Предатель Ты врал мне годами (СИ) - Арская Арина. Страница 2
Сейчас готовится к вступительным экзаменам.
Двадцать два года брака и поздняя беременность с наивной уверенностью, что у нас все получится.
— Люба! — окликает меня Богдан, хватает за запястье и разворачивает меня к себе. — Да ешки-матрешки! Ты куда так стартанула?!
Сбежать не удалось.
Да и куда бы я сбежала?
Это в двадцать лет можно сбежать от неверного мерзавца в далекие дали с распущенными волосами, что красиво развеваются по ветру.
Мне сорок.
И, наверное, я стану скоро не только мамой, но и бабушкой, потому что в прошлый раз я заметила, как Светка тайком спрятала под язык лимонную карамельку.
Я тоже ими спасалась от токсикоза.
В кармане вибрирует телефон, который я под цепким и внимательным взглядом выуживаю из приталенного пиджачка.
Светуська: Мам, нам сегодня еще в цветочный. Ты же помнишь? И на финальную примерку платья.
Торопливо дрожащими пальцами печатаю “помню” и прячу телефон обратно в карман.
Поднимаю взгляд на Богдана. Морщусь от пинка в животе и прижимаю к нему ладонь, успокаивая сыночка, который будто почувствовал мою черное отчаяние перед неизбежным.
— Люб, может, мы вернемся, а? И пусть тебя еще раз осмотрят, — вскидывает бровь.
— Милый, — касаюсь его рукава, а затем крепко стискиваю тонкую шерстяную ткань в пальцах. —
Ты не хочешь мне ни в чем признаться?
Глава 3. Тебе нельзя нервничать
Отьявленный лжец никогда не признает свою ложь и будет отпираться до победного. А если поймаешь его за руку, то и тогда он попытается выкрутиться.
— Это не то, что ты подумала.
— Это не моя рука.
— Это не я.
— Ты все придумала.
Вот и Богдан сейчас недоуменно вскидывает бровь и уточняет:
— О чем речь, Люба? Я в полной растерянности.
Ни искорки паники.
Ни тени беспокойства.
Ни один мускул не дрогнул.
Неужели та девочка в салатовой куртке просто разыграла меня? Задать вопрос напрямую?
А я боюсь правды. Это же сколько лет меня обманывали.
— Похоже, тебе надо прилечь, Люб, и я все же вызову нашего домашнего врача, —лезет в карман за смартфоном, и я хватаю его за запястье, вглядываясь в серо-зеленые глаза.
— Тебе стоит признаться сейчас самому, Богдан, — мой шепот дрожит гневом. — Я это заслужила...
В кармане Богдана вибрирует телефон. Он игнорирует вызов. Берет меня за руку и ведет в сторону парковки:
— Ты меня беспокоишь, Люб. Раньше у тебя таких фокусов в прошлые беременности не было. Ты мороженое из соленых огурцов требовала...
— Ответь на звонок! — вырываю руку из его захвата. — Немедленно ответь! —затем я протягиваю руку под снисходительным взглядом, — или дай я сама отвечу.
Богдан приподнимает брови и медленно моргает.
Чувство того, что я дура набитая, растет с каждой секундой.
— Ответь, — Богдан выживает из кармана брюк смартфон и не глядя протягивает его мне. — Это и есть те самые гормональные перепады настроения, да?
Выхватываю телефон.
На экране мужское имя Павел Самойлов.
Это один помощников Богдана. Я его знаю даже лично. Тридцать пять лет, женат, два сына десять и пять лет.
— Алло, — прикладываю телефон к уху. — Слушаю.
— Любовь Владимировна? — удивляется голос Паши в трубке, а я щурюсь на Богдана.
— Именно. Зачем звонишь? Богдан не может ответить... — выдыхаю и твердо говорю. — Я за него.
— Я звоню сказать, что груз застрял на таможне.
Щурюсь сильнее.
Женская чуйка визжит, что речь идет не о грузе на таможне.
— Какой груз?
Вот тут Павел теряется на несколько секунд, которые мне говорят, что этот внезапный звонок должен сказать моему мужу что-то очень важное.
— Партия медицинских столиков... На колесиках... Я перезвоню, Любовь Владимировна.
Звонок обрывается.
