Сердце не обмануть - Шарикова Мария. Страница 17

Девушка сидела над вышиванием, не поднимая голову. Её золотистые локоны были собраны в строгий пучок, делая её намного старше.

Захаров был удивлён, отчего сестра одета столь скромно, обычно она любила носить яркие наряды, хотя это и не пристало невинной девице.

И все же даже дома Таня любила принарядиться. Сегодня же на ней было тёмно-коричневое платье с высоким воротом, что делала одеяние похожим на монашеское.

— Ma chère, — окликнул он сестру.

Татьяна повернулась к нему лицом, и Владимир не смог вымолвить ни слова.

Правая щека Татьяны была синей и сильно опухшей.

— Боже мой, что стряслось?! — он не сдержав удивления.

— Пустое, Вальдемар, я ночью встала воды попить, да в темноте не разглядела и споткнулась. Марфа обработала рану мазями. Теперь мне намного лучше, — непринужденно махнув рукой, Таня вернулась к своему занятию.

— Танюша, отчего Игнатьева не приняла? Он привозил письмо от сестры, и заодно справлялся о твоём здоровье, — Владимир вопросительно поднял бровь, давая понять, что ожидает ответа.

— Comment pouvez-vous! il est pas bien frère.(фр. как можно неприлично это, братец.)

Владимир знал, что если Татьяна перешла на французский, значит, пытается увернуться от разговора.

«Так тому и быть, — подумал Захаров. — Главное, смирилась с мыслью о том, что Езерзкий её жених, а там пусть всё идёт своим чередом».

Вскоре у Татьяны день рождения, и он рассчитывал встретить его в столице.

— Я вижу, твоя нога уже оправилась, когда можем отправляться в путь?

Глаза Татьяны загорелись, она хотела как можно скорее уехать отсюда, чтобы стереть из памяти все грустные воспоминания и начать жизнь с чистого листа.

— Может, через неделю? Тогда и щека заживет? Не могу же я предстать перед женихом в таком виде!

— Опять язвишь, моя милая, — пожурил сестру Владимир, но не смог сдержать улыбки.

— Я говорю вполне искренне, мне очень хочется в Петербург! — Она улыбнулась брату, хотя далось ей это с большим трудом.

— Est-il possible?(фр. Неужели)? — недоверчиво спросил Захаров, сверля сестру взглядом.

— Oui, il est! (фр. Да это так!), — также резко ответила Татьяна. Её сильно обидел тон брата.

— Heureux de l'entendre! (фр. Рад это слышать!), — ответил Владимир, чувствуя, как между ними возникает пропасть. Сестра так и не простила ему проигрыш, оттого и держит на него обиду, но он был уверен, что со временем Татьяна простит. Ведь не могла же она порвать ту связь, которая была меж ними!

— Maintenant, vous pouvez me laisser, je veux être seul?(фр. Теперь ты можешь оставить меня, я хочу побыть одна?) — резко спросила Татьяна.

— Il était agréable de rester!(фр. Конечно, приятно оставаться!)

Выходя, Владимир громко хлопнул дверью.

Отложив вышивание, Тата закрыла лицо руками. Отчего весь мир, к которому она так привыкла, рушится у неё на глазах? Почему она не может наладить отношения с единственно близким человеком?

Они с Владимиром часто устраивали проказы и отнюдь не он был главным. Таня с её неугомонным нравом часто была лидером во всех их детских забавах. И даже разница в пять лет не была им преградой!

А теперь, теперь они будто чужие друг другу.

Татьяна чувствовала, что если она сама не сделает первый шаг, то тот маленький фитиль что остался, и вовсе погаснет.

Но пойти на уступку первой было так тяжело. Она должна перебороть свою гордыню, дабы помириться с братом. И стоит это сделать ради них обоих. ***

Неделю спустя Таня сидела в удобном экипаже запряженными самыми лучшими лошадьми, готовыми умчать ее в Петербург. К новой жизни, которая пока казалась Татьяне неясной. За то время, что она провела в стенах своих покоев, девушка много размышляла. Думала о том, что ей, видимо, суждено приносить огорчение своим близким. Бабушка, услышав о падении, слегла, и теперь только начала приходить в себя.

Она приедет в Петербург позже, как только немного окрепнет.

Просматривать за Татьяной будет бабушка Езерского, которая очень обрадовалась, услышав о том, что её шалопай внук наконец решил остепениться. Об этом она лично написала Татьяне. А также предупредила её о том, что ей не следует брать с собой много вещей. О её гардеробе она сама позаботиться, как только девушка приедет.

