Мой неверный муж (СИ) - Лейк Оливия. Страница 54

— Ага, братья.

Два брата-акробата: один хрен, другой лопата.

— Моя клиника в Замоскворечье в его здании находится. По договору аренды, все четко, но Давид решил пересмотреть его… — вдаваться в подробности не стала.

— Слушай, Поль, холодно. У меня машина на парковке. Поехали, кофе попьем, да домой тебя отвезу. У меня уши уже отваливаются.

Я огласилась. Я хочу в тепло. И хочу домой.

Мы взяли кофе в каком-то баре. Ехали молча. Слушали Касту. Я не фанат, но что-то знакомое. В машине пахло кожей, немного табаком, нотка апельсина и горчило ладаном. Это, кажется, парфюм Реутова. Приятное сочетание, какое гипнотически оригинальное и мягкое. Марат пах резко, дико, буйно: жара, песок, горячие смолы.

— На чай проситься не буду…

— Да я и не приглашу, — ответила, когда остановились у моего дома.

— Дети?

— Двое. Но их сейчас нет. Просто не хочу.

— Я тоже чай не очень, разве что утром, — равнодушно пожал плечами. — Ты плачешь… — неожиданно потянулся и поймал слезинку кончиками пальцев.

— Это остаточная реакция. Я уже их не чувствую, просто организм стрессует.

— Полина, все будет хорошо. Я проверял. Все проходит. Все забывается.

— А у тебя хорошо сейчас, Паша? — я правда хотела знать. Что такое «хорошо» после болезненного развода? Когда оно, это хорошо, наступает? Он задумчиво молчал. Освещенный до середины лица тусклым фонарем: глаз не видно, только губы и щетинистый упрямый подбородок.

Паша все еще молчал. Я все еще напряженно ждала.

— Иди домой, — губы дрогнули в темноте салона, — мастерица неудобных вопросов.

— Ясно, — горько хмыкнула. Я почти вышла, когда он поймал мою ладонь и чуть сжал.

— Если ты не сдох от боли — это уже не мало. А тебе есть ради кого своими руками сделать это «хорошо». Плевать на общество, нормы, чужое мнение. Делай свое хорошо, Полина…

Я думала об этом всю ночь.

Делай свое хорошо…

Ни на какого не оглядывайся. Всегда будет кто-то, кто не примет и осудит. Это не зависит от решения. Развестись или сохранить семью. Стать домашней девочкой или строить карьеру. Рожать еще или остановится на прекрасной двойне. Только я. Если мне будет хорошо, моим детям будет хорошо. А остальное — не моя забота.

Утром я только успела умыться и натянуть домашнюю одежду, когда в дверь постучали. Детей еще не должны привезти. С ними вообще Марат гулять собирался. Или у него дела с матерью своего будущего ребенка нарисовались? Не удивлюсь. Она явно из тех женщин, которым присмотр нужен. Может, в наш дом перевезет ее: необходимо же контролировать допустимый уровень шампанского в крови.

Я посмотрела в глазок. Загитов. Один. Открыла и молчала. Ну нечего мне ему сказать. Все! Все закончилось.

— Поля… — уставший, с тяжелым взглядом и хмурой складкой на переносице. — Пустишь?

Я не отошла с прохода. Конечно, нет. Не хочу оставаться с ним наедине.

— Марат, — я плечом обессилено прислонилась к дверному косяку, — давай уже разведемся, а? Хватит мучить друг друга. Мы еще можем быть хорошими родителями…

Я ведь умная женщина. Нам нужно как-то примириться и общаться. Далее если очень-очень не хочется.

— Полина, Полюш… — споткнулся о мой взгляд. — Я клянусь, что не посылал к тебе Камиллу. Клянусь! Она просто дура. Господи, набитая дура! — воскликнул, взвинчено и агрессивно.

— Женщина характеризует мужчину, — я констатировала факт.

— Да, я тоже дурак. Тупой членоносец. Подлый предатель. Гадкий изменник. Я все это знаю, Полина. Но дай мне шанс. Дай нам шанс! Мы же любим друг друга. Скажи, что мне сделать, и я сделаю. Клянусь. Все сделаю, только не отталкивай.

— Отпусти меня, Марат, — тихо сказала. Вот мое истинное желание. — Отпустишь?

Он глубоко, гневно втянул трепещущими ноздрями воздух, глаза кровью налились, из ушей пар. Как непокорный боевой жеребец рыл копытом землю.

