Няня без башни - Максимовская Инга. Страница 4
– С мужиком, у которого от рук отбились две наглые девчонки, пес и гребаная охрана, не ловящая мышей, – рявкнула наглая девка, поднимаясь на ноги. – Заходите люди добрые, берите, что хотите. Тут хозяин, весь из себя властный пластилин, только щеки раздувать умеет. Да женщин запугивать, – зло выплюнула она, отряхивая руками круглый зад.
Я сглотнул липкую слюну, и отвел глаза. Впервые с тех пор, как я потерял жену, в моей душе шевельнулось что-то иррационально пугающее.
– Уволена, – слишком спокойно, даже равнодушно, сказал я. – Ты побила предыдущий рекорд, можешь гордиться. И Лизе передай, что ее агентство я смешаю с грязью.
– Ничоси, как быстро. Папочка, так не честно, – проныла Анютка, надув свои губки похожие на розовые лепестки. Они похожи на мать. Точные ее копии, наверное поэтому мне так тяжело быть с ними рядом. Наверное потому я так хочу сбежать из дома. Чтобы не чувствовать этой омерзительной, раздирающей душу тоски.
– Ой, как жалко, – фыркнула рыжая ведьма. – Не нанимал, чтобы увольнять. Тоже мне, царь Додон. Вот и пас сам своих мелких исчадий. Аривидерчи. Тоже мне, царь тьмы, мать его за ногу.
Она захромала к забору опять. Что ей там, медом что ли намазано? Или метлу она там свою припарковала? Ну не с неба же она свалилась на самом деле?
– Я вашему агентству такую рекламу сделаю… А тебя, я тебя…
Она даже не обернулась. Ухватилась руками за ограду и…
Люся Зайка
Дал бог зайке «милльярдерскую» лужайку
Со страху, наверное, а может от злости, колышущейся перед глазами мерзкой пеленой, я вцепилась руками в прутья забора в полуметре от болтающегося на пике моего оторванного капюшона. Чуть правее, совсем забыв о том, что особняк обнесен оградой с сюрпризом. Раздался треск, я почувствовала, как у меня по всему телу встают дыбом волосы, и успела подумать, что Жабыч напрасно ждет от меня материалов, да и в принципе меня. «Напрасно старушка ждет сына домой». Потом раздался грохот, я расцепила сведенные судорогой пальцы, взмахнула руками и почувствовала, что лечу. Падение мое в глубины ада казалось бесконечным, а вот полет шмеля, потрескивающего вздыбленными волосенками, совсем наоборот очень стремительным оказался. Я ляснулась на спину. Помяв дорогущую изумрудную траву, издав странный булькающий звук, и закрыла глаза, ощутив мокрые противные прикосновения к своему горящему лицу, стараясь не думать, кто меня так старательно лижет. Наверняка же не этот напыщенный надменный хмырь, и не дочурки его адские.
Мармеладик. Я боюсь собак с детства. До полусмерти. После того как маленькую Люсю, возвращающуюся из магазина с бидоном молока и пакетом мясных костей на суп, едва не растерзала бродячая свора, я обхожу барбосов по кривой дуге.
Воздух сейчас вонял псиной, смертью, и…
– Па, ты видал? Видал? – впился в мой взбудораженный разум восторженный детский голосок. – Давай ее оставим, а? Мы с Янчиком такого шоу сто лет не видели. С тех пор как няня Катя с лестницы в тазу съехала.
– Ага. Тогда тоже круто было. Но сегодня даже интереснее, – подхватил восторженный, странный для крошечной девочки, бас. – Ты слышал, как она трещала? Класс. Па, ну пожалуйста. Ну давай оставим, а? А мы за это… Ань, что мы за это?
– Мы за это скажем, где поставили капкан, – хихикнуло исчадье. Господи, это что вообще?
– Она не животное, чтобы ее оставлять, – вымученно произнес бархатный баритон над моей головой. Облизывание моего лица прекратилось, я выдохнула и открыла левый глаз. Правый, от чего-то никак не желал разлепляться.
– Я вас засужу, – просипела я жалко, уставившись в глаза, похожие на две черные пустые дыры. – По законодательству вы не имеете права…
– Имею. У меня есть разрешение. Кроме того, напряжение там низкое. Скорее для устрашения и отпугивания слишком любопытных рыжих баб и пронырливых журналюг.
Меня передернуло. Неужели догадался? Тогда, сейчас меня будут бить, возможно даже ногами. Но это все же лучше, чем быть скормленной Мармеладику. Хаха, фаршированный зайкой мармеладик, звучит как песня. Зато тогда, может, Жабыч сжалится над пострадавшей в бою за рейтинги его издания, Люсенькой.