Таня не переставала думать о сне, что так сильно напугал её. Неужели она ещё кому-то принесёт страдание и беду? Она решила, что отныне будет вести себя здраво. Сердце болело, но не оттого, что разбито, а оттого, что девушка боялась быть отвергнутой. Таня не знала, как её примет Алексей. В их последнюю встречу она допустила много ошибок и теперь была не намерена их повторять. Она хотела увидеть, как будут светиться глаза Езерского, когда он увидит её. Хотела сказать, как сильно была неправа. Но оставалось терпеливо ждать и надеяться. La vie va montrer! (фр. Жизнь покажет!).

Несколько дней в пути отвлекли Татьяну от грустных мыслей. Пейзаж за окном был дивным, и Таня с природным увлечением смотрела на всё, широко раскрыв глаза. Всё увиденное казалось необычным и новым. Она бывала на Кавказе лишь у детстве, а в последнее годы и вовсе не выезжала за пределы родной губернии. Поэтому, когда показалась Петропавловская крепость вместе со своим высоким шпилем, девушка не смогла сдержать восторженного вздоха. Всё было так красиво! Когда же Владимир показал ей Казанский собор, она решила непременно туда отправиться. Наконец, они поехали к особняку Езерских. У Татьяны замерло сердце, когда она вступила на порог это грандиозного здания.

Построенный в стиле барокко, особняк имел высокие колонны, искусную резьбу, от вида которой захватывало дух! Это дом её жениха, дом, где ей предстоит жить. Татьяна подала дворецкому свой капор, и направилась в гостиную, где, как сказал он, её ожидают. Владимир следовал за ней, не отступая ни на шаг.

— Вот и вы моя дорогая! — воскликнула пожилая женщина, вставшая навстречу.

— Bonjur, — смущено ответила Тата, удивленная таким теплым приемом.

— Подойдите же ближе, дитя моё, — ласково позвала её женщина.

Татьяна неуверенно двинулась вперёд.

Тут она заметила Алексея, и все мысли вылетели из головы. Её жених стоял возле камина, держа в руках бокал.

Он был так красив, что Татьяна удивлялась, отчего она не заметила этого раньше.

Их глаза встретились, и девушка заметила в них ту же самую нежность, что и прежде.

Оттого сердце радостно подпрыгнуло в груди и на душе стало так легко.

Но тут их зрительный контакт нарушила бабушка Алексея.

— Алёша, ты так и будешь смотреть на свою нареченную, или же всё же представишь её мне?

Алексей улыбнулся, отчего его лицо стало ещё красивее. Он поставил стакан и направился к Татьяне.

— Ну что вы бабушка, — сказал он, подходя к Татьяне и беря её под руку. Подводя её к женщине, произнес:

— Позвольте представить вам мою нареченную, Татьяну Владимировну.

Таня сделала реверс и тепло улыбнулась Галине Николаевне.

— Рада познакомиться, дитя. Вы ещё красивее, чем описал мне внук, — она нежно чмокнула её в щеку и осмотрела вновь.

— Я обязана заняться вашим гардеробом! Невеста графа Езерского должна быть самой красивой!

Она направилась из комнаты, прихватив с собой Владимира.

— Пойдёмте со мной, молодой человек, — тихо сказала она ведя его за собой, — давайте дадим им возможность получше узнать друг друга. Она заговорщески моргнула, закрывая дверь.

Оставшись наедине с Алексеем, Тата опустила взгляд. Она поняла, что их намеренно оставили вместе, но не решалась поднять взгляд. Дорожное платье было вновь довольно скромным, ибо желание красоваться более не пленило Татьяну, ей хотелось, чтобы только один человек смотрел на неё так, чтобы замирало сердце. Тёмная материя, однако, не портила чистый цвет лица, а строгая причёска ей очень шла.

Алексей пытался понять, что же изменилось в Татьяне. Её красота так и осталась прежней, но не было а ней того, что портило её. Не было той кокетливости, которую он увидел вначале. Перед ним стояла серьёзная молодая особа, которая смотрела на него и, в тоже время, когда они остались одни, отвела от него взгляд. Он подошёл к ней, нежно беря её за руку, побуждая поднять на него глаза, и она подняла их. Он не увидел той ненависти, что сверкала в них при последний встречи. Сейчас они светились подобно двум топазам, а маленькие слезинки обрамляли их как бриллианты.