Полковник Никто - Суконкин Алексей. Страница 41

Вечером командир полка пригласил Котлова к столу, который был выполнен в виде составленных снарядных ящиков. На общий стол Игорь выложил копчёную колбасу, сало и пару банок с черной и красной икрой – присутствующие одобрительно заулыбались. Игорь буднично выставил на стол коньяк. Командир подмигнул начальнику штаба и тот принял на себя обязанности котлового, разливая коньяк по металлическим, керамическим и пластиковым кружкам.

- Давайте, мужики, за победу, - сказал Игнатьев. – Я верю, что она обязательно будет, хотя мы, скорее всего, её не увидим.

Офицеры чокнулись и выпили. Пайковые галеты с черной икрой оказались более экзотическим блюдом, чем мог предложить даже самый элитный московский ресторан.

***

Ночью командир второго батальона доложил, что наблюдатель одного из опорников обнаружил выдвижение крупных сил пехоты, до двух взводов, которые шли налегке, без техники, намереваясь застать врасплох сидящих на ВОПе бойцов. Игнатьев поднял артиллерию, «Грады» накрыли поле, где были обнаружены цепочки людей. Самым краем пакет зацепил вражескую пехоту, заставив их отказаться от своих намерений.

- У меня в полку есть всего три рабочих тепловизора, - сказал Игнатьев. – Я их лично распределяю по взводам, в зависимости от угроз ночных атак. Вот, сегодня не прогадали. Цели были обнаружены и накрыты.

- А связь чем держите? – Игорь задал вопрос, который интересовал его ещё со вчерашнего дня.

- Китайскими «Баофенгами», - ответил командир полка. – Офицеры и контрактники закупили себе, буквально перед операцией. И сейчас вся радиосеть выстроена практически на них…

- А как же наши «Азарты»? – удивился Котлов.

- Вы сейчас хотите дискредитацией нашей армии заняться? – уточнил Игнатьев. – Пожалуй, не стоит…

- Понял, - кивнул Игорь.

***

Весь следующий день шла подготовка к форсированию Дончанки, со всех оставшихся подразделений Игнатьев собрал шестьдесят человек, которым были отданы два танка, шесть БМП и одна МТ-ЛБ с установленной на ней 23-мм зенитной пушкой ЗУ-23-2. Согласно разработанному плану, форсирование водной преграды должно было пройти на двух направлениях, на третьем Игнатьев решил только обозначить попытку и предупредил командира взвода, назначенного старшим в эту группу, чтобы тот максимально правдоподобно имитировал попытку форсирования, оттягивая на себя внимание противника.

Механикам-водителям БМП была поставлена задача подготовить свои машины к преодолению водной преграды, возможно, вплавь. Бойцов досыта покормили горячей пищей, изыскав такую возможность, и рассредоточили по лесопосадкам в исходных районах.

Ночью оба танка,оглашая темноту свистом турбин и лязгом гусениц, были выведены на огневые позиции, обеспечивающие обстрел окрестностей переправ. С наступлением утра, ещё в сумерках, боевые машины пришли в движение. От исходного района до назначенных мест форсирования им необходимо было пройти порядка двух-трёх километров.

Одна колонна была обнаружена практически сразу и по ней начала работать вражеская артиллерия. Увеличив скорость движения, три БМП и МТ-ЛБ с «зэушкой» проскочили участок заградительного огня, и вышли к переправе. Первая машина, не останавливаясь, сходу вошла в воду. Ширина реки в этом месте не превышала пятнадцати метров, но противоположный берег оказался более обрывистым, чем можно было оценить с разведывательного «Элерона». На плаву БМП уткнулась носом в берег, но не смогла выйти из воды, и её стало разворачивать течением. Попытки механика-водителя хотя бы развернуть машину для возвращения на свой берег успеха не имели, а так как машина текла со всех щелей, вскоре она опустилась на грунт, двигатель заглох. Из воды торчала только башня с высоко поднятой пушкой. Мокрый десант стоял на крыше, не зная, как им спасаться.