Я протягиваю телефон Богдану:
— Груз застрял на таможне, — делаю паузу, хмыкаю и раскрываю карты тихим вопросом, — и как зовут ее? М? Твою дочь на стороне?
Над головой Богдана пролетает желтый лист, который срывается с ветки старого ясеня.
Невозмутимое лицо Богдана так и не дергается.
И не бледнеет.
Только глаза становятся вмиг холодными и отстраненными.
Это был не подростковый пранк и меня не в шутку назвали пузатой лохушкой.
Руки трясутся, и из слабых пальцев медленно выскальзывает смартфон, который Богдан ловко подхватывает и прячет в карман.
Переводит взгляд на ясень и с тихим недовольством цыкает, будто он не дочь на стороне завел, а споткнулся.
Экая, оказия приключилась.
Мимо проходит пухленькая девушка в пушистом белом кардигане и обеспокоенно косится на меня, ведь я так и стою перед Богданом с протянутой рукой, которая сильно трясется, словно в запущенном старческом треморе.
Двадцать два года брака, в котором я была уверена, как и в том, что Земля —круглая, но сейчас мой мир оказался плоским, и он перевернулся.
— Дома поговорим, — Богдан, наконец, смотрит на меня, а после касается моей руки и с давлением опускает ее.
Потом он крепко и до боли стискивает меня за плечи, с недовольным прищуром вглядываясь в мои глаза:
— Вот из-за чего ты разнервничалась?
— Не трогай меня... — могу лишь в отчаянии прошипеть. — Пусти...
А сама своего тела не чувствую.
Только сердце, которое бухает в груди и вот-вот треснет и расколется на две половинки.
— Ты можешь закатить истерику здесь, Люб, — Богдан приближает свое лицо к моему, — но ты всегда была из тихих женщин, верно? Это мне в тебе и нравится, поэтому мы сейчас поедем домой.
Дочка однажды показала мне смешное видео, на котором козы от испуга резко падали на землю.
Вот и я, как испуганная коза, сейчас вся оцепенела.
— Пойдем, дорогая, — Богдан приобнимает меня за плечи и ведет по брусчатке прочь от больницы. Шепчет на ухо. — Дыши. Тебе нельзя нервничать.
Глава 4. Я думал, ты умная женщина
Богдан распахивает передо мной боковую дверцу черного гелендвагена, за рулем которого нас терпеливо ждет молчаливый водитель Архип.
— Заползай, — говорит Богдан ровным голосом.
Смотрю на него и вижу чужого мужика, будто не было у нас двадцати двух лет брака. Да, это все еще Богдан, но он для меня изменился.
Он был для меня скалой, за которой я могла с детьми спрятать в шторм, а теперь вижу лжеца с холодным и острым взглядом.
— Люб, — он будто угадывает мои мысли, — тебе же не восемнадцать, чтобы сейчас куда-то бежать, сломя голову. Да и вряд ли далеко убежишь.
Я в шоке прижимаю к губам пальцы и продолжаю смотреть в лицо, которое в миг ожесточилось.
Линии челюсти и высоких скул будто стали резче, а короткая щетина— темнее.
— Садись в машину, Люба.
— Это правда?
Спрашиваю я и словно даю сейчас Богдану шанс переубедить меня или вновь солгать.
— Садись в машину.
Я хочу кричать.
Хочу рвать волосы на голове.
Хочу топтать вычищенные до блеска туфли Богдана и бить его по груди с воплями, что он обманщик и урод.
Хочу сбежать, но он прав.
Во-первых, с животом далеко не убегу.
Во-вторых, мой побег ничего не решит, ведь у нас дочь выходит замуж и куча родственников, которые предвкушают красивую и роскошную свадьбу.
В-третьих, я беременная.
В-четвертых, я не тот человек, который привлекает к себе внимание лишним шумом и криками, зато я могу в панике потерять сознание.
Это несправедливо, но я понимаю, что сейчас мне действительно надо заползти в машину.
Ноги гудят, я устала и опять плечи давит слабость.
Закрываю глаза, обрывая нас с Богданом зрительный контакт и сглатываю ком тошноты.
У меня в сердце будто дырка. С каждой секундой она расширяется и крови в груди становится все больше и больше. Я скоро начну ею захлебываться.
Все так было просто пару часов назад.
Просто и легко.
Жизнь была распланированная, ровная и спокойная.