Резец небесный - Ле Гуин Урсула Кребер. Страница 22
Голова раскалывалась. Орр набуровил в обшарпанную раковину холодной воды, окунул лицо и держал так с полминуты, покуда хватило дыхания. Выпрямился красный, мокрый и ослепший, точно новорожденный.
Хабер имел над ним моральное превосходство, но чем доктор действительно подсек и держал неумолимо цепко – так это силой закона. Попробуй уклонись только от добровольной диспансеризации – сразу подпадешь под обвинение в незаконном использовании препаратов и увидишь небо в клеточку. Или, того хуже, угодишь в специзолятор, откуда, поговаривают, вообще нет возврата. Если же не уклоняться, а просто не помогать в ходе сеансов, сопротивляться пассивно, Хабер пустит в ход весьма действенный инструмент принуждения – те же наркотики, которые Орр может теперь получать лишь по предписанию своего лечащего врача. Жизнь без них казалась Орру невозможной, куда менее приемлемой, чем сумасшедшая мысль плюнуть на все и отдать себя во власть неконтролируемых сновидений.
Даже сейчас, принуждаемый видеть эффективные сны на каждом очередном сеансе, Орр боялся представить себе, какая судьба уготована человечеству, если он увидит сон без гипнотически заданного сюжета. Все-таки хоть какие-то рамки. Вдруг увидишь кошмар пуще прежнего – того, например, что привиделся на последнем сеансе. Орр так мучительно переживал, так сильно этого страшился, что сам себя уверил – беды не миновать. Лучше уж по-прежнему глушить себя депрессантами, решил он твердо. И это было единственным непреклонным его решением. Но именно в нем Орр целиком и полностью зависел от Хабера, потому и вынужден во всем ему подчиняться. Круг замкнулся. Крыса в ловушке. И носится теперь по лабиринту на потребу ученому-маньяку. А выхода нет. Нет выхода. Нет. Проложить забыли.
«Но Хабер ведь отнюдь не маньяк, – печально отметил Орр. – У Доктора вполне рассудительный ум – или же он обладал таковым прежде. Похоже, именно от моих снов он и мог рехнуться. Теперь доктор точно персонаж из шекспировской драмы, а уж роль-то ему досталась – нарочно не придумаешь, из самых что ни на есть заглавных. Отелло, Гамлет и Ричард II в одном лице. Или совсем наоборот – роль играет им самим, а он этого уже не осознает… Но ведь намерения у доктора самые благие, разве не так? Он тщится разом изменить к лучшему жизнь всего человечества. Ну а вдруг получится?»
Снова жутко разболелась голова. На сей раз Орр сунул ее прямиком под леденящую колючую струю, только потому и услыхал телефонную трель из гостиной. Утираясь на ходу полотенцем, он нырнул в сумрак комнаты, вслепую сорвал трубку:
– Алло… Алло, Орр слушает!
– Мистер Орр, это Хитер Лелаш, – донесся далекий скрипучий альт.
Жаркая неодолимая волна, не очень-то уместная после всех только что пролитых слез, пронизала Орра снизу доверху – точно внезапно выросшее и тут же расцветшее деревце, корешками в паху, а цветочками в мыслях.
– Слушаю вас, – машинально повторил он в полной растерянности.
– Не могли бы мы встретиться, потолковать кое о чем?
– Само собой… Разумеется, можем встретиться.
– Отлично. Не хотелось бы водить вас за нос – сразу же скажу: к этой машине, Аугментору, нам с вами не придраться. Все в рамках закона, обычное лабораторное оборудование, несколько усиливающее эффект терапии. Прошло необходимые тесты, соответствует всем установленным стандартам, а теперь зарегистрировано еще и в ЗОБ-контроле. Ваш доктор – настоящий профи. Я сперва не совсем точно поняла из ваших слов, с кем предстоит иметь дело. Откровенно порочных людей на подобные посты обычно ведь не назначают.
– На какие еще посты?
– Ну, ведь он все же директор Государственного онейрологического института… как-никак.
Почему-то Орру весьма импонировала манера собеседницы начинать любую саркастическую сентенцию с вяловато примирительного «ну». Видимо, как юрист она привыкла тем самым как бы выбивать из-под потенциального противника стул, а затем, как бы поддерживая на лету, подсунуть «спасительную» соломинку необходимого в споре аргумента. Похоже, и по части мужества энергичная Лелаш ему, жалкому слизню, могла дать солидную фору.
