Вперед в прошлое 7 (СИ) - Ратманов Денис. Страница 40

— Так вдруг завтра война? — сказал я. — Поменяете у меня за две пятьсот?

— Да иди ты козе в трещину! Спекулянт хренов! — буркнула она, удаляясь. Остановилась метрах в двадцати и наградила меня кукишем. — И тебе на!

Парень, судя по всему, обмен произвел, спрятал деньги в карман и убежал. Спустя минуту подошел колхозного видя дядька, остался ни с чем. К нему я подходить не стал, выжидая кого-то более безобидного. Дождался женщину возраста моей матери, перехватил ее и предложил купить доллары по курсу 1:2500.

Она засомневалась в подлинности купюр, мы проверили их у валютчика, как и в прошлый раз, и я стал богаче на тридцать пять тысяч. Воодушевившись, поехал на станцию Новогиреево, присмотрел там обменник. Дождался пожилую женщину, крашеную в блонд, возмущенную беспределом валютчиков, попытался убедить не менять рубли.

Удостоверившись, что это невозможно, предложил ей обмен по своему курсу. О, как она торговалась! Пыталась вытрясти у меня копеечку, как Базилио и Алиса — из Буратино. Убеждала, что я и за полторы тысячи доллары не продам.

— Так мне не к спеху. С баксами-то ничего не случится, они в ходу будут, даже если война.

В конце концов женщина сдалась и, не проверяя деньги, обменяла полтинник. Будто бы наяву я услышал дзынь, как в игровых автоматах.

Едем дальше! Следующая станция — Шоссе энтузиастов!

Здесь я разбогател на двадцать пять тысяч

Авиамоторная! Сорок!

Но я вовремя заметил крепких мужчин, шагающих ко мне с разных сторон. Благо к переходу я был намного ближе, юркнул туда. Догонят — отнимут все заработанное! А там много, очень много.

По эскалатору я несся, перепрыгивая ступеньки и отшвыривая людей, загромоздивших проход. Если поезд задержится, мне хана. Вон уже эти два амбала вниз ломятся!

И тут прибыл поезд на конечную, я запрыгнул в крайний вагон, глядя на преследователей, преодолевающих последние ступени. Заглянул в налитые кровью глаза шагнувшего на перрон амбала и похолодел: он был готов убивать. Но поздно, я успел. Поезд тронулся!

Я глянул на мелко дрожащие пальцы. Все, с авантюрами покончено. Интересно, они догадались, что я отбираю хлеб у валютчика, или поняли, что меня можно ограбить? Без разницы. Раз уж еду назад, заскочу домой, сброшу балласт, все равно обменял почти все и даже чуть больше.

Дед так увлекся новостями, что не заметил хлопка двери. Денег было столько, что книга еле закрылась. Я на всякий случай взял тридцать тысяч рублями — ну а вдруг кто-то согласится рассчитаться в национальной валюте? Плюс полтинник — куртку купить.

Черкизон жил своей жизнью и напоминал исполинский муравейник. Нет — улей, потому что муравьи не гудят. Добирался я туда с Партизанской, через так называемую АБВГДейку (гостиничный комплекс Измайлово), а дальше — за людьми с тележками. Навстречу челноки шли гружеными, волокли сумки, чтобы купленное перепродать в других районах или городах.

Чем ближе к рынку, тем больше валютчиков с табличками, красномордых баб, держащих вроде как заводскую водку, а на самом деле разлитую дома, продавщиц сигарет поштучно и семечек. Романтика эпохи, так ее и разэтак.

К счастью, здесь рубли пусть неохотно, но брали. Правда, с прошлого раза цены подросли процентов на тридцать. На десять тысяч я набрал колготок, на пять — носков, на шесть — женских трусов. Ну вот почти и все, можно уходить. Но я решил прошвырнуться по рядам, посмотреть, что почем, и купить себе куртку, чтобы не выглядеть бомжом. Рассчитывал я, что стоить она будет тысяч тридцать-сорок, максимум пятьдесят.

Пока попадались только джинсы, ветровки, страшные стариковские плащи. Интересно, почем тут кожанки? У нас они стоили 100 долларов и выше, а вдруг они тут вдвое дешевле? Мне еще зимние ботинки нужны, но можно перетоптаться, а вот кожанка…

Ноги сами понесли к рядам с верхней одеждой. Разум зацепился за надпись на картоне «Распродажа! Футболки 500, 1000! Шорты 500, 1000, 2000!» — кричали красные буквы. Ага, ликвидация летнего товара, в Москве зима надолго, а вот у нас такое может пойти. Я остановился, сунулся в коробку. Достал белую футболку с крупными красными буквами USA.

