Предатель Ты врал мне годами (СИ) - Арская Арина. Страница 15

— Слушай, а почему звоню...

Блин, как бы вывести ее на чистую воду с вопросами о ее бывшей подружке? Была, не была.

— Я видела сегодня Кристину, — говорю я.

— Какую Кристину? — голос недоуменный.

— Ну, Кристину, — теряюсь я, а затем понимаю, что на кухне я не одна.

Оглядываюсь. Богдан стоит у стола, вскинув бровь. Вот черт. Сглатываю, но он молчит. Ему, видимо, любопытно, к чему придет мой разговор с его сестрой.

— Твою подружку, — крепко сжимаю телефон. — Крис...

— Господи! — охает Ирина. — Ту Кристину!

Богдан усмехается и подхватывает яблоко из вазы. Садится за стол и откидывается на спинку стула.

Кажется, я опять сделала неверный шаг в игре против будущего “короля”

— Офигеть, — отзывает Ирина. — ОЙ, я ее с первого курса не видела.

Лжет?

— Как у нее дела? — интересуется Ирина. — Все такая же? Она же не любила тебя.

— Ага, — соглашаюсь я, — потому что была влюблена в твоего брата, — щурюсь на Богдана, который с хрустом кусает яблоко. — Вот и ненавидела меня.

— Ей все равно не светило, — Ирина хмыкает, — но это было очень обидно, что со мной дружили из-за Богдана, а после еще обвинили, что это я виновата, что вы поженились.

Богдан медленно жует яблоко, продолжая буравить меня взглядом.

— Почему?

— Ну... — Ирина вздыхает и замолкает на несколько секунд, — слушай, это было так давно, Люб...

— Да, говори уже... А то она была со мной такая милая, — вздыхаю я и с трудом выдерживаю зрительную дуэль с Богданом.

— Конечно, милая, — фыркает Ира, — она умеет быть милой и мило уговаривать о том, чтобы подставить тебя и наговорить на тебя, что у тебя был другой... Ради шутки, ага. Весело же.

— И?

— Ну, — Ирина зевает, — у меня мозгов хватило не делать этого, Люб. Ты мне тоже тогда не особо нравилась, но... мне было стремно врать Богдану.

У меня в груди растекается какая-то детская обида за то, что меня никто не любил из семьи

Богдана.

— Я хоть кому-то нравилась?

— Богдану, Люб. Это же самое важное, разве нет? — Ирина чем-то шуршит на стороне. — А потом и мы привыкли.

— Ну, спасибо.

— Не обижайся, — теперь Ирина чем-то аппетитно похрустывает. — Да, честно говорю, что ты мне не нравилась, но я же не пошла против тебя, хотя...

— Что хотя?

Богдан опять с хрустом кусает сочное яблоко и прищуривается на меня. Капля яблочного сока падает ему на грудь.

— Я ведь ждала его свадьбы с Бруньковой.

— Какой Бруньковой? — тихо спрашиваю я.

Богдан опускает взгляд на темное пятнышко на футболке от яблочного сока.

Вздыхает и вновь смотрит на меня.

— Люба, да ты чего? — Ирина снисходительно смеется. — Бруньков. Ну! Ты чего?!

Алмазная девочка.

Мозги у меня совсем не соображают. Фамилия знакомая, но я никак не могу за нее зацепиться.

— Брулмаз, Люб, — Ирина вздыхает. — Сейчас, правда, уже не Брулмаз

— Господи... — выдыхаю я. — Не Брулмаз... А Албоза...

Приваливаюсь к холодильнику.

Бозанины — это та семья, с которой мы породнимся меньше через неделю. Отец Андрея —

Бозанин Валерий владеет алмазодобывающей компанией, которую он якобы выкупил за долги у

Брунькова Виталия около двадцати лет назад.

Я подробностей не знаю, но я помню ту статью в газете о банкротстве Брунькове, и помню, как

Богдан после этой статьи позвонил отцу и поднялся к себе в кабинет.

— Так что, хорошо, что не женился, — подытоживает Ирина, — казались такими крутыми, а все просрали... Говорят, что Бруньковы сейчас в какой-то глухой деревне живут. Вот так, с вершины в грязь, но мне не жаль, там столько понтов было, а после... ну, после того, как Богдан заявил, что женится на тебе, там угрозы посыпались... — вздыхает. — Я же везде свой нос совала и подслушала тот разговор, в котором Бруньков обещал устроить нам все сладкую жизнь, а тебе...выкидыш.

