Шесть соток волшебства (СИ) - Стешенко Юлия. Страница 8
А почему, кстати? Боится, что Инга станет его по пустякам дергать? А может, женат — и предусмотрительно избегает конфликта?
Да нет, ерунда какая-то. Был бы женат, не засиживался бы заполночь за чашкой кофе.
Некоторое время Инга обдумывала эту странность, а потом пришла к революционному выводу: нужно просто спросить! К дьяволу бесконечные загадочные недомолвки, к дьяволу намеки и предположения.
Инга, прости, я так виноват — но я думал, что наши отношения предполагают определенную степень свободы. Вот если бы мы были женаты…
К дьяволу всю эту чушь! Простой вопрос, простой ответ, а если кому-то что-то не нравится — пусть валит на все четыре стороны.
Вдохновленная собственной категорической решимостью, Инга сдернула с вешалки брелок с ключами. Краску для стен она выберет прямо сегодня — и прямо сейчас!
Пока категорическая решимость не кончилась.
— Вы уже выбрали, что будем смешивать? «Жасмин» или «Сугроб»? — с бесконечно-старательной вежливостью улыбнулся продавец.
— Я… Ну… Думаю, что «Жасмин». Он посвежее будет смотреться, правда?
— Конечно. Бежевые оттенки очень освежают комнату.
— С другой стороны, «Сугроб» более нейтральный. Серый, мне кажется, лучше с декором сочетается.
— Вы совершенно правы. Серые оттенки сочетаются со всем, — улыбка продавца окаменела, высеченная в граните.
— А вам какой больше нравится? — безнадежно спросила Инга. Конечно, ответ продавца не имел никакого значения. Что бы он ни сказал, Инга все равно продолжала бы листать палитру, бесконечно перетасовывая два цвета.
— Сложно сказать. Каждый оттенок хорош по-своему, — ловко уклонился продавец. Кажется, он хорошо знал эту игру и не собирался в ней участвовать.
Тяжко вздохнув, Инга подняла палитру, развернув ее к широкому панорамному окну, подставив под лучи солнечного света.
Может быть, все-таки «Сугроб»?
Или «Жасмин»?
«Жасмин», кажется, понежнее…
— Я вас оставлю, — мягко шагнул назад продавец. — Когда выберете, позовите меня — я буду вон там, за прилавком.
— Да-да, конечно, — рассеянно кивнула Инга, складывая вместе два листа палитры.
«Сугроб»? Или «Жасмин»?
Тихонечко застонав, Инга украдкой оглянулась — и аккуратно стукнулась лбом о стойку.
«Жасмин»? Или «Сугроб»?
Инга зажмурилась и набрала воздуха в грудь.
— Молодой человек! Подойдите, пожалуйста, сюда. Я выбрала.
— Отлично! — профессионально-жизнерадостно вскинулся продавец. — Что будем смешивать?
— «Опал».
Продавец удивленно вскинул брови, но сноровисто распечатал бадейку с краской и сунул ее в автомат. Стиснув до боли зубы, Инга обреченно ждала, когда таинственные процессы в недрах механизма закончатся, и, принимая покупку, выдохнула с облегчением.
Теперь пути назад не было.
Хотя, наверное, все-таки надо было выбрать «Жасмин». Да, «Жасмин» понежнее…
— Мне нравится, — уверенно кивнул Ярослав. — Намного лучше, чем было.
— Думаешь? — стянув перепачканную краской перчатку, Инга брезгливо отбросила ее в сторону.
— Уверен. В комнате сразу просторнее стало.
— Там еще один цвет был. Такой же светлый, но более бежевый. Может, его нужно было взять? — словно бы между делом спросила Инга — и затаила дыхание.
— Ну нет, конечно! Бежевый — это в дешевом мотеле.
— А сейчас не похоже на мотель?
— Сейчас просто отлично, — решительно одобрил Ярослав, и Инга расцвела счастливой улыбкой.
— Вот и я так подумала. Бежевый — это банально. Подвинь-ка, пожалуйста, вон ту тумбочку. Хочу за сегодня докрасить хотя бы эту часть комнаты.
Ухватив за столешницу тумбу, в которую тыкнула пальцем Инга, Ярослав легко поднял ее и переставил в центр кухни — туда, где уже громоздились стол, стулья и неловко сдвинутый боком посудный шкаф.
— Может, все-таки я сверху красить буду? — Ярослав с сомнением покосился на шаткую стремянку.
— Нет. Я легче, меня эта хреновина точно выдержит. А вот тебя — не факт, — решительно ухватив валик, Инга поднялась на две ступени, водрузив на пятачок навершия поддон с краской. — Ты с той стороны плинтуса скотчем обклей. У меня эта дрянь все время криво ложится.