— Только маленькие размеры, —лениво сказала продавщица.

Я отобрал десять, попросил выбрать ходовые размеры белых шортиков с полоской на боку, расплатился, утрамбовал сумку. Дальше попалась такая же распродажа, только футболки были вообще по триста рублей. Дешевле грибов. И более приличные, типа «Каппа спорт». Я заработал сегодня двести тысяч, почему бы не привезти подарки друзьям? Будет у нас такая униформа. Футболка побольше подойдет Памфилову, маленькие — Борису, Яну и Алисе. А вот Лихолетова с ее буферами (из памяти выплыла самая выдающаяся часть дедовой любовницы) — вряд ли. Рядом продавались белые носки с черными полосками и черными носками — как раз в тон. Правда, стоили они в два раза дороже, зато были качественными.

Сумка все наполнялась, нагрудный карман, заменявший кошелек, пустел.

Наконец ноги принесли меня к контейнерам с верхней одеждой. Вот они, кожанки! Аж пульс участился, как на голую женщину, так мне хотелось модную куртку, черную! И чтобы много карманов и молний.

«Ты посмотри, какие они уродливые! — проснулся опыт взрослого. — Восемьдесят долларов! Это весь твой заработок, а сейчас такое время, что правильнее вкладывать и умножать деньги, а не спускать их на шмотки».

Сглотнув слюну, я посмотрел на кожанку взглядом взрослого. И правда ведь уродство, как бочонок, и вырез ворота глубокий, как у педика. И как я раньше этого не замечал?

Я поплелся назад, вообще забыв, что мне нужна куртка. На душе было пусто и холодно, как в гнезде, откуда улетела мечта. Спохватился я на выходе из рядов, вернулся, просмотрел куртки и пришел к выводу (не без участия памяти взрослого), что этот бомжацкий прикид не стоит денег, которые за него просят. Вот косухи — другое дело, косухи — классика, но дерматиновых я не нашел, а кожаные стоили от ста баксов.

Уже уходя, я обнаружил в коробке для распродажи джинсовую куртку, утепленную овечьей шерстью.

— Она бракованная? — Я указал на куртку.

Смуглая женщина, то ли узбечка, то ли таджичка, сказала с легким акцентом:

— Маленькая, на подростка. Одна осталась. На тебя.

— И почем?

Гостья из Средней Азии прищурилась, оценила кеды не по сезону, дедову куртку с закатанными рукавами, качнула головой.

— У тебя столько нэт.

— И все же. Вдруг есть? — улыбнулся я.

— Пятдисят.

Я мысленно пересчитал потраченное. Остаться должно чуть меньше, сорок пять пятьсот, если быть точнее, из этого двадцать восемь — рублями.

— Сорок есть, —начал торг я.

К моему удивлению, она махнула рукой.

— Бери за сорок. Два год лежит, миш поест.

Я примерил куртку: чуть велика. Но это и хорошо, на весну сгодится, я скоро как начну расти!

— Беру! — я отсчитал деньги и домой отправился немного счастливый.

Сегодня буду спарринговать с Лёхой, приду прямо вот так, пусть не думают, что я нищеброд!

В квартире деда дверь была распахнута, в зале орал телевизор, в кухне — радио. Дед, разлегшийся на диване, вскочил на одной ноге и подался мне навстречу, тараща сияющие от счастья глаза:

— Наши прорвали оцепление и освободили Белый Дом! Взяли штаб МВД и едут на Останкино! Военные переходят на нашу сторону, псы Ельцина бегут!

Началось.

Я перевел взгляд на телевизор, где бесновалась толпа, ехал горящий БТР, доносились крики и стрельба, а потом камера приблизила окровавленное лицо молоденького милиционера, который закатил глаза, будто умирающая птица, и задергался в агонии.

Чему ты радуешься, дед?

Но главное, я не помнил, чтобы в моей реальности захватывали правительственные здания. Так ли оно было, или произошли изменения, и надо готовиться к большой беде?

На второй план отошли и радость от сотен тысяч рублей, которые буквально на голову упали, и тревога за Каналью, и Чумаков, томящийся в дурдоме, и спарринг с Лёхой, который должен состояться уже через два часа.