Перпендикулярный мир (сборник) - Булычев Кир. Страница 18
– Лев Христофорович?
– Собственной персоной. Вы почему здесь, Саша?
– Я к вам гостя привел, – произнес Грубин.
Они вошли в камеру, закрыли за собой дверь. Грубин посветил фонариком. Профессор Минц, сидевший на каменном полу, подстелив под себя пиджак, прикрыл глаза ладонью.
– Потушите, – попросил он. – Мои глаза отвыкли от света.
– Я к вам гостя привел, – повторил Грубин.
– Кого? Кто осмелился залезть в это узилище? Кто мой друг?
– Это я, Корнелий, – проговорил Удалов.
– Отказываюсь верить собственным ушам! Разве не вы первый на разборе моего персонального дела предложили изолировать меня в этом доме подземного отдыха?
– Нет, не я, – честно ответил Удалов.
– Не вы ли заклеймили меня званием врага народа и иностранного агента?
– Нет, не я.
– Вы лжец, Удалов! – воскликнул Минц. – И я не намерен с вами разговаривать.
– Тот Удалов, который голосовал и призывал, – ответил Корнелий, – сейчас сидит через две камеры от вас. Пилипенко ему террористический заговор шьет. А я – совсем другой Удалов.
– Не понял!
– Я живу в параллельном мире. Меня послал сюда наш Лев Христофорович. По делу. Но когда я узнал, что у вас творится…
– Стойте! – закричал профессор. – Это же великолепно! Грубин, посветите фонариком.
И Минц бросился в объятия к Удалову:
– Значит, параллельные миры существуют! – радовался ученый. – Значит, мои предположения и теоретические расчеты были правильны. Да здравствует наука! И что же просил передать мой двойник?
– Лев Христофорович стоит перед проблемой, – сказал Удалов. – Нам нужно прокладывать магистраль через Гусляр, а у него никак не получается с антигравитацией. Он сам простудился и просил меня сгонять к вам и взять расчеты.
– Вы говорите правду? – насторожился Минц.
– А зачем мне врать?
– А затем, что это может быть дьявольской выдумкой Пупыкина. Ему нужна моя гравитация. Ради нее он пойдет на все. Он способен даже выдумать параллельный мир.
– Нет, Удалов правду говорит! – сказал Грубин. – Я верю.
– А я не верю! – сказал Минц. – Если в вашем параллельном мире тоже прокладывают магистраль, мой двойник никогда не согласится участвовать в преступлении против нашего города. Он, как и я, предпочел бы кончить свои дни в темнице, но не пошел бы в услужение к варварам.
– Но в нашем мире, – возразил Удалов, – антигравитация нужна, чтобы подвинуть часовню Святого Филиппа и не разрушить памятники.
Минц все еще колебался.
Тогда Грубин сказал:
– Есть выход. Хотите доказательства?
– Хочу.
– Тогда пошли с нами, я покажу второго Удалова.
Минц поднялся и, поддерживаемый Грубиным, вышел в коридор.
Через минуту они были у камеры, где Пилипенко допрашивал второго Удалова.
Минц заглянул в дверь, потом обернулся к Удалову.
– Простите, что я вам не поверил. Но доверчивость нам слишком дорого обходится.
– Как мне приятно это слышать, – ответил Удалов. – Я сначала испугался, что здесь все смирились с тираном.
– Это не тиран. Это мелкий бандит, – возразил Минц. – Тираны отжили свой век, но тиранство еще живет.
Последние слова он произнес слишком громко. Пилипенко услышал шум в коридоре, метнулся к двери, отворил ее и увидел Минца.
– Выскочил? Бежать вздумал?! – заревел капитан, засовывая руку в кобуру.
Минц оторопел. Он не знал, что делать в таких случаях. Но Удалов, который вырос без отца, на улице, отлично знал, что надо в таких случаях делать. Он отодвинул в сторону Минца, шагнул вперед и сказал:
– Всё, Пилипенко. Доигрался ты.
У Пилипенко отвисла челюсть. Он, как кролик на удава, смотрел на Удалова. Потом метнул глазами в открытую дверь и увидел там второго Удалова.
– А-а-а-а, – лепетал Пилипенко.
Грубин не терял времени даром.
– Корнелий! – крикнул он двойнику Удалова. – Выходи!
