Третий не лишний? (СИ) - "Love Child aka Bese-ss-en". Страница 53

***

Надежды Ханно и Макса, после возвращения побыть всем вместе, не оправдались. Каждый из них имел свои обязательства, которым должен был следовать. Макс снимался в Берлине и окрестностях — он все же решил исполнить обещание, данное Лотте насчет детского фильма, параллельно был занят еще в паре проектов. Ханно мотался между киностудией Бабельсберг в Потсдаме, на съемки «Вавилон-Берлин», и Гамбургом. Кроме того, у него был договор с издательством о начитке очередной книги, и Мия, с ее идеей совместного сценария, которую они лелеяли уже несколько лет. Брайан, к их общему огорчению, уезжал чаще и дольше, чем они: «Тредстоун» снимали и в Будапеште, и в Версале, и даже на Шпицбергене.

Каждый короткий перерыв, когда им удавалось собраться дома втроем, был на вес золота. Ханно сразу же по прилету, когда Брайан ушел к себе отоспаться и отдохнуть, утащил Макса в одну из спален и высказал ему свои соображения о том, что делать дальше.

– Мы должны все проговаривать! Вообще все, любую мелочь! – С улыбкой вспоминал Макс, как Ханно взволнованно ходил туда-сюда по комнате, размахивая руками. – У нас не должно быть тайн и секретов, от них один вред, как ты убедился! И никакого вранья, в том числе, с благими намерениями!

– Но тогда ты мне должен подробный рассказ о том, что произошло, пока меня не было. И почему ты вдруг так резко изменил свое мнение, – возразил он тогда.

Ханно остановился, даже перестав жестикулировать.

– Да. Я обещаю. Только пожалуйста, не торопи меня.

Макс тогда очень устал после перелета и пережитых волнений, и все, чего хотел — просто упасть в кровать и заснуть. Но вид Ханно — с порозовевшими щеками и растрепавшимися волосами, мгновенно заставил его передумать. Макс просто подхватил его и отнес на кровать. Ханно, конечно, делано возмутился: он же не барышня, чтобы носить его на руках. Но уже в следующую секунду сам стаскивал с Макса рубашку и расстегивал ремень на джинсах. Их секс был страстный и быстрый. После чего, успокоенные тем, что их любимый теперь здесь, вместе с ними, пусть пока и обиженный, они забылись спокойным сном.

Макс выпал из воспоминаний трехнедельной давности от скрежета ключа и голоса Ханно.

– Я дома! — послышалось из прихожей. А затем Макс услышал бряцанье ключей и шелест одежды.

Римельт бегом бросился встречать. С тех пор, как они вернулись из Штатов с Брайаном, всем троим нужно было много работать, поэтому Макс очень ценил каждый час, каждую минуту, когда они могли побыть вместе.

– Макс! — Ханно, как был, в полурасстегнутом пальто, бросился к нему, раскрывая объятия. И тут же возмутился, когда тот принялся его раздевать.

– Прикончу, если помнешь мою «Борсалино»! ***

Элегантная серая шляпа описала красивый круг в воздухе, как летающая тарелка, и опустилась на пол.

– К черту «Борсалино»! — Макс вытряхнул Ханно из пальто. — И Томми Хилфигера, — он занялся пуговицами на рубашке и молнией брюк. — И Дольче с Габаной, — теплая ладонь скользнула Ханно в трусы и сжала ягодицу.

Белье последовало за брюками, он остался в одной рубашке. Ханно позволил развернуть себя лицом к стене и оперся на нее, слегка прогнувшись в пояснице. Он знал, как воздействует на любимого подобная картина, и с удовольствием услышал восхищенный вздох. Макса сводил с ума вид готового на все и жаждущего партнера, и он торопливо принялся избавляться от собственной одежды, пожирая Ханно жадным взглядом.

«То ли еще будет», Ханно откинул голову назад, целуя Макса и потираясь ягодицами о его возбужденный член. «Когда ты увидишь мой сюрприз».

Кровь прилила к лицу. «Сюрприз», если это можно так назвать. Было немного стыдно, на секунду захотелось спрятать лицо в ладонях или выключить в прихожей свет, но Ханно не стал. Они же любят друг друга. Значит, ничего, что между ними происходит, не может быть стыдным.

Ладони Макса ласково поглаживали его бока, скользили по ребрам, он целовал затылок и шею Ханно, то самое местечко за ухом, и от этого сердце стучало вдвое быстрее, а член начал твердеть. Ласковые руки достигли ягодиц, резко стиснули, потом Ханно почувствовал пальцы, протискивающиеся между ними.