– Я не журналюга, – хныкнула я, пытаясь принять сидячее положение. Спину я содрала наверное до мяса, и сейчас она страшно у меня болела и саднила. – Слушайте, дяденька. Отпустите меня. Я больше так не буду, – вспомнив свое уличное детство, проныла я, стараясь выдавить слезу. Не вышло. А раньше всегда работало. Черт.
– Я знаю. Какая из тебя писака? На физиономии же конопатой написано, что ты девять классов окончила и три коридора. Но у меня нет особого выбора, к сожалению, – ухмыльнулся чертов наглый мерзавец. И как я не вцепилась в его прилизанную шевелюру? Сдержалась, колоссальным усилием воли, ну и боль во всем теле еще конечно сыграла немаловажную роль. Да у меня полтора высших, я журналистка от бога. Я школу с медалью закончила, невзирая на семейные обстоятельства. Вот скот. Ну ничего, это не он меня оставит, а я сама останусь. Я такой материал сделаю, этот хмырь слезами умоется. И девчонок его я таки научу любить свободу.
– А знаешь, я подумал и решил, мы все таки тебя оставим. Только объясни мне, какого лешего ты через забор полезла? Охрана предупреждена была о твоем приходе. Я жду с утра. Ты опоздала, кстати. На будущее, я этого не люблю. Сделаю выговор Елизавете, что она плохо своих нянек муштрует. Приступаешь к работе сегодня. Зарплата оговорена с Елизаветой Аркадьевной. Униформу получишь у горничной. Давайте, шевелите ботами своими, Людмила Павловна. И еще, я не люблю неповиновения, уяснили?
– А вертела я вашу нелюбовь. Оставит он меня. Я вам что, крыса ручная? Охрана у него. Да ваша охрана мух ловит, да фильмы срамные по компьютеру смотрит, – буркнула я, наконец заняв вертикальное положение и оценив обстановку. Девчонки, как дети из старого фильма про кукушат замерли в полуметре от инсталляции, под названием «Зайка на лужайке» и о чем то оживленно перешёптывались. У меня по спине пробежал холодок. Их папаша, стоял надо мной и смотрел сверху вниз, как на муху, будто раздумывая прихлопнуть меня, или отдать на растерзание двум своим дьявольским продолжениям. Хотя нет, он уже все решил. – Люблю я, знаете, через заборы лазить. Хобби у меня такое – лазить через заборы. Лазить через заборы, ставить на место наглых хамов, и воспитывать Оменов.
– А я смотрю вы любите детишек, – ощерился Метельский, став похожим на хищника. Вот сейчас мне немного и страшно стало. С этим человеком нельзя шутить. И мне бы надо просто сказать ему об ошибке и отправиться в полицию, в ад, куда угодно. Лишь бы подальше. Но вместо этого, меня словно черт за язык снова дёргает.
–«Ну как вам сказать. Бэзумноооо». Только это, я не Людмила Павловна.
– А кто же вы? – в глазах моего нового начальника зажигаются нехорошие огоньки.
– Люся, – уныло выдохнула я. Видимо с правдой то придется повременить. Ну что ж, господин метельский. Вы сами себе подписали приговор. Я такую статью накропаю, Жабыч удавится. Ну держись, семья Метельских. Да и девчонок этх оборзевших надо встряхнуть. Они еще не поняли, какого врага себе нажили. Я няня? Прекрасно.
– По контракиу вы должны будете жить в моеам доме. Если сбегаете раньше, чемзакончится испытателтный срок, денег не получаете. Если получаете травму, страховка предусмотрена.
– Не переживайте, – хищно сокалилась я, – вы от меня не избавитесь, пока я буду нужна детям. Я готова приступить к своим обязанностям. Только вот униформу свою засуньте…
– Не надо играть с огнем, девочка, – сузил глаза Метельский и вот тут я задумалась, что совать голову в пасть льву, все же не самая лучшая из моих затей. Но отступать было уже поздно.
Глава 4
Лев Метельский
Гарун бежал быстрее лани
Я смотрю как мои дочери вяло ковыряются в тарелках с отвратительным месивом, и чувствую поднимающуюся к горлу, вихрящуюся злость. В моей тарелке та же субстанция, к которой я не притронулся. Повара что ли уволить к чертовой матери? Но он старается готовить то, что полезно детям. Хотя… Ризотто с тыквой, как по мне, совсем не детская еда. Вздрагиваю, услышав дикий грохот, несущийся откуда-то из недр дома. Сминаю пальцами вилку, оглядывая взглядом абсолютно спокойных, жующих девочек.