— Чего?

— Но это дело прошлого, — Ирина цыкает. — Отпускай меня, мне надо на встречу.

Гудки, и я откладываю телефон.

— Надо сказать, — Богдан откладывает огрызок яблока в сторону, — это была та самая многоходовочка от моего отца, которая показала, насколько он может быть, изворотливыми и жестоким, когда вопрос касается угроз в сторону его семьи, —встает и усмехается, — и я думаю, что его из себя вывела именно угроза о твоем выкидыше.

— Но... я не понимаю... если так, то почему он себе не забрал...

— В разрушении чужой жизни, чужой империи, чужих планов, надо быть в стороне.

— Богдан похрустывает шеей. — И забавно, что мои внуки все равно будут алмазными детками, —

задерживает взгляд на моем лице. Хмурится, — и не одобряю того, что ты позвонила Ирине. Я же тебе сказал, никто кроме моего отца ничего не знал.

— Но он мне так ничего о Кристине и не сказал, — приподнимаю подбородок, чтобы скрыть вспышку страха перед Богданом.

— А, может, мне вам устроить встречу, а? — Богдан смеется, и я опять вся покрываюсь острыми холодными мурашками. — Чтобы вы друг другу мозги жрали, а не мне. Люба, ты все эти годы жила спокойно и никуда не лезла. Вот и не лезь.

Глава 26. Удивляешь

Я, конечно, знала, что отец Богдана серьезный дядя, но я, если честно, не думала, что настолько.

Если он и Богдан подвели одну из богатых и влиятельных семей к банкротству, то у меня вообще никаких шансов им противостоять.

Что я смогу сделать против тех, у кого деньги, связи и власть?

Да, я понимала, что в браке с непростым мужчиной и на всех встречах, торжествах и мероприятиях я видела, что к Богдану и его отцу относятся с большим уважением и даже где-то заискиванием, но...

Я была по ту сторону, на которой я была частью сильной и опасной семьи, и со мной тоже разговаривали с улыбками полушепотом.

А теперь я могу оказаться капризной бабой, которую надо прижать к ногтю, еслирешит пойти против.

И вместе со мной в опасности и мои родители.

Будто уловив мою тревогу, мне звонит отец.

Я до сих пор не верю, что обманщик и игроман.

— Телефон, дорогая, — говорит Богдан и вскрывает банку с оливками с тихим щелчком.

Смотрю на него и крепко сжимаю деревянную лопаточку.

Он, видишь ли, решил помочь мне с ужином.

Садист. Он даже на кухне не оставит меня одну.

— Телефон, — повторяет он и делает глоток глоток рассола из банки с оливками.

Одобрительно хмыкает.

Он проверяет меня на стрессоустойчивость? Контролирует? Или просто наслаждается тем, что загнал меня в угол?

Откладываю лопаточку и подхватываю со стола телефон. На глазах от улыбчивой фотографии папы выступают горячие и едкие слезы. Я ведь разрыдаюсь.

Я хочу ему пожаловаться.

Я хочу услышать от него, что все будет хорошо.

— Да, па?

Прикладываю телефон к уху и придаю голосу привычную беззаботность. Богдан косится на меня и вываливает оливки в стеклянную чашку с рукколой и черри.

— Привет, доча, — голос у папы ласковый и тихий, — как ты?

— Хорошо, — закрываю глаза, и по щеке скатывается слеза. — Вот ужин готовлю.

Светка с Андреем придут...

Молчание на несколько секунд, и затем следует обеспокоенные слова:

— Голос у тебя какой-то... расстроенный...

Точно сейчас выпущу из себя всю обиду и слезы. И мне все равно. к черту Богдана и его отца. Они лжецы. В достижении своих подлых целей они пойдут на все, и даже на то, чтобы оклеветать моего отца.

— Неужели с Богданом поссорилась?

Замираю.

Открываю глаза.

Я уловила в голосе отца вместе с тревогой что-то нехорошее. Что-то меня в его вопросе царапнуло холодным когтем настороженности.

Богдан отставляет пустую банку оливок, и разворачивается ко мне. В ожидании вскидывает бровь.

— Нет, не ссорились, — отвечаю я и крепко сжимаю смартфон, — он мне сейчас с ужином помогает...