Хозяйка лесопилки, или Забытая жена (СИ) - Хаард Дара. Страница 2

— Нэнька! — услышала я совсем рядом крик несносной тетки. Она была тут такой же, приживалкой, помогала по хозяйству и была дальней родней матери Азалии. Я переждала, пока она уйдет дальше, и выскользнула из мойки. Искать меня тут тетка не додумалась, все знали, что Нэнька не любит мыться, посмеивались за ее спиной и обзывали грязнулей, чернавкой и другими неприятными кличками. Я решительно пошла в сторону девичьей комнаты Азалии. Всю жизнь не попрячешься.

Комната сестры была намного больше, светлее, беленые стены разрисованы цветами, считалось это модным и красивым, мебель добротная, деревянный пол вымыт дочиста, сама же Нэнька и скребла его до ночи под вопли и стенания сестры, которая всего боялась. И новой семьи, и новой роли, и того, что разлюбит, и того, что не сможет быть ему ровней, в общем вечные вопли всех невест.

Сейчас возле сестры хлопотали бабки приживалки, кто соли нюхательные под нос сует, кто воды подает, а кто ноги разминает. Азалия была противоположностью Нэньке. Высокая, светловолосая, светлокожая, было видно, что в кости широкая, и быть ей, как и маменьке, через пару лет дородной да круглолицей. Тем более в памяти Нэньки Азалия любила булки сладкие поедать да пироги трескать.

— Где ты ходишь? — возмутилась сестрица, увидела меня и рукой отогнав бабок, посмотрела на меня подозрительно. Я даже замерла: неужели поймет, что я не Нэнька? — Смотри-ка, даже умылась чернавка, — Азалия фыркнула, — Думаешь, не знаю, что ты на моего жениха глаз положила, мерзавка, даже не думай, он мой!

Дальше девушке возмущаться не дал громогласный ор из коридоров:

— Едут! Едут!

Все ломанулись на выход, а сестра взвизгнула:

— Я еще не готова! Нэнька, быстро сапоги натягивай, — Азалия показала на свои ноги, стоящие на низкой табуретке. Я стала одевать на ее распухшие ноги сапоги, еле справилась, так и хотелось сказать, что чаи распивать надо меньше по ночам. Азалия встала, и я только сейчас увидела, что платье на ней не такое, как на всех домашних.

Никакой рубахи или сарафана, длинное, в пол платье из струящегося белого материала, лиф украшен камнями и золотой тесьмой, корсет утягивает талию, делая полуоткрытую грудь еще крупнее. На голове у Азалии была прическа, искусно украшенная такими же камнями, как на платье. Сестрица, увидев мои удивленные глаза, фыркнула:

— Вишь, какую красоту мне мой любимый передал, тебе такое и не снилось совсем.

Нэньке точно такое не снилось, я же похожее платье уже один раз примеряла на свою свадьбу и пока повторения не хочу. Мне бы тут осмотреться да понять, что дальше делать, жить, как Нэнька жила, пусть не впроголодь, но с вечными упреками и побоями я не собиралась. Беспросветная это жизнь.

В комнату вошла маменька Азалии, Нэнька даже не знала, как ее зовут, так как все тут ее так и называли — маменька. Женщина была крупной, громогласной и надменной.

— Ну чего ты вошкаешься! —рявкнула она на дочь, — Говорила я тебе намедни, чтобы точно ко времени на выходе ждала, господа не любят, когда опаздывают! Вот не найдет тебя жених на крыльце и уедет в другое место невесту искать.

Азалия глазками поморгала, вызывая крупные слезы.

— А ну, не реветь, — маменька мимоходом смела меня с пути, так что я врезалась в стену и замерла там, боясь, что пошевелюсь, меня совсем затопчут, — белила испортишь, опять танцовщиц вызывать, чтобы красоту навели, а времени нет, уже карета подъехала, да гости выходят.

Маменька взяла дочь за руку и потащила ее из комнаты, словно куклу. Видимо, у бедной Азалии от нервов ноги ходить перестали.

— Нэнька, быстро за мной пошла, негодница, — цыкнула на выходе маменька, — и не отсвечивай раньше времени, как скажу, подойдешь, каракуль свою на бумаге поставишь и ступай в свою каморку.

