Газлайтер. Том 16 (СИ) - Володин Григорий Григорьевич. Страница 9

— Заберите сюда одного здоровенного пса-переростка, — говорю, наблюдая за тем, как дети продолжают тискать монстра, словно это просто большой дружелюбный пёс. — Он на Коптеркорной улице, детвора тут его уже приручает.

На том конце раздаётся удивлённое «что?». А я продолжаю давать распоряжение:

— Ах да, пускай Смородины займутся им. Пару закладок вшить и пусть сидит тихо. Тут делать нечего — будет ещё один боец на нашем поводке.

— Принято, шеф, — отвечает голос на том конце.

Отключаюсь, глядя, как мальчишки радостно гладят Тузика. Одного мальчугана зверь лизнул по лицу, оставив след из густой слюны. Мальчишка, вытирая моську, заявляет друзьям:

— Эй, а может, заберём его себе? Прикольный же!

Ой, приберут его, приберут. Только вот к себе — вряд ли. Я кладу телефон обратно в карман и направляюсь к машине. «Тузик» сидит, как миленький, не дергается — закладка ментальная крепкая, продержится ещё неделю, а гвардейцы за ним заедут через час максимум.

Дети играют с огромным зверем, словно это обычный пёс, и я оставляю их наедине. Пускай развлекаются. Он сейчас добренький.

Дорога к усадьбе Фирсовых ведёт через густой лес. Интересно, старик опять упрётся? Может, он и уступит, но сперва обязательно попробует попугать меня своими ментальными выкрутасами. Но поди знай какими именно. Ликвидатора разве что могила исправит.

Чернобуса оставляю в машине. Он налопался ватрушки и уснул, задрав лапы кверху.

У входа в усадьбу меня встречает Катя Фирсова. За её плечом вырисовывается ещё одна знакомая фигура. Маша Морозова? Ну, чего я точно не ожидал, так это увидеть здесь княжну. Она в светлом платье, элегантно опрятная, как и подобает аристократке её ранга, но явно немного нервничает, играя золотистым браслетом на запястье.

— О, Данила Степанович, —восклицает Катя, приветливо мне улыбаясь. — Приехал навестить деду?

— Именно, — киваю я, не сводя глаз с Маши. — Но, похоже, я не единственный гость сегодня?

Маша тут же краснеет, словно застигнутая на месте преступления, и начинает теребить подол платья, явно желая оказаться где-то далеко отсюда. Даже взгляд отводит, избегая прямого контакта. Интересненько…

— Ну, эм… Я тут так, по делам, — лепечет княжна. — Просто… решила навестить Катю.

— На чай зашла? — улыбаюсь.

Маша сжимает губы, её щеки всё больше наливаются краской. Затем она внезапно делает шаг назад.

— Зачем вообще тебе это знать⁈ — неожиданно выпаливает она и, бросив Катю взгляд полувины-полустыда, отступает прочь. — Ладно, я лучше пойду.

Катя смеётся, положив руку на плечо подруги.

— Я гадаю Маше, — поясняет она с лукавой улыбкой.

— Катя-я, — Маша сейчас своим холодным взглядом оправдывает фамилию Морозова. Настоящая княжна-снежинка, готовая заморозить всё вокруг.

— Что такое, Маш? — Катя делает озадаченный вид, словно бы специально разыгрывая княжну.

— Ничего. До свидания, — фыркает Маша, разворачиваясь.

— Погоди, погоди! — останавливаю её, преграждая путь лёгким движением руки. — А о чём гадать-то пришла?

В ответ она почти подпрыгивает на месте, будто её задели раскалённым железом. Мгновение молчит, затем бросает короткий взгляд на Катю, с её лица почти дым идёт от стыда.

— О любви! — почти выкрикивает она, а затем спешно обходит меня и исчезает за дверью, как вихрь, оставив после себя аромат дорогих духов.

Я провожаю её взглядом, потом медленно поворачиваюсь к Кате. Девушка, отбросив притворство, едва сдерживает смешок, её глаза искрятся весельем. Вот же занозка. Сразу видно — телепатка!

— Екатерина Игоревна, а если не секрет, скажите: ваш родовой Дар помогает в гадании? — спрашиваю с лёгкой усмешкой.

Девушка качает головой, её губы изгибаются в слабую улыбку.

— Никакой я не Провидец, Данила Степанович. Дар Фирсовых мне не передался, — с лёгким оттенком сожаления отвечает она. — Гадание же — это так, баловство… Ну, карты там, звёзды… — Она пожимает плечами и добавляет чуть тише: — Ерунда, на самом деле. Несерьёзно это всё.

