинно. Горячий воздух веером проходится по нежной коже, и Чонгук всем телом чувствует, как вздрагивает Хоби. Так он не спит?.. Что ж, это Гуку только на руку.

Не торопясь, младший кладет руку на плоский, твердый живот хёна, всей пятерней прижимает, вжимает в себя стройное тело. Толком не успокоившийся член удобно укладывается в соединении сжатых ног Хоби. Хён напрягается, каменеет всем телом и, кажется, даже перестает дышать. «Еще бы»… — мысленно хмыкает Гук, обладающий внушительными размерами. Любая узкая попка напряжется от такого соседства.

Чонгук — большой везде, а хён в его объятьях такой маленький, узкий, изящный, гибкий. Длинные, стройные ноги, твердые бедра, упругие ягодицы — Хоби сногсшибателен, умопомрачителен в его объятьях. Как этого раньше Гук не замечал?

Не рискуя заходить дальше, Чонгук замирает, только овевает глубоким дыханием нежную шейку. И чувствует, как напряженный хён медленно расслабляется, невольно выдыхает вместе с ним, подстраиваясь под ритм его дыхания. Крепкий пресс Чонгука при каждом вздохе касается поясницы старшего под задравшейся майкой. Как хочется провести рукой по этим шикарным бедрам, приласкать ладонью мягкие половинки, толкнуться членом в сочленение ног. Полыхающий в мареве похоти Гук думает, что наверно, стояком смог бы почувствовать чужой член. Шальные мысли кишат в голове: интересно, какой он у хёна? Наверно такой же длинный, прямой, изящный. Идеальный. От этих мыслей Чонгуку хочется выть в голос.

Как будто прочитав мысли младшего, Хоби вздрагивает бедрами и слегка разводит дрожащие ноги. Чонгуку этого хватает, чтобы одним плавным движением втереться членом в узкое пространство между ляжками, ощущая их крепость и жар. Благо спортивные широкие штаны на голое тело не сдерживают чонгукова напора, позволяют экспериментировать, заходить дальше. Чужая мошонка постыдно близка к его эрекции, и Чонгук не сдерживаясь, ласкает членом ее мягкую нежность.

«Ох, хён… — дрожит от ощущений Гук, — Ох, мой сладкий, чертовски горячий, нежный хён, когда-нибудь я тебя трахну».

***

— Привет, Чонгуки… — утро встречает Гука невозмутимым выражением лица Джей Хоупа, обычным тактильным игнором и кругами за километр.

«Океееей, хён. Сделаем вид, что не помним…» — но Чонгук не собирается забывать. Крышу срывает от такого жаркого, покорного хёна, зажимавшего его член крепкими, горячими бедрами, - “Попадись ты мне в Корее, хён”…

========== 5 часть. ==========

Очередной съёмочный день, и зловредные режиссёр со сценаристом придумывают им новое действо на камеру, явно спутав мемберов с викингами. Ибо крутить педали велика в чертову даль в чертово северное лето — такое себе «развлечение».

В воздухе стоит мокрая взвесь, оседая на камерах, одежде, велосипедах полноценными каплями. Кажется, что серая скандинавская туча опустилась к асфальту, покрывая всех в округе влажным, колким холодом, забирается под одежду, оглаживая кожу ознобом. Голые ниже шорт ноги Гука покрыты мурашками величиной с кулак, капюшон не спасает уши от пронизывающего ветра, и остальные парни страдают не меньше.

Чонгуков вредный хён сидит, нахохлившись на велосипеде, длинные ноги упираются в асфальт по обе стороны от колес. Острый нос опять грустно висит, пока Хоби тоскливо причитает:

— Я только недавно научился ездить на двухколесном велосипеде, у меня всегда были трехколесные. Пожалуйста, не уезжайте от меня далеко…

И острые нотки тоски в голосе старшего дёргают внутри Чонгука тонкие струны, тушат злость и обиду на него, заставляют не картинно переживать, как его нежный хён справится с трудной задачей в сложной погодной обстановке.

— Хоби-хён, я буду держаться поблизости от тебя, хорошо? — Чонгук пятится вместе с велосипедом до Хосока, трогает руль его велика, привлекая внимание. Пытливо вглядывается в хмурое лицо, ловя в ответном взгляде невысказанную, неявную благодарность.

Но сегодняшний сценарий явно не на руку Чонгуку, хоть и ложится в канву повествования о его мужикастости и альфачизме.

— Чонгук берет в руки карту и командует остальными, куда нужно ехать… — слова стаффа гасят в ярких глазах Хосока отсвет признательности за внимание Гука, возвращают грусть в складки острого носа, повисают каплями дождя на длинных стрелах ресниц.

— Давай, Чонгуки, езжай первым… — вредный хён отворачивается, рассматривает неприметный серый пейзаж как самую чарующую, завлекательную картину, пальцы до белых костяшек сжимают руль велосипеда.

Всю дорогу Чонгук не перестает оглядываться на последний велосипед в веренице, замедляет движения сильных ног на педалях, держась поблизости от Хосока, самым наглым образом забив на карту и верный путь. Пару раз кортеж заехал не туда, что, конечно же не добавило радости остальным мемберам, рассекающим лужи по велосипедной дорожке то в одну, то в другую сторону. Но Чонгуку не до этого, его даже не волнует, что на отснятых кадрах он будет выглядеть 21-летним* пиздюком, который не в состоянии разобраться в карте и найти правильную дорогу. Пусть старшие хёны сами разбираются, куда ехать, что Шуга-хён, что Джин-хён, оба хороши в ориентировании. Его мокрый, замерзший Хосоки-хён бледнеет с каждым проворотом педалей, едет все медленнее и медленнее, вымораживая непонятным расстройством все нутро Чонгука.

На одной из остановок, пока остальные старательно, под прицелами камер играют с финскими мальчишками в футбол, Чонгук прибивается вплотную к замерзшему Хосоку. Теплолюбивый, уставший от велопрогулки хён опирается на ограждение спортивной площадки, узкая спина под тонкой курточкой ходит частой дрожью, посиневшие пальцы жмут ограждение спортивной площадки. Не обращая внимание на окаменевшего старшего, Чонгук расстегивает толстовку, обхватывает Хосока со спины, прячет в полы одеяния, вжимает узкого и стройного парня в себя, в попытке поделиться теплом своего горячего тела.

— Хоби-хён, я так замёрз, можно об тебя погреться? — жалобный тон, мольба младшенького о помощи, грустные выдохи в холодное ухо просто обязаны усыпить бдительность старшего, запудрить ему мозги о том, кто кого здесь и сейчас согревает.

И жесткое тело, укрытое Чонгуком с ног до головы медленно, словно нехотя расслабляется, впитывает в себя живительный жар широкой груди. Длинный стон облегчения рвётся сквозь потускневшие губы, выкручивая Чонгука вдоль и поперёк. Затылок хёна клонится на широкое плечо Чонгука.