Третий не лишний? (СИ) - "Love Child aka Bese-ss-en". Страница 30
Брайан понимающе улыбнулся, поймав ненавидящий, но полный желания взгляд:
— Мой милый, но ведь это так естественно — служебные романы. Мы молоды, полны энергии, да еще и горячие сцены… Неудивительно, что нам нужно расслабляться. Не все же такие спокойные, как ты. Мы с Мигелем слишком легковозбудимые, — улыбка из милой стала соблазнительной. — Это ты у нас кремень…
— Просто не блядствую, вот и все, — огрызнулся Макс.
«Да, именно. Не блядствую и не собираюсь. У меня есть Ханно, он верит мне и любит меня», повторял Макс про себя. Скорее чтобы убедить себя самого, что он ничего не предпримет. Нет. Совсем ничего.
Тем более, что Брайану, похоже, вообще все равно, с кем трахаться. Почему-то не хотелось стать просто проходным эпизодом, о котором наутро забудут. Учитывая, что Макс продолжал скучать по Ханно и любить его, совершенно ненормальное желание.
Телефон снова пискнул, затем зазвонил, и Макс был рад прервать непонятное объяснение. Он принял звонок, прикрывая телефон ладонью, и кивком указал Браю на дверь.
Ханно на другом конце света расспрашивал, как дела, рассказывал, чем занимался сам. Негромкий голос, давно знакомый и любимый, словно ввел в транс, отсекая от Макса все тревоги и заботы. Он растворился в звуке голоса Ханно, поэтому с опозданием заметил, что не услышал, как закрывается дверь. А секунду спустя почувствовал теплые сильные ладони на плечах.
Его развернули — Брайан смотрел прямо на него, а в серо-голубых глазах плясал целый легион чертей. Он провел ладонями по предплечьям Макса, ведя все выше.
Мобильный чуть не выпал из ослабевшей руки. Римельт начал терять нить разговора. Он прожигал Смита злым взглядом, но не мог собраться с силами, чтобы осадить. А тот, словно почувствовав свою власть над Максом, продолжил гладить и сильно, но осторожно разминать напряженное тело.
Брай мял и поглаживал каждую мышцу, постепенно захватывая то шею, то спину, то затылок, ероша волосы. Макс с трудом соображал, что говорит Ханно. Дыхание стало частым, прерывистым и казалось очень громким, голос начал изменять.
Когда Брайан придвинулся к нему вплотную, и Макс почувствовал его дыхание на щеке, он почти бросил трубку, кое-как попрощавшись. Серо-голубые глаза зажглись торжеством, их губы почти соприкоснулись…
Макс собрал последние силы и толкнул своего соблазнителя в грудь.
— Ауч, Римельт. Можно же помягче, — недовольно скривился тот, отступая.
— Ты помягче не понимаешь, — Макс тщетно стрался отдыщаться. — Как мне еще донести до тебя, что я не гей, не би, и не хочу экспериментировать?
Он также отступил. Слишком трудно было находиться так близко без возможности коснуться. Макса восламеняла любая мелочь, будто запах одеколона Брая, его блядские взгляды, или то, как заиграли мускулы под кожей, когда тот сложил руки на груди.
«А если… всего один раз? Только один? Осторожно, чтобы Ханно не узнал?»
Макс вспомнил голубые глаза, всегда смотрящие на него с любовью и доверием. Нет. Он не может так с ним поступить.
— Не гей и не би? — насмешливо хмыкнул Брайан. — Твои голодные взгляды говорят совсем другое. Да и к Мигелю сегодня ты меня приревновал. Так что твое «я не гей» звучит очень сомнительно. Брось, Макс, ты же хочешь меня до дрожи в коленях и звона в яйцах. Так что тебе мешает? Просто возьми… Я согласен на все, — добавил он с лукавой улыбкой.
Макс держался из последних сил. Это Смитовское «все» прозвучало слишком многообещающе и заманчиво, чтобы оставаться спокойным. «Интересно, а побыть снизу это «все» включает? Блядь! Не думать об этом. Не сейчас».
— Не знаю, что ты там себе вообразил, но это не так, — Макс сделал шаг к двери и уперся в Брая, который и не подумал отойти. Они стояли так близко, что он чувствовал тепло его тела.
— Я не врезал тебе только потому, что не хочу вылететь со съемок. Ни ты, ни Мигель, ни чем вы там занимаетесь — меня не касается и не интересует. А теперь я был хотел пройти на площадку. Нам сегодня снимать этот чертов день рождения, и я не хочу снова что-то запороть.
— Как хочешь, — Брай философски пожал плечами и вышел.
