Осеннее равноденствие - Ольховская Влада. Страница 11

– Я не… – начал отвечать он.

Но слушать его Гарик не собирался, смысл был лишь в том, чтобы убедить Егора: беседа возможна, и пока они говорят, ничего плохого не случится. Это дало профайлеру возможность приблизиться на нужное расстояние.

Он ударил быстро, без малейших сомнений. Обеими руками оперся о столешницу, поддерживая так свой вес, и получил возможность пнуть Егора обеими ногами. Первый удар пришелся в лицо, и это явно стоило убийце нескольких зубов, если не перелома челюсти. Когда же Егор, полностью дезориентированный повалился на пол, Гарик ударил еще и по руке, заставляя убийцу выпустить нож.

– Надеялся легко отделаться, гаденыш? – презрительно поинтересовался он. – Нажал кнопку и вышел из игры? Фиг там, будешь весь остаток своей жалкой жизни вспоминать о единственных людях, которые тебя любили!

Егор проскулил что-то в ответ, но выбитые зубы красноречию не способствовали. Да и не интересно Гарику было, чем там себя убийцы оправдывают.

Он поднял с пола камеру и улыбнулся в объектив:

– Ну что, насладились шоу? Юдзи, ты мне должен. Всем остальным – играйте в игры и любите маму, ничего лучше вы со своей виртуальной жизнью все равно не сделаете. На этом, детишки, наш эфир окончен, а для моего коллеги Матвея, который прямо сейчас планирует мое смертоубийство, я заказываю песенку «Настоящий друг» и на строчке «Друг в беде не бросит» требую поставить мое фото. Всем спокойной ночи!

* * *

Стало легче.

Николай Форсов до последнего не верил, что получится. Он даже не размышлял, откуда взялся такой пессимизм, хотя догадаться было несложно – годы болезни изматывают. Он не говорил об этом, чтобы не расстраивать близких. От него все равно уже ничего не зависело с того момента, когда он доверил свою жизнь врачам. В последние секунды, когда он ждал действия наркоза, он пытался понять, что чувствует, и с удивлением обнаружил, что ничего. Собственная участь не слишком его волновала, он был готов к любому финалу.

Он все-таки проснулся – уже неплохо! Правда, мгновенного облегчения это не принесло. Он и не надеялся проскочить такую серьезную операцию легко, это ни в каком возрасте не получилось бы. Николай воспринял все со смирением, которое давно стало привычным. Он сам подобрал себе лекарства так, чтобы больше спать, чем бодрствовать, и не сохранять в памяти эти дни, наполненные слабостью и болью.

Настоящее облегчение наступило недели через две. Тогда Николай обнаружил, что ему больше не требуется серьезная доза обезболивающего, притупляющая мышление. И тогда же Вера сообщила ему то, что сама она знала с самого начала.

Ему пересадили две почки. Николай согласился на одну – и то после долгих сомнений. Он до последнего не мог решить, имеет ли немолодой человек право отнимать шанс на жизнь у того, кто только пришел в этот мир. Позже обстоятельства вынудили его принять предложение о трансплантации, и все же он утешал себя мыслью, что донор хотя бы не умрет и будет достойно вознагражден.

Он не уточнял, от одного донора взяли органы или нет, это и так было понятно. Он не спрашивал у Веры, почему она молчала – он заранее знал ответ. Жена изучила его лучше, чем кто бы то ни было, она знала, что он мог отказаться в последний момент и все сорвать. Она приняла решение за него.

Ему потребовалось некоторое время, чтобы смириться с этим, осознать то, что случилось. Николай понимал, что выглядит как усталый старик, затерявшийся где-то между подушек и одеял. Ему было все равно, он закрылся в своем теле, как в убежище, он размышлял, анализировал… и когда он принял решение, он не собирался тратить время на нытье и напрасные упреки. Он готов был жить дальше.

После месяца, проведенного в больнице, он отправился на реабилитацию. В тот период он и ощутил настоящее улучшение всей своей жизни. Дело было не только в том, что ему больше не приходилось зависеть от диализа. Он в целом чувствовал себя лучше, он больше не сталкивался с волнообразным ухудшением состояния перед процедурой очистки.

