Хозяин теней (СИ) - Демина Карина. Страница 57
— Это они правильно…
— Не знаю. Мне до сих пор кажется, что я чужое место заняла. Что… я должна быть там, с… с ними…
— На каторге или на виселице? — уточнил Еремей. — Хотя ты же ж благородная, тебе расстрел положенный. Но хрен редьки не слаще. Вот… сколько лет прошло, а дурь в голове у тебя, княгинюшка, всё та же. Прям завидки берут от такого постоянства.
— Это не дурь! Это идея!
— Идейная дурь дурью быть не перестаёт. А припрягли тебя, чтоб с родом не ссориться, ибо хоть паршивая ты овца, да кровь не водица. Тем паче братец твой… подвиг вон совершил… и как-то неудобно, одного орденом жаловать, а другую — на каторгу отправлять иль ещё куда. С другой стороны и замаралась ты, конечно, но не сама убивала, и твой дружочек, помнится, благородственно вину на себя взял, мол, знать ты не знала, чего они затевают, и ведать не ведала…
— Не знала, — Евдокия Путятична обняла себя. — Я бы никогда… убийство — никогда! Насилие порождает лишь насилие. Бесконечный круг насилия. Я думала, что будет акция… взорвут запалы с краской. Испачкают гостей, словно кровью… кровью народа, о котором все там не думают.
— Говорю ж, дурь… но твоё счастье. И менталист подтвердил. Вот и получилось, что вроде и виновная, да не так, чтоб прямо сильно. К тому же, думаешь, много у них там людей, которые с образованием, с умением и с желанием приютами заведовать? Так что синодники из этой сделки немалую выгоду поимели.
И снова я с Еремеем согласился. Грамотного управленца найти сложно. А уж такого, который за идею и малый оклад работать станет, так и вовсе невозможно.
Круто они тут кадровые вопросы решают.
— В первый год было… сложно… потом мы помирились с отцом. И бабушка оставила наследство. Я починила дом, навела более-менее порядок. Сумела найти общий язык с… местными. Появились пожертвования. Мастерские вот открыла. Учителей нашла более-менее вменяемых. Да и так-то… но тогда смертей всё одно было много. Дети пострадали при прорыве. И сам знаешь, это порой не сразу проявляется. Да и общее истощение… они просто умирали. Несмотря на мои старания, на… не важно. Главное, что тогда это выглядело вполне естественно. Но когда всё наладилось… я, признаюсь, не сразу обратила внимание. Всё же здесь много детей. И всякие попадают. И смерть… она везде случается. Однако не так давно я составляла отчёт. Для канцелярии государя, десятилетний. И в том числе надобно было приложить список умерших. Так вот, составляя его я обратила внимание, что даты больно… схожи. Не одинаковы, но день-два… и дважды в год. В середине лета и в середине зимы. И всегда трое.
Еремей присвистнул. Да и я прямо замер. Вот так и знал, что не в одном мне дело.
— Раньше не обращала внимания?
— Нет. Если бы даты одинаковы, но… зимой многие болеют. Тут всё же как ни топи, а холодно. Да и одежда не самая лучшая. Так что зимой на неделе и семеро может слечь, и дюжина, и половина приюта сразу. Но я подняла медицинские карты, за последние годы.
— Савка… ты чего? — Метелька всё-таки не удержался.
— Слушаю я… — отозвался я. — Не мешай.
— А…
— Тихо!
— … так вот, большей частью попадали в госпиталь со всякою мелочью. Один там руку сломал, другой — вывихнул. Порез глубокий. Или вот ещё трое с зубами маялись. Не было причин умирать. Ладно, когда инфлюэнцы эпидемия случилась, или вот пневмонии. От них каждый год кто-то да уходит, а порою и не один. Но… ещё был случай, что собака покусала. Не крепко, нет, но надобно колоть от бешенства. Да и укусы чуть загноились.
— А он всё равно помер?
— Именно. Антон написал, что сердце остановилось. Но с чего бы? Потом это окно. Иконы… дети икону сдвинуть не могли. Они специально повешены так, что и взрослому без лестницы достать неудобно. Всё же… были прежде прецеденты, когда выносили. Потом окно. Задвижку открыли изнутри. И тварь приманили. Фёдор камень мне показал. И Михаил Иванович подтвердил, что камень этот с той стороны. Значит, кто-то сумел тварь принести, положить и выпустить… если бы не те смерти, я бы решила, что мальчишку просто хотят убить… но… зачем? Кому он нужен?
