Разрушение в школе Прескотт (ЛП) - Стунич С. М.. Страница 67

Мои газа проследили его сардоническую улыбку на губах, та, что одновременно излучает восхищение и превосходство. До меня дошло, что я стою на темной кухне, веду обычную беседы с мужчиной, который всего лишь несколько часов назад убил двоих. Еще, из меня обильно течет кровь. Правда, я просто должна потащить свою задницу в ванную.

— Такой я? Жуткий? — спросил он, вытягивая свою левую руку и проводя костяшками пальцев по воздуху рядом с моим лицом. Я заметила, что он не притронулся ко мне, несмотря на то, как близко мы находились. Оскар контролирует каждый вдох. — Ты смотришь на меня так же, с такой дихотомической интенсивностью.

Я выдохнула, и затем потонула в большом вдохе. Моя грудь вздымалась, мои груди, обтянутые толстовкой, соприкасались с голой кожей Оскара. Но лишь едва. Лишь едва. Он это заметил и вздрогнул.

— Почему ты постоянно так зол на меня? Серьезно, я хочу знать ответ, и хочу прямо сейчас.

Оскар повернул свою голову, смотря в темноту позади меня. Пульсация прошлась по мне, та, что говорила о жутких хищниках и тенях. Это был Вик, я это знаю. Он наблюдал за нами какое-то время прежде, чем подняться вверх в ванную.

— Господи, Бернадетт, здесь повсюду кровь, — крикнул он сверху, но я проигнорировала его.

Я собиралась прибраться, но теперь это его проблема. Если он хочет быть моим мужем, то разберется.

— Почему я зол на тебя? — спросил Оскар с едким смехом. Я заметила, что не увеличил расстояние между нами. Мой взгляд упал на его проколотые соски, затем спустился вниз, и я хотела бы увидеть его проколотый член тоже. — Из-за этого, — он указал на лестницу и нахмурился, мило и жестоко. — Виктор не относится к тебе, как подобает. Никто из них. Почему ты награждаешь их своей любовью? Это меня беспокоит, Бернадетт.

Я снова сосредоточилась на его лице, вырезанное из тени и греха, и моргнула в удивлении.

Увидеть, как Хавок убивает шестой номер в моем списке и увозят его труп в лес, явно не удивило. А это шокировало.

— Ты злишься, потому что я общаюсь с людьми, с которыми должна быть семьей? — я уточнила, и Оскар стиснул зубы.

Он ждал, пока Вик тихо, как кошка, спускается. Он снова смотрел на нас обоих несколько секунд прежде, чем наконец исчезнуть в комнате. Я слышала, как он пробормотал что-то себе под нос, но оно не стоит ни времени, ни усилий, чтобы выяснять суть.

— Я злюсь, потому что ты с ними целуешься, трахаешься и вздыхаешь по ним после всего, что они тебе сделали, — Оскар замолчал и стучит длинными пальцами по столешнице, как чернильными лапками ядовитого паука. Он снова посмотрел на меня. — После всего, что я сделал тебе.

Затем он замолчал, и в комнате на самом деле стало тихо, когда музыка снова закончилась. Скоро снова заиграла, но я могла чувствовать эту обременяющую паузу, как удар под дых.

— Ты расстроен из-за того, что я трахаюсь с ними… — начала я, решив рискнуть, и подняла свои ладони к обнаженной груди Оскара. Присоединение к Хавок сделало меня смелее. Прошло всего несколько месяцев, но я удивлена, как сильно изменилась. Какой я буду через год? Десять лет? — Или расстроен потому, что не трахаюсь с тобой? — я прижалась пальцами к коже Оскара, и он зашипел на меня.

Его руки взмыли вверх, чтобы схватить меня за запястья, но он не оттолкнул меня. Вместо этого, он прижимает мои ладони к его коже. Он горит под моими прикосновениями, и я обнаруживаю, что мне на самом деле тяжело дышать.

— Ты бы не хотела, чтобы я тебя трахнул, Бернадетт. Я не уверен, что смог бы сдержать себя.

Я фыркнула, руша часть этой странной магии в воздухе. Оскар отпускает меня, отступая назад, чтобы установить между нами какое-то пространство. Его лицо ни о чем мне не говорило, но его тело было напряжено, его член затвердел в пижамных штанах.

— Ты? Мастер контроля? — пошутила я, наблюдая, как он двинулся, чтобы снова взять свою кружку. — Сильно сомневаюсь, что у тебя было бы проблемы со сдерживанием. Дело в том, что ты ненавидишь меня больше, чем любишь? В этом дело?