Остальные остановились на урезе воды. Командир группы доложил Игнатьеву о своём положении, но командир полка не успел ничего предпринять – вражеская артиллерия начала обстрел переправы. Находящиеся на затопленной БМП люди стали сбрасывать с себя снаряжение и прыгать в холодную апрельскую воду, те, кто был на берегу, спасаясь от огня артиллерии, рванули обратно.

Вторую колонну накрыли миномётами возле переправы. Одна мина попала прямо в БМП. Группа так же была вынуждена вернуться.

Лучше всех отработала демонстрационная группа, которая изо всех сил имитировала переправу, но так и не была обнаружена противником. Танки вообще не сделали ни одного выстрела, так как в течение всего сражения не увидели ни одной цели.

Котлов всё это действие практически в режиме реального времени наблюдал, находясь на командном пункте полка, слушая доклады и глядя на карту. К вечеру Игнатьев подвёл итоги: убитыми полк потерял тринадцать человек, шестеро были ранены, ещё четверых бесследно унесло потоком воды, и во время их поиска был утрачен последний имеющийся в полку разведывательный БПЛА «Элерон». Потери в технике составили две БМП – одна была полностью уничтожена прямым попаданием 120-мм мины, другая стояла по башню в реке, и достать её пока не представлялось возможным. В докладе командиру дивизии прозвучала только одна БМП, трое убитых и шесть раненых. Тела десяти человек, погибших при попадании мины в БМП, из-за продолжающегося обстрела забрать не удалось, а раз так, то, пока тел не было «в наличии», в список потерь их вносить не стали.

- А как же родственники? – наивно спросил Котлов.

- Вы о чём? - усмехнулся Игнатьев.

- Их же надо оповестить.

- Обойдутся. Пусть вон, телевизор смотрят. Верят в нашу скорую победу.

Игорь обратил внимание, что Игнатьев вообще никак эмоционально не реагировал на человеческие потери, понесённые полком. Он словно абстрагировался от осознания того, что погибли люди – во многом, по вине командиров, пославших их на заведомый убой. По его личной вине.

Но это работала огромная машина войны, огромный механизм, в котором он был всего лишь небольшой шестерёнкой, проворачивающейся ровно настолько, насколько её провернёт более сильная шестерёнка. Ему сверху приказали имеющимися силами провести форсирование реки и захватить плацдарм – он это сделал. Он не отказался выполнить приказ, он всего лишь не достиг поставленной цели, а это уже другое. Сказано же в боевом уставе, что «упрёка заслуживает не тот, кто в стремлении уничтожить врага не достиг поставленной цели, а тот, кто проявил бездеятельность, нерешительность и не использовал всех возможностей для выполнения поставленной задачи». Игнатьев был тем, кем он должен был быть, и обладал теми качествами, какими должен был обладать. Бессмысленный и ничем не обеспеченный приказ он выполнил, доказав лишний раз своему руководству, что он исполнительный офицер.

Парадигма войны заключается в необходимости признавать, и даже включать в тактические расчёты, тот факт, что при решении боевых задач будут гибнуть люди. Гражданское общество, далёкое от войны, не способно принять такую реальность, в которой человек и его единственная жизнь выступают в роли расходного ресурса. И не должно принимать.

Потому что достижение каких-либо целей через смерть людей – это противоестественное состояние человечества. Но человечество живёт этим ровно с той минуты, когда структура общественного строя позволила разобщить людей на классы – высший, средний и низший. Когда эволюция диктата достигла уровня, при котором высший класс для достижения своих целей, мог без объяснения истинных причин отправлять в сражения низшие слои, смерть которых провозглашалась как смерть во имя всего общества. Несогласие отдельных представителей низшего слоя с такой постановкой вопроса объявляется ересью и предательством, а от массового народного несогласия, которое может вылиться в импичмент высшей власти, удерживает лишь то обстоятельство, что заявленные цели высшего слоя не должны сильно отличаться от чаяний низшего слоя. Иначе будет хаос. В мире успешны лишь те государства, где правительству удаётся соблюсти баланс интересов со своим населением, сохраняя над народом допустимый контроль.