— Скорее уж кому не нужен. Но тут гадать можно до второго пришествия.
— Михаил Иванович прошёлся. Замерял что-то… сказал, что фон не стабилен, но понять, есть ли тварь не выйдет… но вот цикличность. И выбор жертв… я нашла снимки. Не всех, но последние годы… парни светловолосые, похожие друг на друга. Ты же знаешь, что они зациклены на… и сумеречник вполне способен бывать на той стороне. Точнее тварь его… могла притащить и камень, и остальное устроить. Просто испугалась, что дар у парня проснулся, что… заметит его. Скажет. Даже сам не понимая, что видит. Или просто… не знаю. Я вот даже не уверена, что этот сумеречник есть. Всё ведь может оказаться совпадением…
Тень заворчала.
А я ощутил, как живот сводит судорогой голода. Ох ты ж… заслушался на свою голову. Я дёрнул тень, возвращая, и сглотнул слюну.
Надо… поесть надо бы.
— Идём, — я схватил Метельку за руку и потащил к конюшне, в которой мы припрятали остатки вчерашнего пиршества. Будем надеяться, что мыши там ещё не всё сожрали.
Потому как…
Кушать хочется.
Очень.
Глава 29
Глава 29
«…также вызывает тревогу стремительный рост числа публичных домов, количество которых за прошедшие пять лет увеличилось наполовину. Отдельно стоит обратить внимание, что наибольшую прибавку показывают так называемые „чёрные“ дома, сиречь третьего класса, санитарные условия в которых зачастую пребывают на грани. Во многих выявлены факты чрезмерной эксплуатации женщин, а также подделки документов, в частности врачебных печатей в медицинских и духовных картах работниц, многие из которых в реальности давно не посещали ни целителей, ни храмы…»
Из доклада комиссии по делам сиротских приютов, домов призрения и публичных домов о насущных проблемах вверенных попечению заведений.
Еремей не возвращался, что меня вот нисколько не печалило. Мы с Метелькой, забравшись на стожок сена, сосредоточенно жевали. Метелька и воды набрал отстоявшейся, из бочки, из которой коням наливали. Без воды сухие булки жевались не слишком-то хорошо, да и моё чувство брезгливости давно уж адаптировалось к местным реалиям.
— Метелька, — я отломил кусок сыра. Чутка заветрился, корка успела затвердеть, но зато сытно. — Слушай, а ты что про сумеречников знаешь?
— Ну… — Метелька потёр бок и вздохнул. — Я думал, он нас зашибёт!
— Кто?
— Еремей. Всё нутро отбил.
— Не свисти. Он аккуратно.
— Ага, так аккуратно о землю хрястнул, что из меня весь дух вышел. Меня и батя-то так не бил! А он ведь не жалеючи. Одного разу и поленом запутил. С пьяных глаз-то. Но я увернулся. Тут же ж… хрен увернёшься.
— Можешь отказаться, — предложил я, разламывая последний калач пополам. — Не думаю, что силком держать станешь.
— А вот хрена! — Метелька скрутил кукиш. — Ты это… не говори ему… я ж знаю… батя сказывал, что благородных с маленства гоняют. От как ходить научатся, так сразу и наставников зовут, ну, чтоб сильными выросли, умелыми…
Очень даже может быть. В рамках нынешнего мира физическая сила должна иметь немалое значение.
— Я, может, и не дарник, но тоже хочу так, как Еремей. Видал, какой он?
Видал.
И на шкуре своей ощутил.
С ним бы я и там, дома, в лучшие свои времена не факт, что справился бы. Там-то мы, как ни крути, больше огнестрелу доверяли. Нет, дядька Матвей меня учил, но… разница есть.
Большая разница.
— А что ною, ною… ну, это для души.
— Бывает. Так о сумеречниках что? Что у вас о них говорили?
— Ну… так-то о таком не принято. Ну, чтоб не накликать, — Метелька оглянулся и, убедившись, на конюшне мы вдвоём, наклонился ближе. — Говорят… говорят, что так-то сумеречника от обыкновенного человека не отличить. Что ежели сам он тень в душу пустил, то её разве что брат-исповедник обнаружить и способный. Но так-то они редко… ну, чтоб силком человека… это вон если преступник какой. Или этот… терр-рист.