Текущая реальность (СИ) - Зеленин Сергей. Страница 45
Вот с этого – «Великого похода» и начинается собственно, возвышение Мао Цзэдуна. Ибо, «подготовленные» коминтерновцы во время него жидко обосрались -заметно чья «школа», а Мао наоборот – показал себя настоящим врождённым лидером и народным вождём.
Однако не сказать, что дальше всё было гладко и сейчас положение Мао Цзэдуна в партии - неоспоримо и непоколебимо, как лидера Коммунистической Партии Китая и Главы Освобождённого района…
Как и в ВКП(б), в верхушке КПК шла постоянная грызня за власть. Особенно его авторитет пошатнулся после создания по настоянию из Москвы так называемого «Второго объединённого фронта» - нового альянса с Гоминданом. И после так называемого «Сианьского инцидента», когда в январе 1941-го года войска Чан Кайши - вероломно нарушившие перемирие, истребили командный и личный состав подконтрольной коммунистам 4-й армии.
Во имя совместной борьбы с японскими захватчиками, настояли на перемирии с Гоминданом из Москвы…
А отвечать перед своими кому?
Правильно – товарищу Мао!
В «реальной истории», примирили стороны опять же – из Москвы, потвердев правильность курса без пяти минут «Великого кормчего» на сотрудничество коммунистов со столь коварными союзниками…
В «текущей же реальности», из Москвы – молчок.
И среди высокопоставленных китайских товарищей, начался ропот и брожение:
««Старший брат» чем-то недоволен. Уж не нашим ли Мао, не так понявшим или намеренно исказившим мудрейшие советы товарища Сталина насчёт «Второго объединённого фронта»?».
На место главы КПК метили многие, в первую очередь всё тот же ставленник Кремля - Ван Мин, которого Мао Цзэдун травил, травил (в том числе и в прямом смысле этого слова), да так и недотравил.
По крайней мере, так из справки Департамента иностранных дел СССР следует.
Вот Мао и бросив все дела, примчался в Москву на первом же попутном самолёте, чтоб подтвердить курс и укрепить полномочия. То, что у него действительно «пригорело», можно понять зная, что в «реальной истории», Сталин и Мао Цзэдун - впервые встретились лишь…
В 1949-м году.
***
Только глянув на Мао Цзэдуна, я понял: это настоящий великий(!) политик - до которого «настоящему» мне - как от Москвы до Пекина «раком». В равных условиях, он бы подтёрся мной и даже не заметил бы - кем собственно говоря, подтёрся.
Однако у меня имеется одно очень важное преимущество, которого нет у «без пяти минут» Великого кормчего…
«Послезнание».
Из него я знаю, какая он сволочь, а вот он про меня - совершенно ничего не знает.
После всех официально-дипломатических церемоний, мы с ним остались с глазу на глаз в Кремлёвском кабинете: Мао Цзэдун разговаривал на русском - почти так же свободно, как и на родном диалекте китайского.
Долго молчали, внимательно изучая друг друга… Очень долго.
Так обычно кобели принюхиваются, прежде чем рвать друг друга.
Лидер китайских коммунистов «сморгнул» первым, осторожно начав с дифирамбов в мой адрес:
- Учитель…
Я перебил его, соскочив и в свою приложив ладонь к груди, слегка поклонился:
- Не может представитель цивилизации - которой уже четыреста тысяч лет, называть товарища Сталина «Учителем». Ибо, в то время когда в Китае Великую стену строили и философские трактаты писали, даже в Матери городов русских – в Ладоге, всего лишь лягушки квакали. То, чему мы – русские учимся, вы уже забыли!
Надо знать психологию этого народа. Настоящий китаец может на чём угодно клясться, но национализм переходящий в шовинизм – это его мировоззрение, впитанное с молоком матери. «Поднебесная империя» в его понимании – это пуп Вселенной. А все остальные нации, кроме его собственной – это дикари и варвары.
Я говорю вслух лишь то, о чём он думает – ничего больше. И тем самым даю понять что не только знаю его как облупленного – но и читаю мысли…
А это очень напрягает!