– Ах да, помню, разумеется! – смешался он.
Доктор Хабер получил свое назначение на следующий же день после того, как Орр обрел новое лесное обиталище. Дачный сон длился тогда всю ночь напролет, и больше доктор даже не пытался повторять подобную всенощную, в таком самоистязании не выявилось особенного смысла, так как на столь продолжительный сеанс никак не хватало одного гипнотического задания. А в тот единственный раз Хабер вскоре принужден был сдаться и, подключив к пациенту Аугментор, способный удерживать того в заданном режиме сна, позволил расслабиться рядышком в кресле и себе самому.
Однако сон, который посетил Орра на следующем же дневном сеансе, оказался столь глубоким, долгим и затейливым, что по пробуждении пациента оба они так и не сумели до конца разобраться, в чем все-таки заключаются перемены, что именно удалось Хаберу улучшить на сей раз. Засыпал Орр еще в старом кабинете, а проснулся уже в стенах ООИ – стало быть, Хабер сам себе устроил протекцию. Но, видимо, одним этим последствия сна не исчерпывались
– погода тоже вроде бы стала посуше, возможно, изменилось и еще что-нибудь существенное. Уверенности не было. Ни в чем не было уверенности.
Орр еще попытался тогда возражать против столь радикальных перемен в столь сжатые сроки, и Хабер, мгновенно с ним согласившись, перенес следующий сеанс почти на неделю, дабы дать пациенту возможность прийти в себя. Все же Хабер – человек вполне благожелательный. А кроме всего прочего, к чему ему резать гуся, несущего золотые яйца.
Гусь. Вот точное слово. «Точное мое определение, – констатировал Орр. – Тупо гогочущий белый гусак». Забывшись, Орр прослушал последнюю реплику собеседницы.
– Простите, – извинился он. – Я что-то недослышал. Боюсь, сейчас у меня с головой не все в порядке. В переносном смысле, разумеется.
– Вы не больны? – встревожилась Лелаш.
– Нет, вполне здоров. Просто зверски устал.
– Оно и понятно, вы же видели столь удручающий сон, про Великий Мор и всякие связанные с ним огорчительные подробности. Видок после него был у вас тот еще. Эти сеансы всегда так на вас действуют?
– Нет, не всегда. Сегодня как раз выдался не самый удачный. Полагаю, вы могли заметить это… Так когда же мы все-таки встретимся?
– Да-да… Ну, скажем, за ленчем в понедельник. Вы ведь работаете в центре, в мастерских Бредфорда?
Не без изумления Орр вспомнил, что это действительно так. Грандиозный гидротехнический проект Бонвиль-Уматилья, призванный обеспечить растущие потребности в воде и энергии гигантских несуществующих ныне городов Джон-Дей и Френч-Глен, истаял как дым. В Орегоне вообще осталось всего лишь одно более или менее крупное поселение, гордо претендующее на звание города, – Портленд. А сам Орр не служил более чертежником в большой государственной компании. Теперь он работал на частника в конструкторском бюро небольшого инструментального производства по Старк-стрит. Ну конечно же.
– Годится, – ответил он, промешкав чуть дольше, чем следует. – Перерыв на ленч у меня с часу до двух. Можем встретиться у Дейва, на Энкени.
– С часу до двух. Стало быть, у Дейва. Тогда до встречи в понедельник!
– Погодите-ка! – воскликнул Орр. – Послушайте. Не могли бы вы… Не могли бы пересказать, что говорил доктор Хабер? Я имею в виду, что именно внушал он мне под гипнозом? Вы ведь все это слышали, мисс Лелаш, не так ли?
– Да, слышала, разумеется, но, боюсь, мистер Орр, рассказать не смогу, уж простите. Это ведь может повредить вашему исцелению. Если бы пациенту полагалось знать, доктор сам бы и рассказал. Боюсь, это не вполне этично.
– Наверное, вы правы.
– Весьма сожалею. Итак, до понедельника?
– До понедельника, – глухо откликнулся он в полном отчаянии и бросил трубку.
Она не поможет. Ей не занимать ни мужества, ни напора, но силы ее, увы, совсем не те. Возможно, Лелаш и заметила это, но отмахнулась, как от наваждения, как от мушек в глазах. Да и как ее можно винить за это? Орр на собственной шкуре испытал тяжесть раздвоения памяти – а ей к чему это лишнее бремя? С чего бы это ей верить слюнявому психу, который, бессвязно бормоча и брызгаясь во все стороны, несет при том невесть что?