А первый Корнелий тем временем отобрал у оторопевшего милиционера пистолет, а самого его затолкал в камеру и закрыл дверь на засов. Пилипенко даже не возражал.
– Теперь бежать, – поторопил Грубин.
Они побежали по коридору к подземному ходу. И вовремя. Потому что Пилипенко опомнился, стал молотить в дверь, звать на помощь, и издали послышались шаги – от входа в подземелье бежали дружинники-самбисты.
Но дверь в подземелье уже была закрыта, и, незамеченные, наши герои поспешили к реставрационным мастерским.
Если погоня и была, она их потеряла.
Без приключений они выбрались из-под земли, уселись за сараем, чтобы перевести дух.
Был хороший осенний вечер. Солнце уже спряталось за строениями, небо прояснилось, было бесцветным, а редкие облака подсвечивало золотом по краям, словно они были большими осенними листьями.
Удалов смотрел на своего двойника – у того синяк под глазом, царапина на щеке, и вообще вид потрепанный.
– Били? – спросил Удалов с сочувствием.
– Пилипенко, – ответил двойник. – Я до него доберусь.
– Нет, – сказал профессор Минц. – Судить его будет народ.
– Кто? – вздохнул двойник Удалова. – Прокурор? Судья? Так они все у Пупыкина в кармане.
– Бригаду пришлют, из области, – произнес Грубин. – Или даже из Москвы. Неподкупную.
– Революция! – сказал Удалов-двойник мрачно. – Только революция сможет смести весь этот вертеп.
– Революцию устраивать нельзя, – объяснил Грубин. – Мы живем в социалистическом государстве, у нас законы, профсоюзы, против кого ты хочешь революцию устраивать?
– Без революции не обойтись.
– А как ты ее организуешь?
– Пойду к народу, раскрою ему глаза.
– Скажи, – спросил Грубин, – а у тебя до сегодняшнего дня глаза что, закрыты были?
– Нет, я видел, конечно, недостатки. – Удалов смешался, замолчал.
– И заедал их черной икрой из спецбуфета, – закончил за него фразу Грубин. И горько улыбнулся.
И все улыбнулись, потому что в словах Грубина была жизненная правда.
– Надо писать, – предложил Минц, – пришлют комиссию.
– Многие писали, – возразил Грубин. – Только все письма на почте перехватывают, а потом, где этот писатель? На трудовом шефстве. Да еще, как назло, наш город железной дороги не имеет и окружен непроходимыми лесами.
– Не такими уж непроходимыми, – вмешался Удалов.
– Я боюсь, Пупыкин справится с любой комиссией. У него по этой части опыт. У него документация отработана – комар носу не подточит.
– Странно мне смотреть на вас, друзья, – сказал Удалов. – Вы все такие же самые, как и в настоящем мире. И внешне, и по голосу. И в то же время – не такие. Ну, мог ли я когда предположить, что Корнелий Удалов, человек честный, прямой и даже добрый, может стать прислужником у мелкого диктатора?
– Не надо, – попросил двойник. – Это в прошлом. Я все осознал.
– Что же, одного Пупыкина достаточно, чтобы вы из энтузиастов, строителей светлого будущего превратились в болото?
– Пупыкин не один, – вздохнул Минц. – Это целое направление: пупыковщина. Подлая личность не может изменить историю, если не сколотит банду таких же подлецов. У них на словах все так же, как в нормальных местах. А бумаги фиксируют счастье и прогресс. Пупыкин многим нужен. При Пупыкине можно не думать. А служить. Хорошо служишь – все имеешь. Даже жену молодую тебе могут на дом доставить. Не проявляешь верности… сами понимаете. И с каждым днем становится все больше верных служителей. И пресса у него в руках.
– Вернусь домой – скажу Малюжкину, какую он роль играет при Пупыкине, – он меня убьет, собственными руками убьет. Он же жизнь отдаст за свободу и демократию, – проговорил Удалов.
– И ветераны, – продолжал Минц.
– Вы Ложкина не знаете – он вчера на площади демонстрацией руководил за спасение часовни Святого Филиппа!
– Нет, я сам видел, как Ложкин эту часовню собственными руками на субботнике рушил, – возразил Грубин.
– А ты, Грубин, молчи. Я-то знаю, на что ты в самом деле способен. Весь наш город гордится твоими изобретениями!