Море остывших желаний - Соболева Лариса Павловна. Страница 34
Слава пожал плечами. Оставалось только ждать. Когда-то же скажут, почему их всех тут собрали.
А Бельмо действительно обыскали. Отобрали мобильники и документы, после чего привели в огромную комнату, указали на диван и велели:
– Падай.
Засим оставили одного. Но он догадывался, что не один, а под присмотром, поэтому без суеты опустился на диван, подложив под спину подушку, забросил ногу на ногу. Обычно человек осматривает место, куда попал, но Бельмас этого не сделал. Ему достаточно было смотреть прямо перед собой и лишь боковым зрением оценить роскошь, но не шик, хотя некоторые соединяют в одно эти два столь разных понятия. Роскошь – когда вычурно, дорого и много блеска. Шик – когда со вкусом, элегантно, современно. Так считал Бельмас.
Вошел невысокий человек с ярко выраженной восточной внешностью, вполне приличный, даже красивый, в безупречном костюме, будто только что из магазина. Видимо, он и есть тот король, которому Бельмас нечто должен. За ним вошли еще два шакала с выражением ответственности на тупых рожах. И усмехнулся про себя вор по призванию, философ по принуждению: природа коварна, она ставит клеймо на своем создании, по нему всегда можно определить, кто перед тобой. Мальчиков-костоломов не спутаешь с нищим интеллигентом, быдло обойдешь, чиновника распознаешь и купишь, если денег хватит, ну и так далее. Это не значит, что одновременно угадаешь, на что еще они способны, ведь человеку свойственно добровольно обманываться. Но если слушать себя, вряд ли ошибешься. А вот интересно: если бы Бельмас встретил восточного человека в других обстоятельствах, обманулся бы? Клеймо есть: богат, тщеславен, самолюбив. При всем том с первого взгляда он располагает, хотя еще не произнес ни звука. Но восточный человек выкрал дочь Бельмаса и явно будет шантажировать... Значит, обманулся бы на его счет.
– Я пригласил тебя, дорогой друг, потому что мне нужна твоя помощь, – сказал восточный человек, сев напротив Бельмаса в кресло.
Вот как: ни «здравствуйте», ни «прошу прощения, что...», зато к тому же на «ты» и «друг», а нужна всего-навсего помощь. Бельмас ожидал услышать характерный для восточных людей акцент – ничего подобного.
– А кто, пардон, меня пригласил? – поинтересовался он.
– Мое имя Фарид.
«Фарид... Фарид...» – припоминал Бельмас, где он слышал это имя. И вспомнил. Слава богу, склерозом не заболел в местах не столь отдаленных. Агата упоминала имя. Шах – вот он кто.
– Извини, – сказал Бельмас, тоже обратившись на «ты», – мне твое имя ничего не говорит.
– Неважно, – снисходительно уронил Шах. – Главное, я знаю, кто ты. Перейдем к делу?
– Не перейдем. Где мои бабы?
– С ними все хорошо.
– Покажи мне их.
– Ты не веришь мне? – поднял черные брови Шах и сверкнул обидой в добрейших глазах.
Наверное, думал, что Бельмас задрожит, обидев такого человека, оттого заюлит, а то и ниц падет, понимая, на чьей стороне сила. Страх за свою жизнь очень мощный двигатель, он так и тянет покориться. Но надо удержаться на установленной высоте, с нее скатиться – раз плюнуть, подняться назад – фигушки. Поэтому Бельмас сказал откровенно:
– Не верю.
И какая неожиданность: господин передумал обижаться. Он предложил:
– Ты можешь услышать их по телефону.
– Я хочу увидеть их, – заупрямился Бельмас.
– Ты мне ставишь условия? Я этого не люблю.
– Так и я не люблю, когда мне ставят условия. Но сейчас банкуешь ты, а я, уж извини, делаю выбор. Дай мне возможность сделать его правильно.
Шах попал в затруднительное положение, потому задумался. Без сомнения, ему позарез нужен Бельмас, он не хотел его злить, одновременно не желал уронить свою значимость, идя на уступки... Все же он сделал дипломатический ход, приказав парням:
– Отведите его.
Бельмас почувствовал себя заключенным, отчего его просто-напросто выворачивало: один шакал шел впереди, второй сзади – ну, прямо конвой! Поднялись на лифте. Надо же, в частном доме лифт! Будто здесь одни инвалиды обитают. Что это, как не дешевая показуха? И кругом ковры, то есть пылесборники. От роскоши веяло цыганщиной.