— Ненавижу тебя… — пробормотал он, отпивая от своего чая, и одарил меня низким, культурным смехом. Он необычайно нецивилизован, не так ли?

— Ты сам сказал это раньше, — я бросала ему вызов, смотря на Оскара темным взглядом. — Ты ненавидишь меня. Я поняла. Но почему? Потому, что мне надоело твое дерьмо.

Он улыбнулся мне, но выражение лица было резким и едким.

Без майки, он выглядел как цветной беспорядок татуировок. Его чернилам принадлежит каждый дюйм его худой, мускулистой формы, история, сделанная из крови и иголок. Неудивительно, учитывая, что его душа точно сделана из тьмы и боли.

— Ты слепа, Берандетт, — сказал Оскар, снова делая шаг ближе ко мне и окутывая меня своим темным запахом.

Он пахнет опасностью и неопределенностью, дикими, лунными ночами и оргазмами из горячих углей и ядовитых поцелуев. Я закрываю свои глаза, когда он проводит по моему лицу длинными изящными пальцами, похожими на пальцы пианиста или художника эпохи Возрождения. Они слишком теплые из-за чая.

Когда я открываю глаза, то обнаруживаю Оскара снова слишком близко ко мне. Мы могли бы поцеловаться, если бы захотели. Но как бы мы это сделали? Когда он так чертовски сильно меня ненавидит. Он опустил чай, добавляя правую руку к другой стороне моего лица, касаясь меня. По собственному желанию.

— Ты, в Хавок, — начал он, позволив негромкой усмешке пронестись по его губам, как дым от медленно разгорающегося костра. — Я никогда не хотел ничего меньше этого.

Я потянулась, чтобы смахнуть его пальцы, но он поймал мое запястье другой своей рукой, держа меня, как заключенную. Захватывая меня серыми глазами цвета бурного моря, медленно движущегося, но способного на непостижимые разрушения.

— Это должно меня удивить? — пошутила я, мой язык был таким же едким и кислым, как и его.

У меня и Оскара может быть словесный переполох. Но, надеюсь, он знает, что я надеру его задницу в остроумии так же, как сделала руками вокруг его горла.

— Возможно, — ответил он, улыбаясь так, что я чувствую, как подкашиваются мои колени. — Потому что я не думаю, что ты понимаешь мои мотивы, Бернадетт Блэкберд. Ты наколена добела, я лишь пытаюсь сдержать твое пламя, чтобы оно не погасло.

— В этом нет никакого смысла, — огрызнулась я, быстро теряя терпение по отношению к нему.

Его руки сжались по обеим сторонам моего лица, и я подняла свои вверх, чтобы положить их поверх.

— Ты светишься изнутри, — прошептал Оскар, и затем он то, что я никак не ожидала: его рот упал на мой.

Меня и раньше били, много раз. Во многих драках. Многими людьми, куда большими, чем я.

Ни один из этих инцидентов не подействовал на меня так, как поцелуй Оскара Монтока.

Его поцелуй был тенью и пауками, темнотой и нитями лунного света, сплетенными в паутину. Когда я целовала я, то могла чувствовать и его жестокость, и отчаянную нужду в любви. Внутри него была пустота, которая даже больше той, что внутри меня.

Никто никогда не заботился о нем.

Никто никогда не любил его, кроме Хавок.

Кроме…меня.

— С начальной школы, — пробормотала я напротив его ледяного рта.

Оскар не дал мне закончить, целуя меня сильнее, толкая назад. Я немного споткнулась, но он удержал меня, направляя туда, куда он хотел, чтобы я пошла.

Задние части моих икр ударилась о диван, и затем я спустилась.

С Оскаром на мне.

«Черт, черт, черт, Берни, у тебя месячные, ты истекаешь кровью», — говорила я себе, но это было не важно. Это происходит. Должно произойти. Этому нужно произойти, и оно происходит сейчас.

Оскар сжимает мой затылок своими грешными пальцами, его язык овладевает моим ртом, его длинное, худое тело находится между моими бедрами. Я так удивлена и взволнована тем фактом, что он на самом деле позволяет мне касаться его, что мои руки начинают блуждать по всему его телу, находя его сильные плечи, скользя по его рукам.

Когда я нашла маленькие металлические мечи, которыми были проколоты его соски, я потягиваю за них обеими руками.