Я улыбаюсь понимающе. Кому ты это рассказываешь? Конечно, не Провидец. Потому что ты — Филинова, и владеешь суровым и беспощадным Роем-Легионом, а не мутными Провидением.

Мы немного общаемся с Катей, пока в дверях гостиной не возникает фигура старого ликвидатора. Увидев меня, Фирсов, сверкая белесыми глазами, сдержанно рычит, и его недовольный голос разрывает тишину:

— А я-то всё гадаю, почему в доме повеяло сторонней ментальной энергией…Граф, пройдемте в мой кабинет, — бросает он сдержанно, а взгляд его обжигает. Улыбаюсь молча.

Мы идём через зал, затем поднимаемся по винтовой лестнице, и вскоре оказываемся в его кабинете — полутёмном, просторном помещении, утопающем в запахе старой бумаги и дубовых шкафов.

Ефрем усаживается за массивный стол из тёмного дерева, его пальцы нервно барабанят по гладкой поверхности. Я сажусь напротив, расслабленно, будто на дружеской встрече, а он, наклонившись вперёд, сверлит меня взглядом, будто я уже должен запылиться под этим столом.

— Филинов, ты хочешь забрать мою внучку в род? — шипит он.

— Если она сама этого захочет, господин учитель, — говорю я, глядя ему прямо в глаза. — Но в любом случае я не смогу посвятить её в свои родовые тайны, если она останется Фирсовой. Мои знания останутся при мне.

Фирсов фыркает. Ноздри раздуваются, белесые глаза вылуплены как лупы.

— В род, значит… — процедил он, с трудом подбирая слова, чтобы не взорваться. — Много хочешь, как всегда, Филинов, — ворчит, голос хриплый, будто застрявший в горле комок гнева мешает говорить. — Катя, между прочим, не только твоя родственница, но и Фирсова тоже. Моя младшая дочь родила её от твоего дяди Эльдара.

Я приподнимаю брови. Вот уж кто угодно, но дядя, чёртов «Казанова», меня всегда поражал. С кем он только не повалялся! И Жанну Горнорудову обаял, и Фирсову дочь вот умудрился увлечь.

— Ребенок вне брака, — отмечаю.

— Залёт был внебрачный, позорный, да, — рычит ликвидатор сквозь зубы и добавляет, будто оправдываясь сам перед собой: — Но между нами шли разговоры о женитьбе… пока не случилась царская опала. Ну, о той резне, после которой Филиновы фактически вымерли, ты и сам знаешь.

Я киваю. О да, знаю. А сколько детей сгинуло тогда. Фирсов, похоже, использовал этот момент, чтобы вырвать свою внучку из оков нашей фамильной бойни.

— Тогда-то я и спрятал внучку, а потом обратился к япошкам Кимадзаро. Они помогли скрыть ментальный след Кати.

— В курсе. Я общался с Кимадзаро по этому поводу, — киваю.

— Филинов, — старый ликвидатор вдруг прибавляет обороты. Свирепость в его голосе усиливается. — У меня немало врагов, и они могут попытаться достать меня через Катю. Если уж она должна перейти под твоё крыло, то я должен быть уверен, что ты способен её защитить. Не словами, а на деле.

— Кузьмич, слушай, да мне по барабану, что ты там себе должен, — хмыкаю. — На днях я завалил гигантского жука больше твоего дома, который напал на мою невесту.

— Жука? Он же топтался у Горнорудовых, — теперь очередь ликвидатора вскидывать брови. — Невесту, говоришь. Значит, ты и оборотница Анастасия….

— Я за своих родичей и невест любого порву, — прерываю. — Катя — моя двоюродная сестра. Только она может отказаться от моей защиты. Ты здесь ничего не решаешь, — повышаю голос, чтобы каждое слово било, как пули. — Я тебя вообще слушаю только из уважения, потому что ты — член группы «Тибет». Мы вместе нагнули Странника и поймали Золотого. Но, по большому счёту, сейчас твои слова — пустой звук.

Старик замолкает, сверкая глазами, как ледяные осколки. Затем он резко подаётся вперёд, вытаскивая из ящика стола небольшую деревянную коробку, покрытую рунами. Её поверхности переливаются странным мягким свечением.

— Ясно… — протягивает он, и что-то в его тоне меняется. — Но тебе надо ещё экзамены сдать экстерном, помнишь, Филинов? В том числе по ментальной защите.