— Проси, о чем угодно, только об этом не проси, — мрачно проговорил. — Об этом не проси.

Я пожала плечами и закрыла перед ним дверь. Других просьб у меня нет.

Когда выходила из дома в магазин, нашла записку, а рядом декоративный изящный сундучок. Я развернула ее: наспех написанная, отрывистым резким почерком, эмоционально, стремительно.

Поля, до суда не буду давить и требовать ответа. Подумай, пожалуйста. Хорошо подумай. Я люблю тебя. Мы можем еще быть счастливы. Я не хочу быть жестоким с тобой. Но я не могу тебя отпустить. Я без тебя не смогу, понимаешь? Никогда не мог. Я всегда любил только тебя. Я всегда буду любить только тебя. Три месяца, Поля. Это и так слишком много, но я готов. Не больше. Блядь. Прости меня, моя королева.

Пы. Сы. Это твои украшения. Почему не забрала?

Я сжала в руке записку и прикрыла глаза. Ох, Марат, какой же ты невозможный. Такой взрослый. Такой ребенок. Ему всегда легче было дать, чем объяснить, почему не хочешь. Но не в этот раз. У меня просто нет ресурса простить, принять, забыть. Нет силы и великодушия. Я не святая. Я обычная, и я устала. Никогда не думала, что так будет, но сейчас мне невыносимо дышать с ним одним воздухом. Его слишком много. Мольбы. Обещания. Упреки. Угрозы. Я устала от него… Любила сильно. Люблю больно. Буду… Нет. Не буду любить. Больше не буду…

К концу следующей недели нас огорошили сообщением, что у здания поменялся собственник. Пока никаких требований и новых вводных. Но мы с Верой еще пуще начали заниматься вопросом нового подходящего помещения. Марата как собственника не ставила в известность, потому что он не отозвал доверенность на управление. Наоборот, от Адама Данияровича, на которого Загитов оформил долю Семенова, тоже пришла доверенность. Показывал мне, что могу быть хозяйкой, и тут же бегущей строкой, что он на себя не стал долю оформлять — не хочет делить совместно нажитое. Прожженный адвокат и циничный муж.

В пятницу утром мне позвонили из приемной нового собственника, пригласили на встречу. Башня Эволюция. «West House». Пятьдесят первый этаж. Я догадывалась, кто собственник здания…

— Паша, — сухо кивнула, когда за секретаршей закралась дверь. Та обсмотрела меня как ревнивый цербер. — Твоя? — указала в ее сторону. — Мне стоит беспокоиться за мой кофе?

— Проходи, присаживайся, — указал на сервированный к деловому завтраку столик. — Не стоит. Марина в принципе не любит красивых женщин, но безобидна. У нее проблемы с пунктуацией, и я каждый день угрожаю ее уволить. Вот она и боится.

— А почему не увольняешь? — с интересом взяла из его рук капучино.

— Она начинает плакать и говорить то про сына, которого кормить нужно, то про дочь, которая часто болеет.

— У нее двое? — нахмурилась, отмечая, что девушка достаточно молодая. Ранняя, что ли?

— Мне кажется ни одного. Но врет и плачет она виртуозно, а запятые я и сам поправить могу.

Я рассмеялась. Как ему это удается. Взял и отвлек меня от главного вопроса.

— Паша, ты выкупил здание Черкесова?

— Ни я лично. Оно перешло в актив «West House». Это часть обеспечения сделки. Черкесов очень упирался, но контракт сулил слишком большую прибыль. Жадность победила.

— Что теперь будет? — осторожно спросила.

— Думаю, нам стоит продолжить сотрудничество.

— Ну а ты чего хочешь, Паша? Извини, но я не верю в мужской альтруизм.

— Зря ты так, Полина. Я хочу сделать элитные лофты наверху здания, а первый этаж — клиника премиум класса. Это хороший бизнес-проект. Мы будем партнерами. На тех же условиях, что с Давидом Каримовичем.

— Все так просто? — как-то странно, что все разрешилось относительно мирно и спокойно.

— Полина, мне не нужно покупать женщин. Или шантажировать их ради интима. С сексом у меня проблем нет.

Я прикусила губу и демонстративно осмотрела Реутова: красивый, статный, статусный мужик с надменной улыбкой и веселым прищуром светлых глаз. Действительно, зачем ему покупать женщин? Я ведь была когда-то с ним. Видела голым… Поджарый, крепкий, высокий. Если не усохло ничего, то и ниже пояса вполне достойно. Это я как врач ответственно заявляю.