— Как скажешь, — все еще с сомнением протянул Ярослав, но моток скотча все-таки взял и присел на корточки у стены. — Может, ты завтра меня подождешь? Не нравится мне твоя любовь к скалолазанию без страховки.
— Даже не знаю… — изобразила задумчивость Инга. — Вдруг ты не придешь? А я буду ждать, как дура. И день зря потеряю.
— Почему не приду? Приду, — удивленно посмотрел на нее снизу вверх Ярослав.
— Ну мало ли что — задержишься, дела какие-то, проблемы… Всякое в жизни бывает.
— У меня не бывает.
— Нет, если уж я тебя ждать буду — давай хотя бы телефонами обменяемся. Обещаю не дергать без повода, — сделала честные глаза Инга и затаила дыхание. Ярослав молча оторвал полосу скотча. Молча примерился. И молча прилепил ее на плинтус. Посидел, сосредоточенно глядя в стену, пригладил рукой волосы, передернул плечами.
— У меня нет телефона.
— В каком смысле? — растерялась Инга. Она, конечно, предполагала, что Ярослав не захочет давать номер — но очевидная нелепость вранья была слишком обескураживающей.
— В прямом. Разбил. Вместе с симкой.
— И… что? Восстановить симку в любом сервисном центре можно.
— А вставлять куда? В брелок? — тихо и почти зло спросил у стены Ярослав.
— Ну так… А… Ну…
Инга совместила в мозгу кожаную куртку в августе, одну и ту же чистую, но не слишком-то новую рубашку, упорное нежелание принести хотя бы убогую шоколадку к чаю…
Твою мать.
У него что, совсем денег нет?
Вот то есть абсолютно?
— Извини, — с запоздалой тактичностью сдала назад Инга. — Тебя к восьми ждать?
— Да. Постараюсь пораньше выбраться, но не уверен, что получится.
В голосе Ярослава явственно ощущалось облегчение.
Глава 10 Что принесла, то возьми
Глава 10 Что принесла, то возьми
То, что поначалу показалось Инге мошкарой, на самом деле мошкарой не было. Над помидорами колыхалась темная мелко-крапчатая дымка, то сжимаясь над поникшими кустиками, то растекаясь зыбким тревожным маревом. Преодолевая инстинктивное отвращение, Инга опустила ладонь в колышущийся призрачный рой — и вздрогнула от омерзения. Крохотные мельтешащие точки тут же облепили пальцы пульсирующей вязкой массой, по коже побежал липкий холод, стремительно поднимаясь от ладони к локтю. Взвизгнув, Инга затрясла рукой и метнулась к крану.
Нужна была текущая вода.
Для сглаза — только текущая.
Подставив руку под ледяную струю, Инга смотрела, как утекает вниз грязная муть, закручиваясь в тоненьком ручейке пульсирующими темными водоворотами.
Соседи увидеть грядочку с помидорами не могли — спасибо монументальному забору Евдокии Павловны. С улицы двор тоже не видно, его закрывают кусты сирени. А единственным человеком, который заходил к Инге на днях, была Мария Федоровна. Которая, кстати, восхищалась грядками и жаловалась на загадочную фитофтору, коварно пожравшую все завязи помидоров.
Ах, вот, значит, как.
Решительно вздернув подбородок, Инга чеканным шагом вернулась в огород.
Так… Сейчас полдень, солнце по правую руку, значит, закат вот там… Зачерпнув с грядки горсть рыхлой влажной земли, Инга закрыла глаза и заговорила — мерно, часто, ровно.
— Стану я, раба божия Инга, из избы дверьми, из дверей воротами, пойду темной тропой в закатную сторону. Небом покроюсь, землей подпояшусь, звездами уберусь, ступлю в воду студеную, скажу слова каменные. Как вода в ручье катится, так с огородины моей жидки-брыдки, уроки-призоры утекают, к врагам моим притекают, им убыток чинят, им житье урочат. Наговор мой не избыть, волю мою не переломить.
И слова, и мерный, баюкающий ритм рождались внутри сами и вольно, свободно текли из Инги, понятные и естественные, как дыхание. Она говорила — а темный колышущийся морок над грядкой вытягивался, свивался спиралью, водил заострившимся жалом. На последнем слове Инга вскинула руку, и призрачная кружащаяся змея вскинула слепую голову, качнулась и устремилась в протянутую на ладони землю. На мгновение теплый и влажный ком потяжелел, налился ледяной чугунной плотностью — а потом все пропало. Инга держала на ладони самую обычную садовую землю — мягкую, черную, прогретую солнцем до температуры парного молока. Осторожно отставив руку, она вышла за калитку, воровато оглянулась и двинулась вдоль кустов акации к дому Марии Федоровны. Проходя мимо забора, Инга швырнула ком, и рассыпчатая земля, ударившись о штакетник, расплескалась по палисаднику.