Сожаление показалось на его лице не больше, чем на долю секунды, а затем Брайана подхватил Мигель, и они вместе пошли в павильон, перешучиваясь.
Макс просто кипел от ярости. Он поступил так, как должен был поступить. Но от этого наблюдать, как эти двое обжимаются у всех на виду, было не легче. Макс разрывался от ревности и обиды. Хотя чего он ожидал? Что его и дальше будут добиваться, несмотря на четкий отказ? «Собака на сене: ни себе, ни другим», ругал он себя.
Все усугублялось тем, что Брайан очень нравился Максу. Не как партнер на одну ночь, а как нечто большее.
Проблема была в том, что он не имел права думать о чем-то большем, но не мог выбросить Брая из головы.
Сегодняшняя сцена была непростой. Кластер отмечал общий день рождения: они смеялись, танцевали, целовались, щедро делясь своим весельем друг с другом. Разделенные океанами, горными хребтами и государственными границами — и все равно близкие друг другу, как никто.
Брайан словно забыл о Максе, касаясь его лишь вскользь. В то время, как всем остальным и в первую очередь, Мигелю доставались особенно страстные поцелуи и ласки. Руки Макса подрагивали, когда он касался Брайана, а Смит обращал на него внимания не больше, чем на оператора или девчонку, которая носила им кофе и бутерброды на перекус.
Эту сцену тоже собирали из кусочков, как пазл. День рождения Лито, вечеринка, танцы и торт со свечками. Дискотека в Берлине, где Вольфганг собирался выпить и подцепить какую-нибудь девицу. Праздник в итальянском Позитано, устроенный заботливым мужем Калы для обожаемой жены. Пикник Номи и Аманиты, постепенно перетекший в горизонтальную плоскость. Сун, с тихим упорством занимающаяся йогой в своей одиночной камере. Радующийся уличному празднику в свою честь Кафеус. Наслаждающиеся обществом друг друга Уилл и Райли, прячущиеся от Шепота.
Каждый из них был ими всеми. И чувствовал все.
Как назло, пока снимали секс, вспоминались уже отснятые куски дня рождения. Вольфганг, только что танцующий с Калой — и вот он уже обнимает со спины Уилла. Танцующего с, мать его, Лито. В камере Сун, весь кластер повторяет движения за ней, Уилл и Вольфганг стоят бок о бок. И как Брайан-Уилл улыбался, когда они все вместе задували свечи на торте Лито.***
Дотрагиваться до него, обнимать, колоться о щетину, целуя — и знать, что не имеешь права чувствовать то, что чувствуешь. День превратился в пытку. Да еще Мигель, будто назло, реагировал так, будто бы они с Брайаном уже уединились в спальне. А ведь к Мигелю тоже надо было прикасаться, изображая неземное удовольствие! Хотелось врезать ему до дрожи. Нет, обоим!
Наконец, они отсняли все. Остальные поздравляли друг друга, смеялись, девушки щелкали селфи одно за другим. А Брайан ушел с Мигелем под руку.
Уже на выходе он обернулся — не иначе, почувствовал, как злобный взгляд Макса прожигает спину. И хмыкнул, пожав плечами, словно говоря: «тебе же не нужно, о чем теперь речь?»
Макс понимал, что Брайан прав, но не мог с этим смириться. Бешенство, вожделение и ревность боролись в нем в любовью к другому, чувством вины, угрызениями совести. Несмотря на сумасшедшую тягу к Брайану, редкие встречи с Ханно все равно были праздником. Их любовь не померкла и не потеряла силы. Макс оказался в тупике и понятия не имел, как выбираться.
***
Воспоминания всплывали в памяти каждый свободный момент. Максу пришлась по душе Куба, он хорошо сработался с остальной командой, ему нравились совместные вылазки на пляж, когда находилась свободная минутка. Но мыслями он был далеко. Все, о чем он мог думать — те двое, что остались в Берлине.
Раз за разом отрабатывая эпизод, где Макс кружит в танце свою партнершу по фильму, он вспоминал о других танцах. И о том, к чему они привели.
Какое же это было грандиозное зрелище — прайд в Сан-Паулу! Такого Макс еще ни разу в жизни не видел. Будто бы целый город танцует, поет и веселится вместе с тобой. Его захватила та атмосфера безудержного веселья и любви. Омрачало ее только то, что Брайан явно старался держаться от него подальше. Смит переобнимался со всеми, кроме Макса. Он улыбался, смеялся и флировал, а с Мигелем они устроили такие танцы, что Максу стало жарко. И досадно, что на месте Мигеля не он.