Я не поняла, что мне сказала маменька, но кивнула, не хватало еще затрещину получить, у этой бабы, это как здрасти сказать. Мне даже стало интересно: это что там за аристократ согласился жениться на вот этом всем. Даже я, далекая от высшего света, да и вообще от всего такого аристократического, понимала, что не чета эта семейка, аристократам. Или в этом мире аристократы другие. В памяти Нэньки образ любимого был освещен звездами, меня даже слепило от великолепия, так что верить памяти я не собиралась.

Глава 2

Все домашние высыпали встречать гостей. Те, кто породовитей, в свите Азалии, а те, кому не по чину, прятались по углам да кустам, чтобы ничего не пропустить да рассказывать потом всем, кто согласен слушать о таком значимом у торгового люда событии. Крыльцо было большим, с резными деревянными колоннами.

Вообще, тут красивая была резьба, времени разглядывать не было, но, видно, с любовью дом строился везде, где только можно, узоры да целые картины из дерева. У меня отец любил этим делом заниматься, да меня немного учил в детстве, но мне больше выжигать картинки нравилось. Самое большое мое творение из дерева ложка, которую вырезала маме на Восьмое марта, на этом мои труды прекратились, так как появились другие увлечения. Я вздохнула, на меня сразу зашикали стоящие рядом бабки. И правда, чего я тут вздыхаю, радость должна быть на лице написана.

Карета, что въехала на большой двор, была красивой, черная, матовая с золотистыми узорами и блестящем гербом на дверце. С козлов соскочил слуга в ливрее и с поклоном открыл дверь. Сначала вылез мужчина красивый, что ж Нэнька не зря на него запала. Высокий, темноволосый, со жгучими черными глазами, которые смотрят так, словно он тебя насквозь пронзает. И теперь встает вопрос, что такой вот красавчик нашел в дуре Азалии. Ну ни в жизнь не поверю, что он в нее влюбился. Подозрительно все это.

Красавчик подал руку вылезшей следом даме. Платье у нее было богатым, пышные рукава, узкая талия, сжатая корсетом, тонкая накидка на плечах с белым пушком. На голове шляпка, которая на высокой прическе смотрелась скорее как украшение, а не предмет одежды. Дама была в возрасте и скорей всего приходилась Надиму матерью. Она огляделась, брезгливо поджав губы, и вцепилась в руку своего отпрыска, словно в спасательный круг. Третьим был пожилой мужчина с папкой в руках, на лице которого написана вся степень его негодования. Он оглядел собравшихся людей и поджал губы:

— Госпожа баронесса, я не намерен задерживаться здесь дольше, чем положено, — сказал мужчина.

Законник, тут же пронеслось в голове. Нэнька помнит почти похожего мужчину, который приезжал к ней, когда она была мала, сразу после смерти родителей. Тогда и жить ей было легче, потом его приезды прекратились, и Нэньке стало резко жить худо. А вот у меня от этих воспоминаний возникли подозрения, но пока времени подумать о них не было.

Маменька и отец Азалии поклонились господам, а потом дядька, взяв за руку дочь, подвел ее к Надиму. Сестра светилась от счастья и смотрела на аристократа коровьими глазами.

— Постойте, — вылез вперед законник, — сначала подписи, пожалуйста, потом товар.

И пролистав что-то в своей папке, он вдруг дунул на листы. В воздухе появилась странная штука, похожая на ручку, но не материальная, а словно соткана из серебряных крапинок. Я, как и все вокруг, открыла рот от удивления: магия. Тут есть магия! В памяти Нэньки есть что-то о магии, но о чем-то недостижимом, ведь ею пользуются только аристократы.

Законник осмотрел стол, который стоял тут же, заставленный закусками, быстрый слуга уже стянул в сторону скатерть, не обращая внимание на падающую с другой стороны посуду. Дворня, замершая, боялась слово сказать. А родители Азалии только переглянулись.

— Вот, читайте, подписывайте, надеюсь, читать вы умеете? — буркнул себе под нос законник.

— Мастер Бук, — одёрнула его баронесса, впервые подав голос, — прошу вас, возьмите себя в руки.

— Простите, — смешался законник, унимая свое возмущение.

Дядя вышел вперед и схватившись за висящий в воздухе предмет пытался что-то написать на бумагах, но ручка все время выскакивал у него из рук, не давая ничего писать.