Новый поворот - Скаландис Ант. Страница 117

А поскольку сама идея использования внутренней энергии организма была хороша, я и придумал до кучи еще несколько лекарств. Наиболее популярными оказались биорезервин, резко снижавший утомляемость, и гипердефектоза, заметно продлевающая молодость. Но они уже не имели никакого отношения к национальным и социальным проблемам. Я открыл принцип, я открыл новый класс медикаментов, и другие после меня напридумывали достаточно в том же роде. Лекарства вошли в обиход, сделались привычными. Так что памятник себе и статьи во всех энциклопедиях мира я, думается, честно заработал.

А последствия… Ну что ж, последствия оказались не совсем такими, как я ожидал. Больше всего поразила скорость изменений в геополитике. Никаким расчетным данным она не соответствовала, причем на порядок.

Почему никто, кроме Клюева, не догадался о моем замысле? Если внимательно читать ту скандально знаменитую статью, Клюев тоже не догадался, просто сделал правильные выводы из неправильных предпосылок. Правильных никто не сформулировал. Я не дал ни малейшего повода для этого. Я слишком хорошо понимал, как среагируют люди.

А мог ли я позволить, чтобы человечество, как в романе Лема, разом осознало, что с ним сделали, чем его накормили. Да это же опять Содом и Гоморра.

Вместе с национальной нетерпимостью должна была исчезнуть и национальная гордость, а вот с этим дражайшим чувством мало кто пожелал бы расстаться. Уж вы мне поверьте. Выбирая между головной болью и утратой национальной гордости, большинство идиотов, населяющих этот мир (по себе помню, сам таким был!), выбрало бы головную боль, пусть хоть ежедневную. И я молчал. Вот это, если хотите, и можно называть Заговором Посвященных.

На самом деле не было никакого заговора.

Ну посудите сами. Макроинтеграция: Америка уходит обратно под юрисдикцию Англии, Китай и мусульманский мир сливаются с Россией, африканские страны спокойно разбегаются на две империи — что это? Как это?! А полная ликвидация всех видов оружия массового поражения, единая компьютерная сеть, два мировых языка, две великие культуры, объединившие вокруг себя все прочие, две супердержавы нового типа — не тюрьмы, а университеты народов!.. И тут же — неожиданно острое противостояние двух половинок Ойкумены.

Я ожидал более беспорядочного, даже более кровавого, но в итоге и более утопично-прекрасного варианта.

Ну, как, как оно все могло произойти за каких-то шесть — восемь лет? Только из-за того, что евреи полюбили арабов, белые — негров? Не верю. Режьте меня — не верю!

Можно и с другой стороны взглянуть. Макроинтеграция шестого года ничем не чудеснее всего предыдущего. Ну как объяснить, что какой-то лысый придурок сто лет назад заразил полмира бредовыми идеями, да так заразил, что люди еще лет семьдесят, даже больше, во всю эту ахинею верили и десятками миллионов друг друга уничтожали во имя светлого будущего? А в девяносто первом? Да ни один хваленый американец, вместе со всеми компьютерными мозгами, не сумел предсказать, что советская империя в течение полугода развалится как карточный домик… С хэдейкином и то понятнее: люди перестали болеть головой и резко поумнели. Разве это не логично?

Наверно, я что-то доброе все-таки сделал для людей. Наверно, это хорошо, что меньше стало терактов, государственных границ, глупого гонора, малоинтересных в культурном отношении языков, затрудняющих понимание, существенно меньше сделалось притеснений, унижений, издевательств, а геноцида не стало вовсе. Наверно, все это хорошо. Но я ведь потом занялся политикой, я же в парламентах сидел и выдвигал законопроекты, их даже принимали, и не раз, предложенные мною законы… Боже мой, которого нет, они же после «нобелевки» по химии дали мне еще одну — премию мира, и там, в Стокгольме, я пытался им что-то сказать, объяснить что-то, но они же ни черта, ни черта не поняли!..

И я не понимаю, почему теперь русские ненавидят британцев, то есть русские монголы ненавидят британских французов, а британские японцы ненавидят русских поляков, я не понимаю, чего они вообще хотят, почему опять воюют. Их ненависть, их нетерпимость просто перетекла в иные формы, но она сохранилась, она снова зреет, крепнет, и, поскольку я не понимаю, на чем это все основано, я и сегодня представить себе не могу, чем оно может кончиться. Тогда тоже не мог, за что меня, наверно, и пристрелил этот псих, ни разу в жизни не глотнувший хэдейкина…

Зачем я вернулся? Я ведь не понимаю и не люблю людей. Может, и вправду им нужно было отрезать что-нибудь более существенное от их уродливого генотипа? Или совсем не стоило их трогать?..