– Что… какого… ? — Макс задышал чаще, его теплое дыхание щекотало ухо. — Ты готовился… сам себя растянул и смазал…

В голове не укладывалось: его скромный, благопристойный Ханни, в трейлере или запертой кабинке туалета, трахает сам себя пальцами, прикусывая губы, чтобы ни дай Бог никто ничего не заподозрил.

– Ты хотел, чтобы тебя оприходовали прямо у двери?

Ханно кивнул и коротко вскрикнул, почувствовав проникающие в него пальцы.

– Хотел, чтобы ты мог быть более спонтанным. Я знаю, как сильно тебе это нравится… — остаток фразы потонул в глубоком поцелуе.

Он прогнулся сильнее, чтобы пальцы задели то самое местечко, будто пронизанное нервами, и застонал от разочарования, когда они пропали. Обернувшись через плечо, Ханно встретился взглядом с Максом. Тот смотрел с такой жаждой во взгляде, словно хотел навсегда запомнить его во всех подробностях. Провел рукой по спине, обводя пальцем контуры тату, погладил по заднице и развел ягодицы в стороны.

Ханно постарался расслабиться, когда в него начал проникать горячий твердый член. От того, что Макс сейчас специально отстранился, чтобы посмотреть, как его пенис сантиметр за сантиметром входит в блестящее от смазки отверстие, что его заводит это зрелище, Ханно стало жарко, и легкий дискомфорт почти не ощущался.

Макс сначала пытался сдерживаться, но вскоре отпустил себя. Он двигался глубокими сильными толчками, стараясь попасть в ту самую точку, где это приятнее всего. Его руки сжимались вокруг тела Ханно, как тиски, губы терзали шею, оставляя засосы.

– Нет, — он отбросил руку Ханно, когда тот потянулся к своему члену и обхватил его своей.

Слова были излишни, да и сил говорить не осталось. Ханно позволил Максу вести, полностью отдав ему контроль над собой. Они двигались, словно в трансе, каждое движение возносило их все выше и выше. Плечо слегка кольнуло: Макс впился в него зубами, изливаясь в глубине его тела.

Ханно задохнулся, царапая ногтями стену. Удовольствие качало его, как море в шторм, постепенно волны становились все меньше и меньше, и наконец он пришел в себя в объятиях Макса.

Позже был ужин и принятый вместе душ. Когда Макс вышел из ванной, накинув халат, Ханно ненадолго задержался, вытираясь. В зеркале можно было прекрасно рассмотреть все до одного засосы, тело слегка ныло, но как же отлично он себя чувствовал!

Почему-то Ханно вспомнилась другая ванная комната, в другом городе, много лет назад. Но тогда из зеркала на него смотрел не счастливый и удовлетворенный мужчина, а испуганный мальчик с загнанным взглядом. Этот мальчик каждый раз по часу задерживался в душе, изо всех сил, до красноты намыливая кожу, словно бы хотел содрать ее вместе с вызывающими омерзение прикосновениями. Его рвало — до боли в животе, до желчи, он плакал, зажимая рот рукой. Но выходил из ванной комнаты собранным и спокойным. Чтобы завтра вернуться в этот номер снова. Помнится, уже на третий день Ханно стало так тошно, что он решил: ни одна мечта не стоит этих мучений. Он не будет актером. Лучше пойдет по стопам отца и станет юристом, да кем угодно! Что угодно лучше, чем терпеть это. Завтра же он пойдет в полицию и все расскажет.

Но когда он заявил об этом, его мучитель лишь снисходительно улыбнулся. «Правда», говорил он, «никому не нужна. Никто не станет докапываться. Намного важнее, как подать информацию, и кому из прикормленных журналистов приказать осветить этот скандал. Мое слово против твоего, рискнем? Оглянуться не успеешь, как в глазах всего мира станешь одним из бесталанных молодых людей, готовых на все, лишь бы добиться славы и богатства. И эта репутация останется с тобой навсегда. Весь мир будет знать тебя как шлюху мужского пола, готовую дать кому угодно за роль. Хочешь этого? Нет? Тогда будь хорошим мальчиком и делай, что сказано».

Воспоминания были неприятны, но не причиняли прежней боли. Будто бы смотришь старую хронику, и это все — вовсе не с тобой. Ханно слегка потряс головой, отгоняя их, и направился в спальню.