Миновали коридор, в конце его полулежали в креслах у двери два таких же шакаленка, как и те, что сопровождали Бельмаса. Общались шакалята на манер Горбуши – жестами. Дверь открылась, он вошел.
Сандра спрыгнула с подоконника, настороженно уставилась на папу. И уж кого Бельмас не ожидал здесь увидеть, так это Ксению. Почему ее записали в «его бабы»? Она ему никто.
– Дядя папа, может, объяснишь, что мы тут делаем? – дерзко спросила Сандра.
– Не объясню, потому что пока не знаю, – спокойно сказал он. – Ксения, как ты здесь очутилась?
– Меня вызвал он, – кивнула та в сторону мужчины. – Я приехала, а у него...
– Понятно, – не дослушал Бельмас. – А он кто?
– Мой бывший друг, – ответила женщина, потупившись. – А был самый близкий.
– Я же предупреждал: друзья часто бывают ненадежными.
Ксения опустила голову, глотая слезы раскаяния. В подобных случаях Бельмас обычно говорит: «Поздно, Маня, пить боржоми, почки отвалились». Тривиальная шутка разряжает накаленную обстановку, потому что человек, способный шутить в экстремальных условиях, на остальных действует как доза транквилизатора. Но сейчас Маня с почками не к месту, пожалуй, будет. Потому что Бельмаса охватила паника вперемешку со злостью, а это случалось редко и не в такой степени.
Да, он жил играючи, но никогда не играл людьми и их жизнями. Суд вершил – а как же, бывало, наказывал за подлость, – но таковы правила. Подумаешь, воровал – с кем не случается? В конце концов, воровал у тех, кто тоже на руку ой как нечист. Ну, риск любил, а кто не рисковал хотя бы раз? Ну, обожал пожить на широкую ногу, а кто о приятной жизни не мечтал? Но у него есть принципы, он, можно сказать, хороший человек. Принципы и не позволят спустить Шаху похищение дочери, Ксении и вон того молодого мужчины, который, в сущности, ему до фонаря. Но – потом и если повезет. А сейчас надо пойти на все и вызволить узников, потому что это тоже дело принципа.
Он смотрел дочери в лицо, видя в ней Нину, ради которой готов был на все, потому что любил. Сандру любил не меньше и совсем по-другому, ради нее он не просто готов на все, а сровнять землю с небом.
– Саня, – тихо заговорил Бельмас, – не бойся, девочка. Я сделаю все, но вы отсюда выйдете.
– А скоро? – спросила Сандра.
– Скоро. Скоро, – пообещал он и развернулся к выходу.
– Георгий, – остановила его Ксения. Он обернулся, увидел, как она кусает губы, готовясь сказать что-то важное. – Дуня у Моти.
– Я понял. Не волнуйся.
И вышел.
Сандра плашмя упала на тахту, подложила под подбородок кулаки и задумалась: кто же он такой есть, свалившийся ей на голову папочка? Она не дура, поняла, что ее, Ксению и Святослава привезли сюда, именно чтобы заманить отца. Значит, он птица высокого полета. А Сандра ему кулаком в челюсть заехала. Наверное, обиделся папуля...
– Георгий и есть твой любовник? – осведомился Слава у Ксении.
– Да, – грубо огрызнулась та.
– Тебе изменяет вкус, – сказал Слава. – Кинуться на такое... Или он богат без меры?
– И то, и другое, и третье, – пробубнила Ксения, отвернувшись от него.
– Вы бы полегче, Святослав, – поднимаясь с тахты, строго произнесла Сандра. – Бельмас все же мой папочка. И он обещал вызволить вас. – Она забарабанила кулаком по двери, которая открылась, в проеме показался один из мордоворотов. – Я есть хочу! Вы что, голодом нас морить собрались? Курицу мне! Пирожного с мороженым!
Дверь захлопнулась. Сандра в сердцах ударила по ней ногой. И заходила туда-сюда, не зная, чем заняться. Но! Через десять минут внесли поднос с едой. Курица на нем была, про пирожное с мороженым забыли. Поднос парень поставил на свободную тахту. Сандра уселась возле нее прямо на пол и повернулась к соузникам:
– А вы чего? Идите, подкормите свою злость оба.