Вернулась легкость движений. Вернулась легкость мыслей. Николай чувствовал себя не просто здоровым – он чувствовал себя молодым, и плевать ему было, как при этом выглядело его тело.

Примерно два месяца ученики его щадили. Он разрешил им обращаться к нему по любому поводу, но пока шла подготовка к операции и в первые недели после пересадки они этого не делали. Они связывались с ним, только чтобы поинтересоваться его самочувствием. Николай ворчал, что старика совсем списали со счетов, однако даже такие сеансы связи были для него очень важны. Они видел, что все трое живы, хорошо себя чувствуют, работают, и некоторое время этого хватало.

Уже в реабилитационном центре он начал осторожно возвращаться к работе. Он читал профильную литературу, написал пару статей. Ученики были на связи, однако задания им раздавала Вера. Ему, как и раньше, доставалась информация, прошедшая цензуру заботы о нем.

И вот теперь он понял, что готов вернуться в большую игру.

Естественно, просто взять и сделать это не получилось. Он знал, что его будут жалеть, и повлиять на это пока не мог. Однако он потребовал, чтобы его ученики предоставляли отчеты о том, чем заняты, ему лично, а не только Вере. С чего-то же нужно начинать!

И вот теперь он читал их рассказы о деле Егора Ропшина и про себя благодарил дурное везение, которое все-таки уберегло этих сумасбродов от непоправимого.

Жена по-прежнему была рядом с ним. Его жилье в реабилитационном центре не напоминало больничную палату – скорее, уютную квартиру со спальней, гостиной и кухней. Куда меньше, чем его загородный дом, но Николая все устраивало. Ему нравилось проводить вечера в гостиной у камина, живой огонь успокаивал и помогал сосредоточиться. Правда, иногда огня недостаточно…

– Ты видела, что творят? – возмущался Николай. – Ни на минуту их оставить нельзя, они тут же пытаются убиться о неконтролируемого социопата!

Вера тоже читала отчеты. Раньше она этого не делала, она старалась держаться подальше от его работы. Но сейчас жена понимала, как важно ему обсудить это с кем-то, и не жалела себя.

– Коля, они справляются, – мягко улыбнулась она. – Гарик, вон, вообще написал, что все было легко и хорошо!

– Да? Я тебе сейчас процитирую! «Оказалось, что я выбил ему пять с половиной зубов и открякал кусочек языка. Все закончилось хорошо!» Открякал он! Шутит о массовом убийце!

– Ты прекрасно знаешь, что у Гарика такой защитный механизм. Это была сложная история, очень опасная, уникальная, но та девочка жива только благодаря им. Или ты считаешь иначе?

Хотелось спорить, а не получалось. Николай прекрасно знал, что такие убийцы, как Егор Ропшин, опасны в первую очередь тем, что совершают несколько непредсказуемых преступлений в короткий промежуток времени. Потом их неизменно ловят или нейтрализуют, но разве это возвращает к жизни их жертв?

Так что – да, та девушка погибла бы, если бы Таиса не рискнула собой. Но от этого легче не становилось.

Таиса, надо сказать, перенесла это испытание очень хорошо. Не только потому, что смогла отбиться, ее достижение было еще и в том, что в отчете она честно созналась во всем – включая нервный срыв, который последовал после тех событий. Она осознавала свою уязвимость и быстро находила пути исцеления. За это Николай вынужден был ее похвалить – но только мысленно, про себя, иначе повадится с маньяками на кулаках драться!

Гарик… остается собой. В принципе, его стремление из всего сделать шутку не совсем нормально. Однако Николай перечитал его отчет несколько раз и пришел к выводу, что серьезных проблем пока не намечается. Даже сквозь иронию можно было понять: Гарик сожалеет о своем решении втянуть в это Таису, да и в случае с Егором он поступил правильно.

Больнее всего, как ни странно, эта ситуация ударила по Матвею – который добрался на место преступления последним и благодаря которому удалось найти адрес. Его отчет был кратким и сухим, но Николай слишком хорошо знал его, чтобы обмануться.