Не давая ему рот открыть, на полном серьёзе:
- Это мы, русские и другие народы СССР - должны учиться, учиться и ещё раз учиться у великого китайского народа. А ко мне, о Великий! Можно обращаться просто и незамысловато – «товарищ Сталин».
Пока тот не пришёл в себя, показывая на имеющийся на столе самовар и прочие атрибуты безалкогольного застолья, предлагаю:
- Давайте я за Вами поухаживаю, а затем мы за чаем, обсудим кое-какие интересующие обе стороны вопросы.
И не слушая его самых горячих заверений, приступил к делу…
Как мне пояснили наши китаеведы, в Поднебесной пьют чай не просто так – для утоления жажды, а в ритуальных целях. Например, предлагая чашку чаю, в китайском обществе выражают почтение старшим. Там, в зависимости от предлога и обстоятельств чаепития, разновидности завариваемого чая и так далее - вплоть до достатка его участников, существует очень много разных способов заварить чай и мне рекомендовали один из них.
По инструкции от знатоков китайских чайных церемоний, в чашке «чаоу» завариваю зеленый чай - которой нежнее, чем черный чай или «улун», и для заварки используют не очень горячую воду.
«Чаоу» – это целый набор, включающий чашку, крышку, блюдце. Его используют как сам по себе, также и в сочетании с чайными чашками. Как для повседневного чаепития, как для отдельных ситуаций.
Меня этот способ привлёк множеством манипуляций, за которыми трудно уследить, особенно за разговором.
Сперва я налил в чаоу горячую воду из самовара, чтоб нагреть чашу. Вылив воду, я положил в неё листья заварки и ополоснув их уже немного остывшим кипятком, вновь слил его. Затем заполнив «чаоу» на две трети, закрыл крышкой и выждав секунд двадцать, разлил по фарфоровым чашкам…
Естественно, не забывая молоть при этом языком:
- …Культуре чаепития, мы – ррруссские, научились у китайцев. Научимся и другим искусствам.
Заговорщически подмигнув:
- Например, правильно смешивать некоторые травы, входящие в состав заварки.
Встревоженно вдыхая аромат, тот:
- Мы используем только чистые листья!
Недоумённо:
- Разве? Мне про Вас другое рассказывали… Врут, поди!
Протягиваю чашку и, когда тот со всем почтением взял её в руки, как бы между делом поинтересовался:
- Как здоровье товарища Ван Мина, кстати? Говорят, он перепил у Вас в гостях чая и тяжело заболел?
Ещё не ставший «великим» Мао, вдруг вздрогнул и выронил чашку на стол.
Как вроде уже говорил, Ван Мин был ставленником Сталина, хотя и не оправдал его надежд - уступив лидерство в КПК сидящему передо мной человеку. И Мао не мог не подумать, что я в отместку решил травануть его.
Он, конечно, не прав: если решу устранить с политической арены этого типа (а я это рано или поздно решу), то это произойдёт без всяких там «чайных церемоний». В этот раз лишь хотел припугнуть и по реакции вижу, что в этом преуспел.
И этот страх перед товарищем Сталиным теперь будет в нём всегда, хотя и не так долго: после Великой Отечественной войны - этот товарищ должен исчезнуть с политической арены и, вообще - с Белу свету, оставив после себя доброе имя в памяти наших народов.
Иначе никак нельзя.
В подтверждении моим мыслям, потерявший самообладание Мао Цзэдун, панически воскликнул:
- Извините, товарищ Сталин!
И стал кланяться, как китайский болванчик.
С ярко выраженной досадой и неудовольствием, хотя и в довольно дружеском тоне – мол, «не сцыте, товарищ»:
- Ничего страшного, такое иногда бывает со всеми.
Наливаю себе в чашку чая и сделав пару глотков и, уже совершенно в другом тоне:
- Вытрете салфеткой своё свинство товарищ Мао Цзэдун и пожалуй, приступим к делу.